Корона когтей

Одетта все еще согласна лететь со мной на север в поисках Покаянных, она готова поговорить с остальными, кто собирался присоединиться к нам. Я прошу лорда Пианета назначить двух джентльменов для сопровождения, хотя и не говорю ему, куда мы направляемся. А Арону я вообще ничего не говорю. Учитывая обещание, которое он пытался вытянуть из меня раньше, я не могу себе представить, что он поддержит этот план. Потому что мы должны будем покинуть Цитадель в поисках мифического народа, который якобы живет на острове, который, по-видимому, не существует.

Я должна была догадаться, что он все равно узнает.

Мы с Одеттой сидим в моей гостиной, изучая карты и обсуждая места посадки, когда в комнату входит Арон.

– Когда именно ты собиралась рассказать мне об этой маленькой экспедиции, супруга? Или я просто проснусь однажды утром и обнаружу, что вы с сестрой исчезли? – он смотрит на нас, подняв брови, на его щеках появляется румянец.

Мы с Одеттой переглядываемся.

– Арон, – начинает она. Но он игнорирует ее и машет мне рукой.

– Атратис подвергся нападению. А теперь мы получили сообщение, что Эорман из Фрайанландии вводит флот в гавани у нашего побережья. Мы на войне, Адерин, если это ускользнуло от твоего внимания. Королева не бросает свой трон, чтобы отправиться на какую-то…

– Перестань говорить мне, что делает или не делает королева! С меня довольно твоих лекций и лекций леди Крамп. Поиск потенциальных союзников – это единственное, что я могу сделать прямо сейчас.

Вчера я встречалась с королевским советом; собираются конгрегации, укрепляется оборона, но мы до сих пор не обнаружили укрытие наемников, напавших на Атратис.

– Меня не будет несколько дней, Арон, вот и все. И каким бы безумным ты ни считал мой план, если есть хоть малейший шанс, что эти Покаянные где-то там…

Он вскидывает руку и презрительно восклицает:

– Смешно. Хотя ты, кажется, не рассматривала возможность того, что, если эти существа действительно существуют, они скорее предпочтут убить тебя, чем помочь. Тебя и мою сестру, – он сердито смотрит на Одетту. – Отправьте джентльменов Пианета на эту безумную охоту на драконов. Пусть они рискуют.

Арон имеет в виду дворян, тайно нанятых Пианетом, дворян, которые вынуждены работать на корону, потому что у них больше нет ни земель, ни дохода, чтобы прокормить себя, и мы можем платить им.

– Но кто из джентльменов сможет договориться о союзе? Если эти люди действительно существуют, я сомневаюсь, что они связаны с нами узами верности. Нам придется убедить их поверить нам. А что может быть лучше, как не пойти к ним самой?

Арон сжимает челюсти.

– Одетта, пожалуйста… ради меня, останься здесь. Это приключение ничего не даст и может стоить всего. – Он выпрямляется. – Я запрещаю тебе ехать.

– Запрещаешь мне? – Одетта упирает руки в бока. – Ты мне не родитель, Арон. И если ты еще не понял, мы летим не одни. И летим на другой конец королевства, туда, где опасность, – она скрещивает руки на груди и выпячивает подбородок. – Если Адерин летит, то и я тоже.

Арона трясет.

– Прекрасно. Как ты уже говорила, Адерин, ты – королева. Можешь тратить свое время по своему усмотрению. Но если что-то случится с моей сестрой, я возлагаю на тебя, – он тычет в меня пальцем, – ответственность.

Он поворачивается на каблуках.

Но я больше не могу сдерживаться.

– Ты говорил, что я всегда делаю то, что хочу, Арон. Но это не так. Если бы я делала то, что хотела, ни один из нас не был бы на троне. И мы бы не поженились. Я была бы в Мерле, с Люсьеном…

Я задыхаюсь, как только слова слетают с моих губ, вспоминая письма, которые нашел Арон, доказательства того, что Люсьен собирался восстать, даже когда вел меня в свою постель.

Арон вздрагивает, но выходит из комнаты, так и не оглянувшись.

