Корона порока

— У нее слишком много власти в этом отборе. Учитывая, что она, вообще-то, участница, — скривилась я.

— Амили была правой рукой прошлого Верховного, — пожал плечами Вейл. — Не удивлюсь, если она же станет следующим.

Вокруг сверкали софиты, взрывались фейерверки, гремела музыка. Мое отвратительное настроение совершенно не соответствовало такой праздничной атмосфере, а от всеобщего веселья становилось только еще хуже.

Я пустым взглядом смотрела на сцену, где разворачивалось представление, а сама с сожалением вспоминала предложение Леона: пройти на отборе как можно дальше и отдать свою часть силы кому-то так, чтобы создать перевес не в пользу Амили.

Что ж, я начинаю понимать парня, хоть и не знаю его мотивов.

Может, Амили и имеет опыт в управлении и знает, что такое власть, но она сделала из своего положения козырь. Амили уже вертит правилами отбора так, как угодно только ей. Сначала она не предупреждает меня об испытании, а это явный билет на вылет, потом эти дурацкие отдельные кулисы… Уж не знаю, для чего это колдунье, но мне она все равно смогла насолить: отняла шанс последний раз по-человечески поговорить и попрощаться с Леоном.

Закипая от злости, поймала себя на мысли: будь я и правда носителем части силы Верховного, приняла бы предложение Леона и сражалась бы не за победу, а против Амили.

— Пойду задам им всем планку, — с явной насмешкой произнес Вейл и поднялся с дивана. Не составило труда догадаться, что маг палец о палец не ударил, чтобы подготовиться к испытанию.

Я ответила на лукавую улыбку друга и краем глаза заметила настороженный взгляд нашего спутника. За весь вечер он и слова не произнес. Только сидит в своем углу, делает вид, будто не слушает, и косо поглядывает. От него так и разит надменностью. Мерзкий тип.

Но одно радует: колдун рядом со мной и Вейлом чувствует себя не в своей тарелке — среди горбатых ровная спина считается уродством. Вот и этот маг, кажется, оказался слишком серьезным и ответственным для нашего с Вейлом кружка лентяев.

В тот момент, когда на сцене объявили начало испытаний, Вейл уже исчез в коридоре. Толпа взревела, и под бурные овации ведущие представили первого претендента на место Верховного.

Телец появился на сцене, аплодируя сам себе. Я добродушно рассмеялась, с интересом наблюдая за происходящим с высоты своего балкона. Площадь, набитая людьми, стихла. Все замерли в ожидании предстоящего зрелища. Вдоволь насладившись предвкушением публики, Вейл своим выступлением открыл отбор.

Чародей раскинул руки и молча поклонился, и я заметила, как из-под пышных рукавов выпорхнули десятки знакомых зеленых птиц. Пташки облетели сцену, замерли на ступенях и на металлических прутьях декоративных скульптур, а потом запели.

Несмотря на то что в маленькой комнатке был экран, проецирующий все главные события, я вихрем слетела с дивана и встала у самого края ложи. Хотелось все видеть в подробностях собственными глазами.

Я никогда не слышала, как поют птицы. И пусть это все иллюзия, сердце трепетало от каждой ноты.

Заливистые звуки легкой мелодии вдруг разбавил низкий, тягучий голос Вейла. Правда, он кое-где фальшивил, и на увеличенных проекциях толпы я даже успела заметить несколько недовольных лиц. Видимо, неумелое пение Тельца оскорбило чью-то тонкую натуру. Но не меня.

Он пел легко, беззаботно, будто не замечая недовольства зрителей. Его не волновало отсутствие слуха или срывавшийся иногда голос. Вейл пел для себя, и даже слова выбранной песни это подтверждали.

«Я хочу быть свободным». Эта строка повторялась из куплета в куплет. Слова перекатывались мягкими волнами, а потом взрывались быстрыми и громкими всплесками. Легкий мотив быстро запоминался, и я сама не заметила, как начала притопывать в такт простой мелодии.

