Королева Бедлама

— Да вы что? Куда в такую рань?

— На Куин-стрит. Хочет «поймать утренний свет», как она выразилась.

Мэтью так и замер с недожеванным куском бекона во рту:

— А зачем ей ловить свет?

— Такое у нее увлечение, — ответил Григсби, наливая себе чаю из чайника. — Я тебе не рассказывал? Что она мечтает рисовать? Вернее, уже рисует, но мечтает на этом еще и зарабатывать. — Григсби сел напротив Мэтью. — Ну, как тебе завтрак?

— Очень вкусно, спасибо. И благодарю вас за гостеприимство. — Мэтью наконец дожевал бекон. — Вы вроде говорили, что она хочет быть учителем, а не художником.

— Да, таков план. На следующей неделе она идет беседовать с директором Брауном. Но ей всегда нравилось рисовать, с самого раннего детства. Помню, однажды ее крепко выпороли за то, что она размалевала красками домашнюю собачку.

— Почему-то я не удивлен.

Григсби улыбнулся его тону, а потом нахмурился и спросил:

— Ты разве не должен быть на работе? Понимаю, день вчера был тяжелый, но судью Пауэрса стоило хотя бы предупредить…

— Я у него больше не работаю, — ответил Мэтью и тотчас об этом пожалел, потому что печатник сразу насторожился.

— Что случилось? — Он подался вперед. — Пауэрса уволили?

— Нет. Так и быть, расскажу вам по секрету: судья скоро покинет Нью-Йорк. Ему предложили работу получше, в Каролине. Будет трудиться вместе со своим братом на табачной плантации лорда Кента. — По тому, как вспыхнули глаза Григсби за стеклами очков, Мэтью понял: на свет рождается новая заметка для «Уховертки». — Послушайте, Марми, это не для печати. Я серьезно. — (Если номер «Уховертки» попал в Уэстервикский сумасшедший дом, то и в руки профессора Фелла может попасть.) — Вы должны твердо себе уяснить: эта информация строго конфиденциальна.

— Почему же? — Григсби сверлил Мэтью внимательным взглядом. При этом он потянулся к миске с нечищенными лесными орехами и взял оттуда один.

— Просто конфиденциальна — и все. Прошу вас воздержаться от публикаций на эту тему.

— Воздержаться, хм. — Григсби поморщился. — Сильное словцо — особенно для человека моей профессии, не находите? — Рука с орехом взлетела вверх, ко лбу, и тут же грянул пистолетный выстрел: скорлупа разлетелась на куски, при этом лоб Григсби совершенно не пострадал. — Войди в мое положение: Масочник притих и никого не убивает, а мне где-то нужно брать новости. — Он перестал жевать орех, громко хлебнул чаю и бросил на Мэтью многозначительный взгляд поверх чашки. — Что ты думаешь о Берри? Только честно.

— Ничего не думаю.

— Не верю. — Григсби достал из миски второй орех. — Она тебя вчера против шерсти погладила, а?

Мэтью пожал плечами.

— Да-да, и не отрицай. Она это умеет. Говорит все, что в голову взбредет. И этот вздор про злой рок… Уж не знаю, верит она в это или нет, но, сдается мне, ты прав.

Хрусть! — и орех раскололся.

— Насчет чего?

Мэтью принялся сосредоточенно доедать яйца. Господи, как Григсби это делает? И ведь ни единой отметины на лбу не остается! Череп у него не иначе как из чугуна сделан, а покрыт, видимо, дубленой кожей.

— Насчет того, что она нарочно создает у себя над головой эту черную тучу, чтобы под ней прятаться. Видишь ли, Берри весьма своевольна и ни с кем не хочет делить свою свободу. Тем более — с мужем. Она ведь собиралась замуж за того несчастного, который пошел красными пятнами. Кроме того, она боится душевных страданий. По-моему, это вполне веская причина, чтобы прятаться от мира, не находишь?

— Пожалуй, — кивнул Мэтью.

— А у тебя, — жуя орех, сказал Григсби, — есть одна пренеприятнейшая особенность. Ты делаешь вид, будто ничего вокруг себя не замечаешь, — а в действительности ничто от тебя не укроется. Знал бы ты, как это раздражает!

— Правда? Что ж, прошу прощения.

— В общем, я тоже не хочу Берри зла, — продолжал Григсби. — Ты меня понимаешь. Берри близко не кокетка, и плевать она хотела на моду, французские прически, новые танцы — словом, на все, что нынче занимает умы ее сверстниц.

— Незамужних, по крайней мере, — заметил Мэтью.

— Да, кстати, это меня тоже беспокоит. — Третий орех постигла участь предыдущих: его достали из миски, разбили об лоб и съели. — Молодым людям Нью-Йорка доверять нельзя. Что эти непотребники субботними вечерами вытворяют с девицами — волосы дыбом! У меня таких историй в изобилии…

— Полагаю, вас держит в курсе вдова Шервин?

