Корона двух королей

— Ты знаешь, как сильно я люблю тебя, — наконец заговорил Осе со всей обидой, что в нём накопилась за годы несчастливого брака, — и мне больно, что ты забываешь об этом. Я знаю, что я не мой брат, но я живой, живой! И у меня есть чувства.

— Прости. Я не хотела сделать тебе больно.

— Но сделала. Это были не просто подарки, Суаве. С каждым из них я дарил тебе частицу себя, а ты распорядилась ими, как ненужным барахлом!

— Прости.

— Я не хотел тебя любить. Пока я не встретил тебя, мое сердце было не теплее камня. Ледяной Осе! Так меня прозвал твой драгоценный Эдгар! Я мечтал запереться в башне и до конца своих дней наблюдать за звёздами, но потом появилась ты и всё изменила. Я был терпелив с тобой, уважал тебя, слушался во всём! За все эти годы я был в твоих покоях лишь дважды, когда мои предки без зазрения совести насиловали жён, чтобы утолить собственную похоть! Неужели за всё это время я не заслужил хотя бы немного твоей любви?

Её молчание послужило лучшим ответом.

— Но знаешь, что самое ужасное? — Белый лоб Осе пересекла глубокая морщина. — Что мне не хватает сил вызвать у тебя хотя бы ненависть к себе! Пусть я не смог завоевать твою любовь, я был бы рад даже отвращению, но ты не испытываешь ко мне ничего, кроме проклятого равнодушия. Чем я это заслужил?

Король спрятал лицо в ладони. Он слышал, как Суаве подошла к нему, и почувствовал, как её мягкая рука коснулась его волос. Она не испытывала абсолютно ничего к своему мужу, её сердце стучало всё так же спокойно, но Осе сразу ответил на её прикосновение и поднял голову. Королева обняла его за плечи, и так прошло несколько минут. Осе чувствовал её неискренность, но был рад и этому призраку мнимой близости с любимой.

— Почему ты так быстро простила Вечеру? Я не понимаю. — Он обнял жену за талию и прижался к её животу щекой.

— Я ей поверила. — Суаве положила руку ему на голову.

— Почему?

— Она моя дочь.

— А Киран был тебе сыном.

— И я до сих пор его оплакиваю, и буду оплакивать до конца своих дней.

— А если тебе докажут, что это не была случайность?

— Я не нуждаюсь в каких бы то ни было доказательствах.

— Боги! Но почему? — Король поднял на жену потемневшие глаза. — Неужели ты не знаешь Вечеру? Она способна на вещи, о которых страшно даже подумать.

— Почему ты так говоришь? — Королева отошла и села напротив мужа. — Вечера никогда не была проста и понятна, как Ясна, но она вовсе не то чудовище, каким ты её видишь.

— Вспомни, когда у нас гостил граф Элбот с сыном, — напомнил ей король с укоризной.

— Это была случайность. Дети просто играли.

— Играли? Вечера бросила в Роланда нож, — возразил король. — Нож!

— Они играли в мишени, только и всего. Вспомни, вы с Эдгаром тоже так играли. А Роланду не стоило подходить к кругу, когда подошла очередь Вечеры.

— Она разрезала ему щёку. Неужели она не заметила человека, когда делала бросок? О боги, Суаве! А если бы она бросила нож чуть левее? Ты хоть понимаешь, что я должен был сделать в этом случае?

— Я тебя не виню, Вечера тебе лишь племянница, и ты не обязан во всём находить ей оправдание, но вина полностью лежит на Роланде. Юноша проявил невнимательность. Надеюсь, это его многому научило.

Осе перевёл дыхание — его жена его не слышала.

— Я её люблю, — продолжала Суаве. — Я люблю всех моих детей.

— Я тоже пытался найти в себе любовь к Вечере, — признался король, — но не смог. Знаешь, что я чувствую, когда смотрю на неё? Страх, Суаве. Она, сколько я её помню, поступает, следуя какому-то тёмному наитию. За её спиной тьма, непроглядный мрак, как тот, что царит на дне Змеиной ямы, и меня это пугает. Если Вечера получит корону, она оставит за собой выжженную землю. И если не получит, тоже. И я не понимаю, почему это вижу только я?

Осе надеялся, что Суаве поймёт его и останется с ним подольше, или хотя бы их разговор закончится пусть не супружеским, но поцелуем, но королева просто поднялась и ушла. Тихо и молча, с горечью поджав губы. Осе жалел, что он не нашёл в себе храбрости остановить её и снова остался один.



Когда в преддверии свадьбы в город приехали графы Алого утёса, Вечере пришлось собрать в кулак всю силу воли и спуститься в тронный зал.

Она всегда умела появляться так, чтобы остаться в памяти. Хранитель ключей объявил о её приходе, и как только слуги распахнули перед принцессой тугие двери, Вечера, выбравшая по этому случаю самое яркое платье, сделала несколько шагов внутрь, ворвавшись в помещение тронной залы, как алая океанская волна.