Когда песня закончилась, Вейл откланялся и поднялся на открытый балкон над сценой. Он первый оказался в ложе, предназначенной для выступивших участников. Мужчина развалился в кресле и картинно подпер голову так, что указательный и средний палец касались виска. По самодовольному лицу сквозила улыбка, и я поняла, что Вейлу нравится произведенный им эффект.

На самом деле с трудом верилось, что к этому номеру маг не готовился. Но такие мысли мгновенно испарились, когда на всеобщее обозрение вышел следующий претендент.

С появлением на высокой сцене Русалки декорации преобразились сами собой. Портьеры за спиной девушки превратились в водопады, цветы по краям сцены — в морскую пену. Лестницы казались слепленными из песка и плоской гальки, а балкон, где уже сидел Вейл, обратился в ракушку.

По толпе пронесся шепот одобрения и восхищения, а когда вся сцена превратилась в дрожащую волну, люди взорвались овациями. Русалка пела, танцуя на гребне иллюзорной волны. Платье девушки блестело в софитах, и казалось, будто оно тоже соткано из воды. Изумительное, завораживающее зрелище. А кульминация номера и вовсе заставила каждого вздрогнуть.

Исполнив последний куплет, хрупкая девушка вскинула над головой руки и в одно мгновение рассыпалась морской пеной. Над площадью, полной магов, повисла гробовая тишина. Люди в суматохе подались вперед, стремясь найти хотя бы след пропавшей чародейки.

Спустя несколько секунд напряженной тишины толпа разразилась восторженными криками — из воды, из которой будто состояла сцена, вдруг поднялась неестественно тонкая, высокая волна. Она росла, меняла форму и вскоре обрела человеческие черты. Пена обратилась в светлые волосы, льющиеся на хрупкие плечи, а вода материализовалась в уже знакомую фигуру.

Я даже не заметила, что все это время стояла с открытым ртом. Русалка, прекрасно понимая, какое впечатление произвела, с широкой улыбкой поднялась на балкон к Вейлу. Зачарованные декорации моря медленно растаяли.

У меня не осталось никаких сомнений — Русалка представила всем свой талант, полученный вместе с силой Верховного. Однако она, как потенциальная правительница, ни слова не сказала о себе или планах на Приму. Или все это шоу изначально было задумано для демонстрации дара? Неужели все участники уже успели его обнаружить и подчинить? Да и захотят ли прилюдно раскрывать главный козырь?

Я искала на экранах Вейла, но все они как один показывали Русалку или повтор ее блистательного выступления. Тельца удалось разглядеть, лишь когда девушка проходила мимо него, чтобы занять свое место на балконе. В эти несколько мгновений я успела увидеть на лице друга полнейшее безразличие и все ту же спокойную улыбку.

— Почему еще не бежишь на сцену?

Сухой голос из угла комнаты раздался настолько неожиданно, что я вздрогнула. Уже и забыла, что в этом зале ожидания сижу не одна.

— А почему должна? — Выгнув бровь, я обернулась к мерзкому типу. Он сидел, устало прикрыв глаза.

Мужчина что-то раздраженно буркнул под нос и очень медленно поднял опухшие веки, блестящие от пота.

— Потому что ты выступаешь следующая. — Темные глаза сверкнули от плохо сдерживаемого презрения.

Я охнула. Нехотя бросила магу слова благодарности и поспешила по тому же пути, по которому еще совсем недавно уходил Вейл. Мой мрачный собеседник не соврал: на извилистом пути к сцене я встретила организаторов, которые, поторапливая меня, подсказывали дорогу. Откуда-то сверху лилась музыка, гремели овации. А затем ведущий объявил следующего претендента. Меня.

Вязкий страх сковал тело, а сердце кусочком льда опустилось в желудок. На негнущихся ногах я направилась к сцене, не имея ни единой идеи о том, что буду делать. В горле пересохло, мысли сплелись в неразборчивый ком.

Я медленно, стараясь казаться спокойной, поднялась по ступеням. Но всю напускную уверенность как ветром сдуло, когда глазам открылся целый океан людей, бушующий под сценой. Тысячи глаз были устремлены на меня. От страха лица незнакомцев теряли очертания и постепенно слились в неразборчивую живую массу.