— Да, и не она одна. Эти юноши подобны ненасытным волкам: сожрут невинную душу и не подавятся! Здесь, наверное, что-то в воде.

— Слова любящего деда. — Мэтью поднял чашку, словно бокал вина.

Григсби откинулся на спинку стула, сдвинул очки на лоб и потер переносицу.

— Ох и дела… — сказал он. — Знаешь, Мэтью, когда я смотрю на Берри… невольно возвращаюсь в прошлое. Она так напоминает мне Дебору! Рыжие волосы, свежее лицо — восхитительная юность! Поверишь ли, в молодости я был даже хорош собой и девушкам нравился. Помогало и то, что отцовская печатня процветала и мы жили в прекрасном доме. Однако я в самом деле не был таким страхолюдиной, как теперь, Мэтью. Истинно говорят, что у мужчины уши, нос и ноги растут всю жизнь. Со мной так и было. Увы и ах, остальные части тела имеют свойство уменьшаться… Да не смотри ты на меня так!

— Я и не смотрю, — буркнул Мэтью.

— В общем, дело такое. — Григсби вернул очки на место, поморгал и уставился на своего гостя. — Хочу, чтобы ты поселился у меня в подсобке и присматривал за Берри. Надо уберечь ее от греха и от юных змиев, про которых я тебе рассказал. Ты ведь знаешь этих сластолюбцев с Голден-Хилла, что всю ночь шляются по кабакам, а засыпают на подушках Полли Блоссом!


— Знаю, — кивнул Мэтью, хотя слышал про это впервые.

— Мне за ней не угнаться. Да она и не позволит мне всюду за нею ходить. Вот я и подумал, не мог бы ты познакомить ее с местной молодежью?.. Проложить ей путь, так сказать.

Мэтью не спешил с ответом, пытаясь для начала осмыслить слова «хочу, чтобы ты поселился у меня в подсобке».

— Если вы еще не заметили, — наконец произнес он, — меня едва ли можно назвать светским львом. И как-то я не слыхал, чтобы секретарям были рады в «Баловнях», «Кавалерах» и «Молодых ньюйоркцах». — Мэтью перечислил названия клубов, где весь год устраивались танцы и пирушки. — Я не большой любитель шумных компаний и так называемых «увеселительных мероприятий».

— Да, знаю. Ты надежный и добропорядочный юноша, потому я и хочу, чтобы Берри брала с тебя пример.

— То есть хотите сделать меня ее наставником.

— Хм, вам обоим есть чему поучиться друг у друга. — Григсби подвигал лохматыми бровями. — Ей стоит быть ответственнее, а тебе не помешает иногда проводить время более… весело.

— Предлагаете мне переехать в вашу подсобку?! — Мэтью решил обратиться к вопросам более прозаическим. — Это не подсобка, а темница!

— Прохладный и уютный летний дом. Смотри на это так.

— В летних домах обычно есть пол и хотя бы одно окно. А в вашем погребе даже дверь не запирается! Меня могут зарезать во сне.

— Ну, засов приладить всегда можно. — Григсби, видно, принял молчание Мэтью за согласие. — Живи у нас совершенно бесплатно и сколько пожелаешь! Столоваться тоже можешь здесь, если угодно. А за помощь с прессом я даже платить готов — по паре шиллингов номер.

— У меня уже есть работа. Надеюсь, она станет моим призванием.

Григсби весь превратился в слух.

— Помните то объявление, которое я просил вас разместить в газете? Бюро «Герральд»? Вот у них я теперь и работаю.

— Очень рад, но чем они занимаются?

Следующие несколько минут Мэтью рассказывал печатнику о Кэтрин Герральд и целях бюро.

— Она видит во мне задатки, а мне не терпится начать. Как я понял, миссис Герральд с помощником — мистером Грейтхаусом — в ближайшее время снимут помещение под контору.

— Решение проблем, говоришь? — Григсби пожал плечами. — Что ж, затея неплохая. Особенно если за вашими услугами будут обращаться городские власти. Вряд ли Байнс и Лиллехорн такому обрадуются, но чем черт не шутит. — Он метнул в сторону Мэтью подозрительный взгляд. — Ага! Ты ищешь Масочника, верно? Город уже вас нанял?

— Нет. Масочника я в самом деле ищу, но поручение дала мне миссис Деверик. Она обратилась не в бюро, а ко мне лично. На днях я написал ей письмо с рядом вопросов и в настоящий момент жду ответа. Да и в бюро без дела не сижу. — О Королеве Бедлама Мэтью вновь умолчал, равно как и о профессоре Фелле. — Словом, у меня есть будущее. — Он тут же поправился: — Работа, я хотел сказать.