В зале уже собрались придворные, которые коротали время до прихода званых гостей за чинными разговорами обо всём и ни о чём, засоряя пространство гулом сотни голосов, подобно рою встревоженных пчёл. Дамы, наряженные в лучшие шелка, будто сегодня последний день их жизни, блистали драгоценными камнями, золотыми нитями отливали их красные, зелёные и чёрные кушаки. Господа, затянутые в камзолы из тончайшей кожи, позволяли себе выглядеть менее помпезно, уступая эту прерогативу своим жёнам.

Это было первое официальное появление принцессы перед придворными спустя год после изгнания. Вечера так вошла, вплыла в зал, царственно выпрямив спину, с гордо поднятой головой, как наследница и будущая королева, что даже король, буднично прошедший к трону несколькими минутами позже, потерялся на её фоне. Придворные расступились и поклонились принцессе. Среди них было несколько Королевских кирасиров, в том числе Согейр, который сопровождал сына, и Марций. Он ещё вчера должен был вернуться в Вильхейм, но его Дым во время выездки повредил копыто, и потому его возвращение было отложено.

Вечера встала рядом с Альвгредом возле трона королевы и пустующего трона кронпринца. Альвгред не скрывал своего ликования из-за возможности снова увидеть любимую и гадал, чувствует ли она в этот момент что-то похожее. Кожа Вечеры благоухала лавандовой водой, и молодой воин изнывал от желания уткнуться лицом в её чистые волосы. Он чувствовал, что до первой брачной ночи весь изведётся от ожидания.

— Если бы твой взгляд был способен поджигать, я бы осталась без платья, — аккуратно одёрнула его принцесса. — Дочери придворных дам тебе этого не простят.

— Ты очень красивая, — блестели глаза у юного жениха. — А дочери придворных пусть зеленеют от зависти.

Альвгред произнёс это, и ему стало легче. Самозабвенно погружённый в своё счастье, он не замечал её равнодушия. Он взял руку Вечеры в свою, и она не стала её убирать. Сейчас на них были устремлены сотни глаз, алчущих заметить что угодно, что дало бы новую пищу для сплетен.

Ясна занимала своё место рядом с отцом. Ещё утром она смиренно ждала появления будущего мужа, но тем тревожнее становилось в юной груди с каждым часом в ожидании расплаты за беззаботное детство под крылом короля.


Ещё два года назад Роланд выглядел крепче и крупнее любого шестнадцатилетнего мальчишки, а сейчас, вероятно, стал ещё сильнее. Он знал о своём превосходстве и пользовался этим. В прошлый раз он ударил Инто просто за то, что конюх не успел вычистить его коня к прогулке, а потом разбил ему лоб, потому что ему не понравились шестипалые руки мальчишки. Конечно, на Ясну он руку не поднимет, она будет его королевой, но всё же, несмотря на всю его силу, Роланд был совсем не тем человеком, с которым Ясна чувствовала бы себя в безопасности.

Другое дело — Влахос, чью силу было не видно за чёрными доспехами. Самый надёжный человек в услужении у короля, в услужении у неё, он бы смог её защитить даже от Роланда со всей его оголтелой мощью и заносчивостью. Сам командир Ловчих стоял позади и чуть в стороне и ни разу не взглянул на влюблённую в него принцессу. Всё его внимание было приковано к новой служанке с северным именем. Он смотрел на неё, и его увлечённый горящий взгляд ранил Ясну, как нож. Ну почему она? Почему на Ясну он никогда не смотрит вот так, как глядит на эту нищую девку? Будто она принадлежит ему.

Ясна говорила с этой Данкой всего один раз, ничего особенного — обычная девочка в платье из простого хлопка. Мама говорит, что обращаться с ней нужно как с гостьей, а не со служанкой, потому что работать она вовсе не обязана, но в тот же день Ясна специально попросила Данку вычистить свои туфли, в которых дважды прошла по грязи, а затем и подол испорченного платья. Ясна ненавидела эту самозванку.

Двери распахнулись в очередной раз, и в залу вошли долгожданные гости в окружении угодливых слуг. Анна-Марин и Эрдор Элбот были женаты двадцать лет, по по-прежнему оставались нежными супругами. Эрдор был крупным, высоким мужчиной с холёным бородатым лицом, который всем украшениям предпочитал гранёные гагаты и лисий мех. Его жена же была маленькой женщиной, на внешнем виде которой сказались бесконечные роды. Графиня приказывала слугам сильно стягивать свою талию кушаком, отчего, казалось, её тело переломится пополам, если она сделает реверанс. А торс её мужа выглядел как спрятанная под рубашкой тыква. Тёмно-пурпурные одежды супругов украшала золотая вышивка в виде символа их дома — головы вепря.