Арон больше не упоминает об экспедиции ни при мне, ни при Одетте, но со мной он почти не разговаривает. Наши приготовления почти завершены. Единственное, чего я жду с нетерпением, – это прибытия Ланселина из Атратиса. После предательства Люсьена оставить Ланселина во главе богатейшего доминиона королевства, даже в качестве моего дворецкого, было невозможно. Его поместили под неофициальный домашний арест в Цитадели; единственная компенсация тому унижению, которое он испытает, – это надежда, что, по крайней мере, здесь он будет в безопасности. Несмотря на чувство срочности, которое гложет меня, я не могу уйти, не увидев его.

Через два дня после моей ссоры с Ароном Ланселин добирается до Цитадели, хотя я не знаю, как ему удалось лететь. Как только я вхожу в его комнату, я понимаю, что мой дворецкий – тень того человека, которого я видела в Мерле после нападения. Он совсем ссутулился, темная кожа обрела пепельный оттенок, а глаза… Он смотрит на меня, но не видит.

– Ланселин… Мне так жаль. По поводу Люсьена. По поводу всего. Нет никаких известий о местонахождении вашей жены или другого сына?

Он качает головой и отодвигает от себя свечу, которая горит на столе.

– Должно быть, Люсьен их где-то прячет. Если они пошли с ним силой или по собственной воле… – он нащупывает печать дома Сигнус Атратис, которую так долго носил на шее. – Я должен вернуть это вам.

Я беру ее у него, глядя на знакомые очертания.

– Я знаю, что вам придется сделать, – бормочет он. – Я понимаю, что вам, возможно, придется его убить.

Его комментарий заставляет меня замолчать. Я думала о том, чтобы схватить Таллис и Зигфрида. О приказе их казнить. Но я пока не могу заставить себя подумать о том, чтобы сделать то же самое с Люсьеном.

Возможно, Ланселин чувствует, насколько мне некомфортно.

– Он выбрал свою сторону, Адерин. Люсьен будет опасным противником. Вы не должны рисковать, проявляя к нему милосердие, – мой дворецкий откашливается и отворачивается от меня. – Если он действительно способен предать свой доминион и свой народ, чтобы встать на сторону женщины, которая их уничтожит, то он не заслуживает пощады.

– Но… он все еще ваш сын, Ланселин.

– Уже нет. После того, что он сделал… – он еще больше сгорбился в кресле. Горе, которое он излучает, заразительно. Отчаяние оседает на моей коже, как снег, меня пробирает холод сильнее, чем любой настоящий мороз.

– Мне нужно идти, милорд, но я вернусь через несколько дней. Летия придет к вам, так что, если вам что-нибудь понадобится…


– Благодарю вас, Ваше Величество, – он берет со стола книгу и начинает переворачивать страницы. Но когда я оглядываюсь, как раз перед тем, как закрыть дверь, книга уже лежит у него на коленях, а он снова смотрит в никуда.



На востоке показываются первые звезды, и шесть моих спутников ждут меня на посадочной платформе. Летия тоже там. Она в перчатках, и я на мгновение беру ее руки в свои.

– Будьте осторожны, Ваше Величество. Надеюсь, вы найдете то, что ищете.

– И я тоже, моя дорогая подруга, – я кладу ей в руку камень удачи. – Пока я не вернусь.

Она отступает в безопасную Цитадель. Я задерживаюсь еще на минуту, гадая, придет ли Арон попрощаться с нами. Но он этого не делает. И я больше не медлю.

Время пришло.

Не успели мы отдалиться, как Верон задал мне вопрос:

«Это верный путь? Вы сказали, что мы летим в Олорис».

Тишина меняется – я чувствую любопытство остальных моих спутников. Все, кроме Одетты, ждут моего ответа.

«Боюсь, я солгала, милорд. Мы летим на север».



Первый ночной полет доставляет нас в Рогаллин Мэнор за пару часов до рассвета. На посадочной платформе горят лампы, и я едва могу разглядеть двух тяжело одетых бескрылых, ожидающих в дальнем конце рядом с кучей мантий. Леди Виржиния прислала записку, оповестив слуг о приезде своих друзей; они знают, что мы дворяне, но не более того. В этом путешествии мы не будем использовать указания на ранг или семью. У всех нас с собой непромокаемый пакет, в котором лежит набитая мехом мантия, пара легких сапог и кинжал – все для исследования Вспаханных земель. Лорды Лин и Пир, два джентльмена Пианета, несут свертки побольше, в которых, как я подозреваю, дополнительное оружие. Мы приземляемся, принимаем человеческий облик и снимаем свертки с шеи, слуги спешат вперед с мантиями. Я не привыкла летать с грузом; мышцы у основания черепа покалывает, боль растекается вниз по позвоночнику и плечам. Мы следуем за слугами в увешанный гобеленами вестибюль и обнаруживаем еще одного слугу, одетого в золотисто-зеленую ливрею дома Сигнус Ланкорфис.

