Корона когтей
Часть 46 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Никто из нас не поднимает оружия.
– Начинайте! Я не буду повторять.
Я поднимаю меч, одними губами произношу: прости меня, и атакую.
Люсьен не ожидал от меня такой прыти. Он блокирует мой выпад, но в то же время отшатывается назад. Я использую свое преимущество, атакуя снова, все время пытаясь решить, должна ли я целиться в его сердце, чтобы закончить все быстро. Пытаясь заставить себя поверить, что я когда-нибудь смогу всадить свой клинок ему между ребер…
Я наношу удар, и острие моего меча рассекает грудь Люсьена, как спелый плод.
Таллис хлопает в ладони и смеется, а Люсьен задыхается, прижимая свободную руку к ране. Кровь струится между его пальцами.
Опустив клинок, я тянусь к нему.
– Люсьен… мне очень жаль…
– Нет, – рычит он на меня сквозь стиснутые зубы. – Вы должны продолжать сражаться… – Он бросается на меня, заставляя отступать, пока я парирую удар за ударом, пока не ныряю ниже, чтобы прицелиться ему в живот. Недостаточно быстро. Он отступает и тычет мечом мне в плечо…
От боли у меня перехватывает дыхание. Я падаю на колени, когда он выдергивает клинок.
Люсьен тяжело дышит и выглядит так, словно его вот-вот стошнит.
– Поднимите меч. Продолжайте сражаться.
Моя правая рука бесполезна. Кровь течет из раны на плече, капая с пальцев на траву.
К нам приближаются двое стражников.
– Адерин…
В его глазах столько мольбы.
Я хватаюсь за меч и, шатаясь, поднимаюсь на ноги. Поднимаю лезвие. Снова и снова опускаю его по широкой дуге, пока Люсьен уступает мне дорогу.
Похоже, Таллис все еще наслаждается. Толпа, наблюдающая за нами, постепенно замолкает.
Я продолжаю атаковать. Но недели болезни и дни пыток в Цитадели ослабили меня. Моя рука болит под тяжестью меча, дыхание прерывается от боли в раненом плече, а слезы на глазах мешают видеть.
Люсьен крутит меч. Вырывает у меня из рук оружие. Я пошатываюсь, и он ловит меня. Направляет конец своего меча под мои ребра.
Я пристально смотрю на него. Поднимаю пальцы, чтобы коснуться его заплаканного лица.
– Заруби ее насмерть! – кричит Таллис. Она сидит на краешке стула, глаза ее сверкают. – Заставь ее страдать, Руквуд, или страдай сам…
– Позвольте мне… Позвольте мне взять мой меч, – я пытаюсь освободиться от его хватки, но Люсьен качает головой. – Я собираюсь покончить со всем. Я не могу больше смотреть, как вы страдаете. Я не могу заставлять вас страдать.
– Нет, она вас сожжет…
Призрак улыбки.
– Я смирился. Если есть что-то после этой жизни, значит, я скоро увижу вас. Если нет… я люблю вас, моя дорогая Адерин.
Он целует меня и отводит руку…
Слишком поздно. Стражники хватают нас, обезоруживают Люсьена и растаскивают в стороны. Они начинают тащить нас к каменным столбам, в то время как два других стражника зажигают факелы от жаровни, которая стоит рядом. Я борюсь в руках своих мучителей, пытаясь дотянуться до их незащищенных лиц, чтобы сжечь их прежде, чем они сожгут меня…
Крики и звон металла, бьющегося о металл, эхом отдаются от темных арок, ведущих в подземелья и помещения темных стражников.
Стражники медлят.
– Закуйте их в цепи! – кричит Таллис. – Сейчас! Я приказываю вам…
Стрела пролетает мимо моего лица и вонзается в одного из стражников, державших меня. Он стонет. Падает на землю.
Таллис смотрит, широко раскрыв рот и глаза.
Арон шагает через ближайшую арку, обнажая меч.