Роланд, их единственный оставшийся в живых сын, был копией отца в молодости, пока того не одолела подагра. Высокий, статный, широкоплечий, с копной каштановых волос — Роланд был красавцем, настоящим шедевром, который создала природа. Родители постарались на славу в ту ночь, когда зачали своего единственного наследника. Точёный овал лица, высокие скулы, подбородок правильной формы, большие ярко-зелёные, как воды озера Веверн в солнечную погоду, глаза и едва заметный розовый шрам на щеке, который Роланд носил с такой гордостью, будто получил он его не во время игры, а в схватке с баладжерами, — Вечеру тошнило от этого подонка.

Альвгред почувствовал, как рука её похолодела.

— С тобой всё в порядке? — шепнул он.

Нет, с ней не было ничего в порядке. Она глядела на будущего зятя, как убийца смотрит на свою жертву. Когда тошнотворный озноб противными мурашками скользнул по её коже от макушки до пяток, снова заболели, будто вновь выкрученные когда-то до хруста, запястья.

— Да, — ответила она спокойно, — всё хорошо.

Роланд бросил на принцессу всего один небрежный взгляд и перенёс внимание на Ясну. От его улыбки веяло недобрыми мыслями. Но Осе этого не видел. Он уже обнимал графа и приветствовал графиню, справлялся об их здравии и о том, как они перенесли дорогу. Граф посетовал, что они ждали визита Вечеры, когда та должна была остановиться в их замке по пути в Паденброг, и король стушевался.

— Племянница была вынуждена двигаться без остановки, — только и сказал он. — Она просит прощения за это.

— Ну что вы, мой король, — отмахнулся граф.

Ему и Осе не терпелось о многом поговорить.

— Вечера, Ясна, — король обернулся к племяннице и дочери, — проведите время с Роландом, пока мы с его отцом будем говорить о делах. Альвгред останется с вами.

— С удовольствием, мой король, — кивнул сын легата. Вечера промолчала.

В зале в тот момент находился всего один человек, который увидел на её лице испуг. Всего мгновение. Миг. Марций всегда знал, когда ей становится страшно.

Роланд ни капли не изменился с момента своего последнего визита в Туренсворд и всё так же смотрел на всех свысока. Он поклонился принцессам, когда они подошли, но сделал это так, будто снисходит до этого.

— Моё почтение, — сказал он, припадая губами к их рукам. Девушки единодушно сдержали отвращение.

— Надеюсь, дорога вас не утомила? — поинтересовалась Вечера, когда они покинули донжон и спустились во внутренний двор, где можно было легко затеряться среди цветущих можжевеловых кустов и сирени. Ясна тенью следовала за сестрой, отступив на пару шагов назад, не желая привлекать к себе внимание будущего мужа.

— Нисколько. — Голос Роланда был низким, и его можно было бы назвать даже приятным, если бы он принадлежал другому человеку. — Но, признаться, я, как и отец, ожидал вашего визита. Что же за обстоятельства помешали вам посетить Алый утёс?

— Одна весьма веская причина.

— Поделитесь.

— Я бы пожелала оставить её внутри моей семьи, — старалась сохранить лицо Вечера. Идущему позади неё Альвгреду показалось, что он слышит тревогу в голосе невесты.

— Совсем скоро ваша семья станет и моей, вы учтите.

— Кто знает? Вас впереди ждёт тавромахия. Всякое может случиться.

— Со всем уважением, моя принцесса, — в голосе Роланда не прозвучало и тени уважения, — я тренировался весь прошлый год. Отец привозил мне быков из долины, и ни один из них не остался неусмирённым. Не сказал бы, что все они остались невредимы, но каждый из них мне подчинился.

— Хвастаетесь тем, что сделали из животных калек?

— Рагу, если быть точным.

— Быки из долины и бойцовские быки — не одно и то же. Обычному в своей жизни достаточно осеменить корову и жевать траву с утра до ночи, чтобы в конце концов попасть на обеденный стол, а бойцовский скучает без драки. И — должно быть, это ускользнуло от вашего внимания, — смысл тавромахии не в том, чтобы щеголять званием Королевского кирасира перед придворными дамами, и не в том, чтобы изувечить быка. Кирасиры не просто воины — научить махать мечом можно и обезьяну, кирасиры — те, на кого возложил свою длань сам Хакон. Они избранные воины, как был избран Ардо I, и доказывают они это, победив на арене. И шанс на это даётся только один.

— Тогда, возможно, моя принцесса даст мне ценный совет, как сделать свой выбор? — Выразительные глаза Роланда сощурились от яркого луча света, струящегося сквозь густые ветки сирени.

— Полагаю, здесь вы справитесь без моей помощи. Могу лишь указать вам дорогу в бычьи загоны, пожелать вам удачи и приказать сшить для вас чёрный саван из шенойского шёлка в качестве принятия вашей жертвы королём, если удача вам не улыбнётся.

— Сказать по правде, я уже сделал свой выбор.

— Неужели? И кто ваш бык? — Вечера даже не потрудилась изобразить интерес.

— Тот, что год назад втоптал в пыль наследника престола. Прекрасный экземпляр. Он достоин меня.

— Гнев?

Все четверо на секунду остановились. Альвгред и Ясна переглянулись.

— Не думала, что вы склонны к самоубийству, — заметила Вечера.