– Леди Нисса, – он кланяется. – Добро пожаловать обратно в Рогаллин. Ваша комната приготовлена, а для ваших друзей – гостевые комнаты на втором и третьем этаже. В каждой комнате вы найдете одежду на выбор, – его взгляд быстро скользит по нам, задерживаясь на узлах, которые мы сжимаем в руках. – Если джентльмены пожелают пройти со мной на третий этаж…

– Спасибо, Глиск. Дамы и Верон, вы последуете за мной?

Мы молча поднимаемся по покрытой ковром лестнице на следующую площадку. Отсюда Нисса ведет Одетту, Верона и меня по узкому коридору, а Глиск и остальные продолжают подниматься. Она указывает на дверь.

– Это моя комната. Комнаты для гостей – те три двери в конце.

– Спасибо, Нисса. Отправляйтесь отдыхать. Мы можем позвонить, если нам что-нибудь понадобится.

Она кивает и исчезает в своей комнате, а мы идем дальше. Одетта прощается у соседней двери. Две другие комнаты расположены напротив друг друга и разделены окном, вделанным в боковую стену коридора. Я ненадолго останавливаюсь, пытаясь разглядеть, что может скрываться в темноте за домом, но до рассвета еще почти час. Все, что я вижу, – это мое собственное отражение, разбитое на осколки освинцованными стеклами. Шея все еще болит; когда я отворачиваюсь от окна, внезапный укол боли заставляет меня вздрогнуть.

– Клянусь Жар-птицей, мне нужно стать сильнее. Спокойной ночи, Верон.

– Подождите… – все еще стоя у меня за спиной, он кладет свой сверток и опускает руки мне на плечи. – Я думаю, что смогу облегчить ваш дискомфорт. Можно?

– Если вы думаете, что это поможет.

Он начинает разминать мои мышцы, крепко массирует через тонкую ткань мантии, надавливая кончиками пальцев, чтобы ослабить напряжение, не причиняя мне боли. Мои плечи опускаются, когда боль ослабевает. Это ощущение настолько приятно, что я заставляю себя положить свою руку на его, чтобы остановить.

– Спасибо, Верон. Это очень… помогло. Как вы этому научились?

– Наш отец заставлял нас с Валентином упражняться в переноске тяжелых грузов во время полета. Мы научились заботиться о боли и травмах друг друга.

Я пристально смотрю на него.

Он смеется, его темные глаза щурятся.

– Все было не так плохо, как кажется. А умение перевязывать раны или просто сделать комфортно – полезный навык.

– Верно, – между нами воцаряется молчание. Затягивается. – Ну что ж, спокойной ночи.

Верон берет меня за руку.

– Я почувствовал вашу грусть, когда мы летели. Ваш разум был окутан… – он поморщился, – серостью.

Я не знаю, что сказать. Это риск, на который мы идем, когда летим с другими. Сила, которая позволяет нам общаться через разумы, также открывает наши чувства другим. Я надеялась, что спрятала свое горе достаточно глубоко, чтобы скрыть его. Но, видимо, нет.

– Верон, я…

– Я хотел бы помочь вам снова почувствовать себя лучше, Адерин. Если я могу что-нибудь сделать, чтобы успокоить вашу боль или помочь вам забыть свою печаль, хотя бы ненадолго, я надеюсь, вы скажете мне, – он подносит мою руку к губам и целует пальцы.

Я с трудом сглатываю.

– Спокойной ночи, Верон. И… спасибо, – отдернув руку, я спешу в свою комнату. Поспешно ложусь в постель, стараясь не обращать внимания на одиночество, на внезапную тоску по физическому удовольствию, которая неожиданно и нежеланно шевелится у меня в животе.