Вопреки ожиданиям, мое появление не сопровождалось ни музыкой, ни декорациями. Только редкие аплодисменты и гулкий цокот каблуков. Я почти слышала злорадный смех Амили — ее выходка сошла с рук и лишила меня любого шанса на дальнейшее пребывание во дворце Верховного. Даже Вейл сумел сымпровизировать, имея лишь минимальные знания о мероприятии. А мне остается только позориться и… забалтывать толпу. А что еще делать, когда особых талантов не имеешь, и даже магия тебе не покорна?

Сквозь туман бушующих эмоций я заметила небольшой помост, высящийся у самого края сцены. Неуверенно заняла его и, чувствуя, что голос осип от волнения, откашлялась. Этот неприятный звук, усиленный с помощью магии, моментально разнесся по всей площади. На небоскребах, высящихся по периметру, и небесных проекциях я заметила свое лицо: испуганное, бледное, с длинным шрамом на правом виске и скуле. Тем самым шрамом, который я получила в день, когда от Окраин остались только руины.

Воспоминания моментально помогли прийти в себя, а в груди разгорелось пламя надежды. Мое участие в отборе не будет напрасным. Я заставлю людей вспомнить, что в мире есть вещи более важные, чем напускное веселье и глупые шоу. Магия — не игрушка для аристократов, а ресурс, от которого зависит судьба человечества.


Почему они этого не понимают?!

— Окраины, — набрав полную грудь воздуха, начала я, — нуждаются в нашей помощи. Целый район сровнялся с землей, и я…

Слова резко обратились в крик, когда лодыжку ужалила острая боль. Мышцы рвались под натиском незримого лезвия, которое проникало вглубь, вгрызалось в плоть и рассекало связки, державшие кости. Холод стремительно сменился жаром. Кровь залила подол и розовые туфли. Ноги подкосились, и я, не сумев устоять, упала вперед.

Вопль ужаса застыл в горле, когда я поняла, что лечу со сцены высотой в несколько этажей, а ближайшие люди — за ограждением и не смогут прийти на помощь вовремя. Все внутри превратилось в лед, а мой визг, усиленный магией, пронзил Центр.

Тело с глухим треском соприкоснулось с каменной кладкой. Я услышала чей-то крик и испуганные рыдания. Через застилающий глаза туман увидела, как толпа в панике отхлынула назад. Оглушенная болью, не могла сопротивляться слабости и стремительно теряла контроль над собой. Веки безвольно опустились, и я отключилась.





ГЛАВА 11




Я проснулась, ощущая ломоту во всем теле и тяжесть, что приковывала к постели. Голова будто налилась металлом, череп распирало изнутри. Морщась, я поднялась на подушках и часто заморгала, пытаясь понять, где нахожусь.

Комната перед глазами кружилась, предметы двоились и, заметно дрожа, накладывались друг на друга и снова сходились в настоящую картинку. Стоило чуть повернуть голову, мир опять расщеплялся на множество копий, а через время стягивался в одну. Медленно, чтобы не поймать новый приступ тошноты от головокружения, я обвела комнату взглядом.

Светлая, незнакомая мне спальня нежилась в солнечных лучах. Непонятно только, в утренних или вечерних? В кресле рядом с кроватью спал парень. Его руки покоились на подлокотниках. Грудь под белой, смятой во сне рубашкой, медленно вздымалась при каждом вздохе. Голова была запрокинута назад и чуть повернута в сторону. Я не видела лица, но точно знала, кто стережет мой сон.

— Леон! — тихо позвала я и придвинулась ближе к краю. Слабой рукой коснулась локтя парня, и тот, вздрогнув, проснулся.

Вихры каштановых волос торчали в разные стороны. На лице остались полосы — отпечатки от кресла, к которому парень прижимался во сне щекой, уже покрывшейся едва заметной щетиной. Чародей моргнул, прогоняя остатки сонливости, и в медовых глазах заплескалось волнение вперемешку с изумлением и тихим восторгом.