— Никогда не сомневался, что у тебя есть будущее. — Григсби допил чай и продолжил: — Так или иначе, я по-прежнему надеюсь, что ты переедешь в нашу подсобку и присмотришь… вернее, составишь Берри компанию. Если нужно что-то сделать в подсобке, не стесняйся, говори: я на все готов, чтобы там стало уютнее. У меня отложено немного денег на ремонт.

— Благодарю за щедрое предложение, но я поищу другое жилье. Конечно, я по-прежнему готов помогать вам с набором, если время позволит.

— Спасибо, ты очень добр, очень добр. — Григсби опустил глаза на коричневое пятно — след от сучка — на столе. — Знаешь, Мэтью, мне будет весьма непросто воздержаться от публикации о переезде судьи Пауэрса, если… тебя не будет рядом, так сказать.

Мэтью разинул рот:

— Ушам не верю. Как вы могли опуститься до такого…

— До чего?

— Сами знаете! Марми, я не могу нянчиться с вашей внучкой! Да она и сама не обрадуется, если узнает про ваш план, — еще, пожалуй, и сковородкой вас огреет по голове за такие идеи! — Только этой голове сковородки нипочем, подумал про себя Мэтью.

— Тогда ей лучше не знать — пожалей мой бедный череп!

— Поймите, она должна сама прокладывать себе дорогу. Ей не нужна моя помощь! И мне кажется, она вполне может за себя постоять, причем без всякого злого рока.

— Вероятно, ты прав. Но я не прошу тебя с ней нянчиться и следить за каждым ее движением. Я лишь прошу немного познакомить ее с городом, с людьми. Пусть она спокойно тут освоится. Своди ее куда-нибудь поужинать разок-другой. Пожалуйста, не отказывай мне сразу, поговори сперва с ней, хорошо? Попытайтесь узнать друг друга получше. Мне так грустно, что вы разругались, не успев познакомиться… — Григсби увидел мрачное выражение лица Мэтью. — Ты мне по душе, Мэтью. Больше, чем все остальные. После внучки, конечно. Умоляю, просто поболтай с ней, хорошо? Можешь ты это сделать для старого пустоголового деда?

— Пустоголовый вы, как же, — хмыкнул Мэтью.

Сделав глубокий вдох, он решил, что вреда не будет, если он немного побеседует с непутевой девицей перед уходом. Григсби не станет печатать заметку об отъезде Пауэрса, он просто блефует. Или?.. Мэтью отодвинул стул и встал.

— Куда, говорите, она пошла? — угрюмо спросил он.

— Вверх по Куин-стрит. Ловить…

— …Утренний свет, да, помню. — Мэтью шагнул к выходу, но на пороге обернулся. — Марми, если она оттяпает мне голову, я решительно отказываюсь иметь с ней всякое дело. Хорошо?

Печатник лишь смерил его взглядом поверх очков:

— А я, стало быть, пойду закажу слесарю засов на твою дверь.

Мэтью поторопился выйти, пока не наговорил печатнику непечатных слов. На улице ему пришло в голову, что, раз уж он идет на прогулку, можно заодно снести вдове грязную одежду, поэтому он наведался в погреб — неужто каморка стала еще теснее, чем была вчера? — и достал из-под койки мешок. А вот что делать с блокнотом? Оставлять его здесь боязно — тем более если сегодня придет слесарь, — однако и таскать его с собой по городу глупо. Мэтью решил подыскать для блокнота тайник. Приподняв край одного из чехлов, он обнаружил под ним — подумать только! — изрядно продырявленную мишень для стрельбы из лука, сделанную из набитого соломой мешка. Мэтью немного увеличил одну дыру и засунул туда блокнот, а потом снова накрыл мишень чехлом. Тут он приметил в углу, рядом с лопатой и топором, еще один любопытный предмет — шпагу с рукоятью из слоновой кости, без ножен. Клинок был покрыт ржавчиной. Откуда здесь взялись мишень и шпага? Времени гадать у Мэтью не было: он подобрал с пола мешок, вышел на улицу и запер за собой дверь.

Одолев больше мили вдоль набережной, он наконец завидел впереди Берри Григсби. Та шла по Куин-стрит мимо шума и суеты верфей, пока не наткнулась на подходящий тихий пирс в тени деревьев. Река здесь текла мимо огромных валунов размером с дом, расставленных не иначе как рукою Господа. Берри сидела на пирсе футах в пятидесяти от берега, в соломенной шляпке и со стопкой бумаги для эскизов на коленях. На ней было причудливое платье, сшитое будто из дюжины маскарадных костюмов персикового, лавандового, светло-голубого и лимонно-желтого цветов. Мэтью почудилось, что он обращается не к девушке, а к корзинке с фруктами.