Королева Бедлама

— Полагаю, вы слышали мои выстрелы, — сказал Маккаггерс и взял с письменного стола пистолеты, лежавшие среди книг. — Я стрелял в Элси.

— В Элси?

— Да, вот она. — Судебный медик указал на стоявший футах в двадцати портновский манекен, весь в пулевых отверстиях. — Сегодня Элси, а иногда достается Розалинде. — Он кивнул на второй манекен, вид у которого был еще плачевнее. — Ей в последнее время нездоровится.

Маккаггерс, а следом за ним и Мэтью, поднял голову к потолочному окну, в котором голубело ясное небо. С окна свисала веревочная лестница. Дым от пальбы уходил на улицу, а с улицы в комнату заглядывал Зед с эбеновым лицом и багровыми татуировками.

— У нас гость, — объявил Маккаггерс, из чего Мэтью заключил, что Зед хотя бы немного знает английский. — Мистер Корбетт.

Зед невозмутимо исчез из виду. Быть может, он живет на крыше? Вот интересно, что бы сказали богачи с Голден-Хилла, узнай они, что самую высокую точку Нью-Йорка облюбовал чернокожий раб?

— Мне нужно было испытать в деле новые пистолеты, — пояснил Маккаггерс, возвращая оружие на место. — Их привезли из Нидерландов. Таких мощных я, признаться, еще не видел. Теперь мне надо вытащить пули из Элси и измерить глубину ран. То есть отверстий, разумеется. Я люблю все записывать — мало ли когда какие сведения пригодятся. — Он вернулся к столу, на котором Мэтью заметил раскрытый блокнот и перо с чернильницей. — Сегодня в ходу холодное оружие, — сказал Маккаггерс, что-то записывая, — а завтра народ возьмется за пистолеты. Надо только сделать их небольшими, чтобы легко прятать под одеждой, и способными стрелять несколько раз без перезарядки. — Он поднял голову и увидел скептический взгляд Мэтью. — Между прочим, и над тем и над другим в Европе ведется работа. Прямо сейчас, в этот самый миг.

— Я искренне надеюсь, что слово «завтра» вы употребили в переносном смысле. — Мэтью не мог представить себе пистолет, который бы делал несколько выстрелов подряд. Это было бы самое опасное оружие в истории человечества, не иначе.

— В Пруссии уже создали пистолеты с несколькими дулами. Что же касается уменьшения размеров для удобства незаметной переноски, то на это, по моим подсчетам, уйдет еще лет пятьдесят. Если, конечно, не появятся новые технологии, а это вполне возможно, ведь ружейные мастера — народ в высшей степени изобретательный. — Тут Маккаггерс приметил газету в руках Мэтью. — О! Последние новости?

— Да, номер сегодня утром вышел. Очень жаль, что мистер Григсби выставил меня тем, кто брал у вас интервью. Когда мы с ним беседовали, я изо всех сил старался держать язык за зубами, клянусь!

— Да, я вижу. — Маккаггерс в считаные секунды ознакомился со статьей. — О, вот эти слова про «некоторых высокопоставленных лиц» кому-то явно не понравятся! Особенно Лиллехорну. Да и Байнс будет не рад. «Кровь поистине стынет в жилах при мысли о том, что добрый знакомый может оказаться беспощадным душегубом». Надо же, а Григсби мастак запугивать народ! — Маккаггерс перевернул листок и принялся читать дальше; Мэтью тем временем разглядывал чердак.

На полках книжного шкафа стоял десяток толстых томов в ветхих кожаных переплетах. Учебники по медицине? По анатомии? Названий отсюда было не разглядеть. Рядом помещался старинный черный комод, а подле него — что-то вроде стойки для скрученных белых свитков. В дальнем углу чердака, за полками с аккуратно сложенной одеждой, стояли простая койка и письменный стол. Очага здесь, очевидно, не было: стало быть, Маккаггерс либо питается в харчевнях и трактирах, либо (что более вероятно, учитывая его любовь к уединенной жизни) пищу ему готовит какая-нибудь соседка.