– Все кончено, вероломная сука, – его голос разносится по арене. – Это последний раз, когда ты причиняешь боль тем, кого я люблю, – даже отсюда я слышу, как задыхается Верон. Рот Арона кривится в усмешке, когда Таллис поворачивается к нему лицом. – Лучше тебе самой покинуть трон, тиран, прежде чем тебя оттуда сбросят.
Крик ярости Таллис заглушает внезапный шум, разливающийся по арене, когда люди высыпаются из арки. Темные стражники и лучники из Галена сражаются с наемниками и разношерстной гвардией из Бритиса и Олориса.
Повсюду вспыхивают бои. Стрела вонзается в спину стражника, борющегося с Люсьеном. Верон выхватывает меч у стражника и спрыгивает с платформы в гущу наемников Таллис. Я протягиваю назад свою здоровую руку и впиваюсь пальцами в плоть стражника, все еще держащего меня, пока его кожа не покрывается волдырями, он кричит и отпускает меня. Схватив его топор, я вонзаю его в ногу аристократки – кажется, одной из родственниц Патруса, – когда она бросается на меня с клинком.
Преображенные дворяне появляются в небе над Цитаделью и начинают нападать на тех, кто расположился на балконе; некоторые из них бегут внутрь, чтобы спастись, некоторые начинают стаскивать с себя одежду, чтобы изменить форму. Леди Крамп нападает на одну из Покаянных, крича от разочарования и шока, когда ее прикосновение оказывается не в силах поставить бескрылую женщину на колени.
И Таллис…
Ее нигде не видно.
– Адерин, ты ранена… – Арон стоит рядом со мной с мечом в руке. Он тяжело дышит, кровь сочится из пореза на виске, но он выглядит более живым, чем за последние недели. – Эмет, отведи королеву в безопасное место…
– Нет! Мы должны найти Таллис. Мы должны покончить с этим. Нельзя допустить, чтобы она снова сбежала.
Арон осматривает переполненную арену, когда из-за заборов раздаются крики – бескрылые повернулись к стражникам позади них.
– Там… – Эмет указывает на маленькую дверь у основания зубчатой стены. Таллис стоит перед ним с топором темного стражника в руке. – Эта дверь надежно заперта. Она пытается срезать замок… – он поворачивается, чтобы отразить удар меча олорийского дворянина, и вонзает свой меч в живот мужчины. – Дамарин! Приведи ее вниз…
Но Дамарин, отвлеченная криком Эмета, сбита с ног одним из наемников Таллис, а Люсьен…
Люсьен кричит. Он упал на колени, схватившись за лицо, а человек перед ним поднял меч…
Верон кричит и бросается в атаку, отбрасывая нападавшего Люсьена в сторону и отправляя жаровню в полет. Сухое дерево, сложенное у одной из каменных колонн, начинает пылать.
Вокруг меня бушует битва, крики и вопли оглушают меня, и повсюду трава окрашивается кровью. Я хочу пойти к Люсьену, но Таллис рывком распахнула дверь в бойницу…
– Иди… – Арон сует мне в руку свой меч и берет меч мертвого олорийца. – Покончи с этим. Я позабочусь о Люсьене…
Покончить с этим. С этими словами я нахожу в себе силы бежать.
За дверью – крутая, тесная лестница, чуть шире моих плеч, ведущая к проходу вдоль верхней части зубчатой стены. Лестница в основном в тени, если не считать света, проникающего через дверной проем и падающего через несколько узких щелей в стенах через большие промежутки. Я начинаю подниматься, не дожидаясь, пока глаза привыкнут.
Таллис далеко впереди меня.
Но я думаю… я думаю, что догоняю ее. Она борется с юбками и шлейфом своего платья, спотыкаясь через каждые несколько шагов; похоже, она сгребла объемистую ткань в свои руки и пытается удержать вместе с топором.
Платье, которое я ношу, платье, предназначенное для того, чтобы унизить меня, совершенно не мешает.
Я сжимаю рукоять меча. Бегу еще быстрее. Стискиваю зубы от боли в плече, от судорог в бедрах и жжения в легких.