— Ого, ты меня помнишь, — хрипло прошептал он, и широкие брови в удивлении поползли на лоб.

— А почему я должна тебя забыть?

Пока Леон внимательно всматривался в мое лицо, я сконцентрировалась на его глазах. Цеплялась за яркие янтарные озерца, как за спасительную соломинку, чтобы снова не провалиться в болото забытья. Боялась, что комната вновь начнет водить хоровод, а я опять потеряю контроль над телом и отключусь.

— Ари, — аккуратно начал Леон и склонился ко мне, сильно сократив расстояние между нашими лицами. Голова закружилась сильнее прежнего, в лицо ударил жар, но отстраняться не стала. — Ты помнишь, что случилось?

Конечно, помню. Хотелось бы верить, что случившееся на церемонии открытия — кошмарный сон. Но тело горит изнутри, кости ломит от боли, и я чувствую себя так, будто меня заново собрали по кусочкам. Это достаточное доказательство. Мне не приснилось.

— Я упала со сцены…

По телу расползся холод, меня мелко затрясло. Глаза наполнились слезами, и я спешно смахнула их тыльной стороной ладони. Это простое движение далось адским трудом, и из груди вырвался дрожащий всхлип.

Насколько же сильно пострадало мое тело? Я прикусила дрожащую губу, чтобы спрятать от Леона вновь нахлынувший страх, но мои страдания не укрылись от цепкого взгляда Льва.

Он осторожно, словно боясь повредить и без того израненное тело, накрыл мою руку своей и крепко, но аккуратно сжал похолодевшие пальцы.

— Меня хотели убить? Так же, как убили другую участницу?

Отчаяние билось внутри ледяными волнами, оковы страха сдавливали легкие, мешая дышать. Горячие соленые капли катились по бледным щекам, щекотали сухие губы и срывались с дрожащего подбородка. Я, стыдясь слез, поспешно принялась их утирать, но Леон вдруг притянул меня к себе.

— Нет, Ари, — успокаивал мои рыдания он. Гладил по волосам, убаюкивая. — Поверь, никто не пытался тебя убить.

Напуганная, я сильнее прижалась к Леону. Он с ногами забрался на кровать и лег рядом, не выпуская из крепких объятий. Гладил по плечам и спине, помогая унять дрожь.

— Почему ты так думаешь? — с недоверием проговорила я. Голос предательски дрожал, слезы застилали глаза.

— Потому что заклинание направили в ногу. Хотели бы убить — стреляли бы в грудь или сразу в голову. Столь мощное заклятие не оставило бы тебе шансов.

Сердце объяло морозной коркой. Холодная капелька пота скользнула вдоль позвоночника. Справившись с душащим комом в горле, я произнесла:

— Может, убийца хотел обыграть все как несчастный случай. Не устояла на сцене. Упала. Разбилась.

— Нет! — Леон утер слезы с моей щеки и заправил серый локон за ухо. — Вероятность погибнуть, упав с такой высоты, крайне мала.

Направив внутренний взор вглубь воспоминаний, я снова прожила те страшные мгновения. Перед глазами отчетливо стоял стремительно приближающийся камень мощеной площади. В вечер открытия мне казалось, что лечу с огромной высоты.

— Ты была напугана, — напомнил Леон, когда я поделилась с ним своими мыслями. — На деле же самое страшное, что могло произойти при неудачном падении, — перелом позвоночника, ушиб мозга или сотрясение. Как раз последнее и еще несколько переломов — твой случай.

Тогда понятно, почему Леон спрашивал о том, что я помню. Сейчас я еще не до конца пришла в себя, но в памяти вполне могут обнаружиться пробелы.

— Почему я не в лазарете? — Я снова обвела взглядом комнату, ни капли не похожую на больничное помещение.

— Потому что ты в моих покоях. Я заразился твоим недоверием к людям, — грустно улыбнулся Леон. Его теплая ладонь невесомо легла на мою голову, пальцы осторожно нырнули в пепельные пряди.