— Бюро «Герральд», — протянул судебный медик, читая объявление. — По всем вопросам обращаться в гостиницу «Док-хаус». Хм, очень интересно.

— Неужели?

— Да, я о них слышал. Не знал, что они и сюда добрались. Частным сыском занимаются. У них еще был любопытный девиз: «Руки и глаза закона». — Маккаггерс оторвал взгляд от Мэтью. — Что ж, главному констеблю предстоят смутные времена, если они и впрямь откроют здесь контору.

— В самом деле?.. — как можно равнодушней проговорил Мэтью.

— Смотрю, Григсби опоздал с последними новостями. — Маккаггерс вернул Мэтью номер «Уховертки». — Полагаю, вы уже слышали?

— Слышал.

— Очередной труп с перерезанным горлом. Такой же узор вокруг глаз. Ох… — Лицо Маккаггерса побелело при воспоминании об увиденном ночью в покойницкой. Он зажал рот ладонью, словно подавляя рвотный позыв. — Прошу прощения, — молвил он через минуту. — Порой я не в силах обуздать свои слабости.

Мэтью решил, что пора, вежливо кашлянув, задать сакраментальный вопрос:

— Какие слабости, сэр?

— Полно вам валять дурака! — Маккаггерс опустил руку. — Вы отлично знаете, что я имею в виду. Да и все знают, не так ли? — Он кивнул. — Все знают — и посмеиваются у меня за спиной. Но что прикажете мне делать? Я проклят, понимаете? Это мое призвание, однако я совершенно не способен… — Он резко умолк. На бледных щеках едва заметно блестел пот. Он молчал, ожидая, когда успокоится его нутро, затем выдавил кривую усмешку и махнул рукой на скелеты. — Видите моих ангелов?

— Ангелов, сэр?

— Моих неизвестных ангелов, — добавил Маккаггерс. Он смотрел на скелеты с таким восхищением, словно перед ним были блистательнейшие шедевры искусства. — Двое — молодой человек и женщина — прибыли из Бристоля. Еще двое, старик и девочка, были обнаружены здесь. Они — мои ангелы. Знаете почему?

— Нет. — И вряд ли хочу узнать, подумал Мэтью.

— Они суть воплощение всего, что завораживает меня в жизни и смерти, — пояснил судебный медик, не переставая любоваться своими сокровищами. — Они безупречны. Гнилые зубы, трещина в пястной кости, выбитое колено — это все сущие пустяки, разумеется. Тут другое. Двое из Бристоля когда-то висели в кабинете моего отца, он тоже был судебный медик, как и мой дед. Помню, как сумрачным днем отец показывал их мне и говорил: «Эштон, смотри на них и смотри хорошенько, зри вглубь, ибо в них сокрыта вся радость, вся трагедия и вся тайна существования. Радость — потому что они, как и мы, имели волю к жизни. Трагедия — потому как нас всех ждет та же участь. А тайна… тайна вот в чем: куда уходит свет из сих домов, оставляя за собою одни лишь остовы?»

В глазах Маккаггерса горел огонь, каковой многие бы приняли за безумие, однако Мэтью видел подобный свет и в собственных глазах, в зеркале, когда столкнулся в Фаунт-Ройале с задачей, не имеющей, как ему тогда казалось, решения.

— Никто из них не должен был умереть, — молвил Маккаггерс. — То есть, разумеется, по прошествии лет они бы так или иначе скончались, но мой отец, помню, рассказывал, что первые двое просто были найдены мертвыми, никто не смог их опознать, никто за ними не пришел. То же самое касается и вторых. Труп старика нашли в повозке лудильщика, но сам лудильщик понятия не имел, когда и как тот туда забрался. Девочка умерла на борту корабля. Но вот что поразительно, Мэтью: она не числилась среди пассажиров, никто не знал ее имени. Она спала на палубе, садилась за стол вместе с остальными, однако пассажиры не спрашивали, кто она и где ее родители. Столько недель прошло, а никому и дела не было! Как ей это удалось? Она превратилась в невидимку? Или просто вела себя тихо, и людям и в голову не приходило, что о ней некому заботиться? Четырнадцать лет ей было. Откуда она взялась, Мэтью? И какова была ее история?