Таллис проклинает меня и швыряет топор в мою сторону, а я прижимаюсь к стене…
Топор пролетает мимо меня, безвредно отскакивая от каменных ступеней.
Она смотрит на меня, ее лицо бледное, как луна в тусклом свете. Она поворачивается и бежит к двери наверху лестницы. Вырывается на вершину зубчатой стены и пытается закрыть дверь за собой.
Но я слишком близко. Я пробиваюсь сквозь проем.
Таллис бежит к двери, ведущей обратно в Цитадель, пытаясь разорвать лиф платья, чтобы преобразиться.
– Не в этот раз, ты, дьявольское отродье… – Я бросаюсь вперед, прыгаю на шлейф ее платья и заставляю ее растянуться. Корона Когтей соскальзывает с ее головы и катится по каменной дорожке.
Таллис поворачивается и пытается отползти от меня, подтягивается вверх и хватается за низкий парапет, окаймляющий дорожку. Цепляется за железные кольца в камне, те, что удерживают веревочную сеть арены. – Отпусти меня! Отпусти меня! – ее рот кривится в оскале. – Ты предательница своего рода, ты позор, ты…
Я прижимаю острие меча к ее подбородку, заставляя ее запрокинуть голову.
– Достаточно.
– Ты смеешь нападать на свою королеву? – она смеется. – Я могла бы сделать Соланум великим. Он мог бы стать центром империи. Но теперь он падет, как и Селония. И это будет твоя вина. Ты неудачница, Адерин. И ты умрешь неудачницей. Ты и эта бескрылая тварь, за которую ты вышла замуж.
Краем глаза я вижу, как ее правая рука вытаскивает из кармана нож…
Я делаю шаг назад и опускаю меч по широкой дуге. Лезвие впивается в ее предплечье, рассекая мышцы и кости, а также веревку под ними, пока не царапает камень парапета. Отрубленная конечность падает на пол. Кровь брызжет мне на ноги и начинает струиться ручьями между камнями мостовой. Таллис пошатывается. Воет от боли, цепляясь за культю оставшейся рукой, пока кровь пропитывает ее серебристый корсаж.
– Нет! Нет… что ты… что ты наделала?
– Я превратила тебя в одну из тех, кого ты ненавидишь, в одну из бескрылых. Скажи мне, моя королева, как ты себя чувствуешь? – я поставила ногу на парапет рядом с ней и приставила меч к ее сердцу, заставляя себя смотреть ей прямо в глаза. – Это было за Одетту и за Арона. А это… за всех бескрылых Соланума и за всех дворян тоже. За всех, кому ты когда-либо причинила боль. За всех нас.
Ее глаза расширяются, когда я вонзаю клинок ей в грудь. Когда я вытаскиваю меч, Таллис поскальзывается и падает назад. Долгое мгновение она лежит на сети веревок, тянущихся от парапета, и смотрит на меня. Но в сети образовалась брешь, и она не может за нее зацепиться. Она проваливается сквозь веревки и падает с вершины зубчатой стены вниз, на арену далеко внизу. Ее тело задевает пылающее дерево возле каменной колонны. Пламя подскакивает вверх, когда ее юбки загораются, и она начинает гореть.
Она кричит – высокий, пронзительный крик агонии прорезает шум битвы, а после растворяется в реве огня.
Таллис мертва.
Меч выскальзывает у меня из руки, и я падаю на колени, меня снова и снова тошнит, пока то немногое, что осталось в желудке, не извергается наружу. Я отползаю как можно дальше от стены, подальше от рвоты, крови и отрубленной конечности Таллис. Я сажусь спиной к парапету. Закрываю глаза.
Я знаю, что должна вернуться. Или, по крайней мере, искать укрытие на лестнице; внизу все еще бушует бой, а я здесь одна и беззащитна.
Но я слишком устала, и мне слишком больно, чтобы я могла двигаться. Если я дышу слишком глубоко, от мучительной боли в раненом плече выворачивает живот. А если я вернусь и обнаружу, что Люсьен мертв, или Арон…
– Начинайте! Я не буду повторять.