— Почему она умерла? — спросил Мэтью, разглядывая самый маленький скелет.

— Хороший вопрос. — Маккаггерс потер подбородок. — Я внимательно ее изучил. Старика тоже, конечно. Сверялся с учебниками и собственными заметками, использовал все инструменты, что достались мне от отца, а ему — от деда, и… бесполезно. Я не нашел ни травм, ни явных указаний на какие-либо болезни. Ничего. От этих людей не осталось ничего, только остовы, а свет исчез. Но у меня есть одна догадка, Мэтью, вернее, единственно возможный, на мой взгляд, ответ.

Сдается, — тихо сказал Маккаггерс, глядя на своих ангелов, — что каждому из нас необходимы друзья, любовь, хотя бы толика человеческого тепла. И если этого долго нет, то старик или юная дева могут от отчаянья забраться в повозку лудильщика или прокрасться по сходням на борт корабля и… обнаружить, что всюду им уготовано лишь одиночество. Полагаю, причина их смерти не описана в моих, папиных или дедушкиных книгах. Полагаю, что-то оборвалось или сломалось в их сердце, и, когда умерла последняя надежда, они умерли вместе с ней, потому как не могли больше жить… Но взгляните на эти кости, — продолжал судебный медик. — Как они ладно подогнаны, как тщательно оберегают то, что сокрыто внутри. Остовы наших домов заслуживают восхищения, Мэтью, даже если черны наши сердца и затуманен рассудок. Именно кости привели меня к этому делу. Их точная геометрия, лежащий в основе благородный и непогрешимый замысел. Кости — чудо творения! — Он заморгал и, казалось, в тот же миг шлепнулся на твердую землю. — А вот кашу я не переношу. Битые черепки и все, что вываливается наружу. — Вновь его рука взлетела к поджатым губам.

— Насколько я понял, ваш отец по-прежнему живет в Бристоле? — решил переменить тему Мэтью.

— Да. — Ответ прозвучал как-то отстраненно. — По-прежнему в Бристоле. И всегда будет в Бристоле.

Похоже, и эта тема оказалась опасной. Маккаггерс внезапно содрогнулся всем телом и сказал:

— Прошу вас, мне нехорошо…

— О, простите!

— У вас был ко мне вопрос?


— Да. Кхм… — Мэтью помедлил. Ему не хотелось причинять Маккаггерсу дальнейшие страдания, но не спросить он не мог. — Я хотел узнать насчет Осли… Вы не возражаете?

— Это ведь моя работа, — не без горечи в голосе ответил медик.

— Я слышал, что минувшей ночью был найден кровавый след. На двери погреба в переулке рядом с Баррек-стрит.

— Да, Лиллехорн мне сообщил. Пятно нашли на дверце овощного погреба адвокатской конторы, принадлежащей Полларду, Фицджеральду и Кипперингу. А что именно вас интересует?

— Просто хотел узнать, правда ли это. — На самом деле Мэтью хотел удостовериться, дошла ли информация о кровавом пятне до главного констебля. — Вы, случайно, не знаете, может, поблизости нашли и другие следы?

Маккаггерс обернулся и обратил на Мэтью немигающий взор:

— Любопытно вы мыслите. А что же сами не спросите у Лиллехорна?

— Он… э-э… сегодня утром ушел на встречу. С лордом Корнбери.

— Мне известно только про один след, — сказал Маккаггерс. — Очевидно, Масочник пытался проникнуть в погреб. Раз уж вы так заинтригованы, расскажу вот что: Лиллехорн уже обыскал погреб и ничего там не обнаружил.

— Но почему преступник выбрал именно погреб адвокатской конторы? Она ведь стоит почти в конце переулка, оттуда рукой подать до Бивер-стрит. Масочнику куда проще было просто повернуть налево или направо, а не лезть в погреб.

— Возможно, его вспугнули крики, коих было немало. Он решил, что констебли подступают со всех сторон. — Маккаггерс выбрал шпагу со стойки и вытер ее белой салфеткой. — Вы знаете, ночью Лиллехорн мне задал вопрос, на который я не смог ответить. Почему человек, изначально поднявший тревогу, исчез?

Придумать ответ Мэтью не успел. Маккаггерс вернул шпагу на место, взял другую и, вытирая клинок, продолжил:

— Лиллехорн очень хочет найти этого человека. Многие слышали его крики, но сам он так и не появился. Что вы об этом думаете?

Мэтью сделал глубокий вдох и сказал:

— Произошло уже три убийства. Мне кажется, главному констеблю следует сосредоточиться на поисках Масочника, а не безвинного свидетеля, случайно оказавшегося на месте преступления.

Маккаггерс кивнул и вернул шпагу на стойку.

— Четыре убийства.

Мэтью подумал, что ослышался.

— Простите, сэр?

— Четыре убийства, а не три. За последние три недели. Осли был четвертой жертвой.

Маккаггерс подошел к нише и выудил оттуда один свиток. Развернул его, изучил собственный рисунок и заметки красным и черным мелком.

— Раз уж вы такой любитель вопросов и ответов, слушайте. За четыре дня до убийства доктора Годвина на берег реки Гудзон вынесло тело юноши лет восемнадцати-девятнадцати, от силы двадцати. Его обнаружил на своей территории, милях в десяти от города, фермер Джон Ормонд. Вот, взгляните. — Он вручил Мэтью свиток и сделал шаг назад, будто желая максимально отстраниться от происходящего.

Мэтью не сразу разобрался, что перед ним: заметки судебного медика представляли из себя некую неизвестную ему скоропись. Первым делом он увидел красные крестики в области глазниц.

— У него были травмированы глаза? — спросил Мэтью.

— Глаза отсутствовали. Видите колотые раны на теле?

Мэтью сосчитал красные точки:

— Восемь?

— Три удара в грудь, один в основание шеи, три в спину и один в левое плечо. Причем, судя по всему, клинки были разных форм и размеров. Также в заметках указано, что руки покойника были связаны за спиной.

— Убийц было несколько, целая банда? — предположил Мэтью.

— Лобная и носовая кость его черепа раздроблены, а также сломано три шейных позвонка. Могу предположить, что он упал в реку с большой высоты. Учтите, тело пробыло в воде по меньшей мере пять дней, прежде чем его обнаружил Ормонд.

Приятное, пожалуй, было зрелище, пришло в голову Мэтью. Река, теплый летний денек… и раздутый безглазый труп с восемью ножевыми ранениями. Для Маккаггерса — так и вовсе пикник в аду.

— Какое чудовищное преступление, — выдавил Мэтью.

И это еще мягко сказано. Масочник хотя бы не связывал своих жертв перед ударом. Несчастный юноша заранее знал, что с ним сейчас сделают, еще когда ему вязали руки.

— Четыре убийства за три недели, — сказал Маккаггерс. — Новый и очень тревожный факт в хрониках этой колонии.

Мэтью вернул ему документ.

— Понятно, почему Лиллехорн решил скрыть этот факт от общественности. Кем был убитый?

— Неизвестно. — Маккаггерс скрутил свиток и положил обратно в нишу. — Труп оказался… непригоден к транспортировке. И ничего не осталось от… простите, одну секунду… ничего не осталось от…

— Лица? — закончил за него Мэтью.