Я поднимаю меч, одними губами произношу: прости меня, и атакую.
Люсьен не ожидал от меня такой прыти. Он блокирует мой выпад, но в то же время отшатывается назад. Я использую свое преимущество, атакуя снова, все время пытаясь решить, должна ли я целиться в его сердце, чтобы закончить все быстро. Пытаясь заставить себя поверить, что я когда-нибудь смогу всадить свой клинок ему между ребер…
Я наношу удар, и острие моего меча рассекает грудь Люсьена, как спелый плод.
Таллис хлопает в ладони и смеется, а Люсьен задыхается, прижимая свободную руку к ране. Кровь струится между его пальцами.
Опустив клинок, я тянусь к нему.
– Люсьен… мне очень жаль…
– Нет, – рычит он на меня сквозь стиснутые зубы. – Вы должны продолжать сражаться… – Он бросается на меня, заставляя отступать, пока я парирую удар за ударом, пока не ныряю ниже, чтобы прицелиться ему в живот. Недостаточно быстро. Он отступает и тычет мечом мне в плечо…
От боли у меня перехватывает дыхание. Я падаю на колени, когда он выдергивает клинок.
Люсьен тяжело дышит и выглядит так, словно его вот-вот стошнит.
– Поднимите меч. Продолжайте сражаться.
Моя правая рука бесполезна. Кровь течет из раны на плече, капая с пальцев на траву.
К нам приближаются двое стражников.
– Адерин…
В его глазах столько мольбы.
Я хватаюсь за меч и, шатаясь, поднимаюсь на ноги. Поднимаю лезвие. Снова и снова опускаю его по широкой дуге, пока Люсьен уступает мне дорогу.
Похоже, Таллис все еще наслаждается. Толпа, наблюдающая за нами, постепенно замолкает.
Я продолжаю атаковать. Но недели болезни и дни пыток в Цитадели ослабили меня. Моя рука болит под тяжестью меча, дыхание прерывается от боли в раненом плече, а слезы на глазах мешают видеть.
Люсьен крутит меч. Вырывает у меня из рук оружие. Я пошатываюсь, и он ловит меня. Направляет конец своего меча под мои ребра.
Я пристально смотрю на него. Поднимаю пальцы, чтобы коснуться его заплаканного лица.
– Заруби ее насмерть! – кричит Таллис. Она сидит на краешке стула, глаза ее сверкают. – Заставь ее страдать, Руквуд, или страдай сам…
– Позвольте мне… Позвольте мне взять мой меч, – я пытаюсь освободиться от его хватки, но Люсьен качает головой. – Я собираюсь покончить со всем. Я не могу больше смотреть, как вы страдаете. Я не могу заставлять вас страдать.
– Нет, она вас сожжет…
Призрак улыбки.
– Я смирился. Если есть что-то после этой жизни, значит, я скоро увижу вас. Если нет… я люблю вас, моя дорогая Адерин.
Он целует меня и отводит руку…
Слишком поздно. Стражники хватают нас, обезоруживают Люсьена и растаскивают в стороны. Они начинают тащить нас к каменным столбам, в то время как два других стражника зажигают факелы от жаровни, которая стоит рядом. Я борюсь в руках своих мучителей, пытаясь дотянуться до их незащищенных лиц, чтобы сжечь их прежде, чем они сожгут меня…
Крики и звон металла, бьющегося о металл, эхом отдаются от темных арок, ведущих в подземелья и помещения темных стражников.
Стражники медлят.
– Закуйте их в цепи! – кричит Таллис. – Сейчас! Я приказываю вам…
Стрела пролетает мимо моего лица и вонзается в одного из стражников, державших меня. Он стонет. Падает на землю.
Таллис смотрит, широко раскрыв рот и глаза.
Арон шагает через ближайшую арку, обнажая меч.
– Все кончено, вероломная сука, – его голос разносится по арене. – Это последний раз, когда ты причиняешь боль тем, кого я люблю, – даже отсюда я слышу, как задыхается Верон. Рот Арона кривится в усмешке, когда Таллис поворачивается к нему лицом. – Лучше тебе самой покинуть трон, тиран, прежде чем тебя оттуда сбросят.
Крик ярости Таллис заглушает внезапный шум, разливающийся по арене, когда люди высыпаются из арки. Темные стражники и лучники из Галена сражаются с наемниками и разношерстной гвардией из Бритиса и Олориса.
Повсюду вспыхивают бои. Стрела вонзается в спину стражника, борющегося с Люсьеном. Верон выхватывает меч у стражника и спрыгивает с платформы в гущу наемников Таллис. Я протягиваю назад свою здоровую руку и впиваюсь пальцами в плоть стражника, все еще держащего меня, пока его кожа не покрывается волдырями, он кричит и отпускает меня. Схватив его топор, я вонзаю его в ногу аристократки – кажется, одной из родственниц Патруса, – когда она бросается на меня с клинком.
Преображенные дворяне появляются в небе над Цитаделью и начинают нападать на тех, кто расположился на балконе; некоторые из них бегут внутрь, чтобы спастись, некоторые начинают стаскивать с себя одежду, чтобы изменить форму. Леди Крамп нападает на одну из Покаянных, крича от разочарования и шока, когда ее прикосновение оказывается не в силах поставить бескрылую женщину на колени.
И Таллис…
Ее нигде не видно.
– Адерин, ты ранена… – Арон стоит рядом со мной с мечом в руке. Он тяжело дышит, кровь сочится из пореза на виске, но он выглядит более живым, чем за последние недели. – Эмет, отведи королеву в безопасное место…
– Нет! Мы должны найти Таллис. Мы должны покончить с этим. Нельзя допустить, чтобы она снова сбежала.
Арон осматривает переполненную арену, когда из-за заборов раздаются крики – бескрылые повернулись к стражникам позади них.
– Там… – Эмет указывает на маленькую дверь у основания зубчатой стены. Таллис стоит перед ним с топором темного стражника в руке. – Эта дверь надежно заперта. Она пытается срезать замок… – он поворачивается, чтобы отразить удар меча олорийского дворянина, и вонзает свой меч в живот мужчины. – Дамарин! Приведи ее вниз…
Но Дамарин, отвлеченная криком Эмета, сбита с ног одним из наемников Таллис, а Люсьен…
Люсьен кричит. Он упал на колени, схватившись за лицо, а человек перед ним поднял меч…
Верон кричит и бросается в атаку, отбрасывая нападавшего Люсьена в сторону и отправляя жаровню в полет. Сухое дерево, сложенное у одной из каменных колонн, начинает пылать.
Вокруг меня бушует битва, крики и вопли оглушают меня, и повсюду трава окрашивается кровью. Я хочу пойти к Люсьену, но Таллис рывком распахнула дверь в бойницу…
– Иди… – Арон сует мне в руку свой меч и берет меч мертвого олорийца. – Покончи с этим. Я позабочусь о Люсьене…
Покончить с этим. С этими словами я нахожу в себе силы бежать.
За дверью – крутая, тесная лестница, чуть шире моих плеч, ведущая к проходу вдоль верхней части зубчатой стены. Лестница в основном в тени, если не считать света, проникающего через дверной проем и падающего через несколько узких щелей в стенах через большие промежутки. Я начинаю подниматься, не дожидаясь, пока глаза привыкнут.
Таллис далеко впереди меня.
Но я думаю… я думаю, что догоняю ее. Она борется с юбками и шлейфом своего платья, спотыкаясь через каждые несколько шагов; похоже, она сгребла объемистую ткань в свои руки и пытается удержать вместе с топором.
Платье, которое я ношу, платье, предназначенное для того, чтобы унизить меня, совершенно не мешает.
Я сжимаю рукоять меча. Бегу еще быстрее. Стискиваю зубы от боли в плече, от судорог в бедрах и жжения в легких.
Таллис проклинает меня и швыряет топор в мою сторону, а я прижимаюсь к стене…
Топор пролетает мимо меня, безвредно отскакивая от каменных ступеней.
Она смотрит на меня, ее лицо бледное, как луна в тусклом свете. Она поворачивается и бежит к двери наверху лестницы. Вырывается на вершину зубчатой стены и пытается закрыть дверь за собой.
Но я слишком близко. Я пробиваюсь сквозь проем.
Таллис бежит к двери, ведущей обратно в Цитадель, пытаясь разорвать лиф платья, чтобы преобразиться.
– Не в этот раз, ты, дьявольское отродье… – Я бросаюсь вперед, прыгаю на шлейф ее платья и заставляю ее растянуться. Корона Когтей соскальзывает с ее головы и катится по каменной дорожке.
Таллис поворачивается и пытается отползти от меня, подтягивается вверх и хватается за низкий парапет, окаймляющий дорожку. Цепляется за железные кольца в камне, те, что удерживают веревочную сеть арены. – Отпусти меня! Отпусти меня! – ее рот кривится в оскале. – Ты предательница своего рода, ты позор, ты…
Я прижимаю острие меча к ее подбородку, заставляя ее запрокинуть голову.
– Достаточно.
– Ты смеешь нападать на свою королеву? – она смеется. – Я могла бы сделать Соланум великим. Он мог бы стать центром империи. Но теперь он падет, как и Селония. И это будет твоя вина. Ты неудачница, Адерин. И ты умрешь неудачницей. Ты и эта бескрылая тварь, за которую ты вышла замуж.
Краем глаза я вижу, как ее правая рука вытаскивает из кармана нож…
Я делаю шаг назад и опускаю меч по широкой дуге. Лезвие впивается в ее предплечье, рассекая мышцы и кости, а также веревку под ними, пока не царапает камень парапета. Отрубленная конечность падает на пол. Кровь брызжет мне на ноги и начинает струиться ручьями между камнями мостовой. Таллис пошатывается. Воет от боли, цепляясь за культю оставшейся рукой, пока кровь пропитывает ее серебристый корсаж.
– Нет! Нет… что ты… что ты наделала?
– Я превратила тебя в одну из тех, кого ты ненавидишь, в одну из бескрылых. Скажи мне, моя королева, как ты себя чувствуешь? – я поставила ногу на парапет рядом с ней и приставила меч к ее сердцу, заставляя себя смотреть ей прямо в глаза. – Это было за Одетту и за Арона. А это… за всех бескрылых Соланума и за всех дворян тоже. За всех, кому ты когда-либо причинила боль. За всех нас.
Ее глаза расширяются, когда я вонзаю клинок ей в грудь. Когда я вытаскиваю меч, Таллис поскальзывается и падает назад. Долгое мгновение она лежит на сети веревок, тянущихся от парапета, и смотрит на меня. Но в сети образовалась брешь, и она не может за нее зацепиться. Она проваливается сквозь веревки и падает с вершины зубчатой стены вниз, на арену далеко внизу. Ее тело задевает пылающее дерево возле каменной колонны. Пламя подскакивает вверх, когда ее юбки загораются, и она начинает гореть.
Она кричит – высокий, пронзительный крик агонии прорезает шум битвы, а после растворяется в реве огня.
Таллис мертва.
Меч выскальзывает у меня из руки, и я падаю на колени, меня снова и снова тошнит, пока то немногое, что осталось в желудке, не извергается наружу. Я отползаю как можно дальше от стены, подальше от рвоты, крови и отрубленной конечности Таллис. Я сажусь спиной к парапету. Закрываю глаза.
Я знаю, что должна вернуться. Или, по крайней мере, искать укрытие на лестнице; внизу все еще бушует бой, а я здесь одна и беззащитна.
Но я слишком устала, и мне слишком больно, чтобы я могла двигаться. Если я дышу слишком глубоко, от мучительной боли в раненом плече выворачивает живот. А если я вернусь и обнаружу, что Люсьен мертв, или Арон…