Королева Бедлама
Часть 21 из 93 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Вот мерзавец, подумал Мэтью. Он не знал, сколько еще протянет его рука, но сдаваться не собирался.
— Теряешь форму, — сказал Грейтхаус, вновь принимаясь кружить. — Рука отваливается, а? Продолжай. Левая нога на земле! Ты глухой?! Корпус и шпага — на одной линии, я сказал!
Лоб Мэтью покрылся потом, пока он рубил и колол. Шпага стала тяжелой, как наковальня, предплечье превратилось в кусок мяса, лишенный каких-либо нервов и чувств. А вот плечо буквально разрывалось от боли.
Прошло минут пятнадцать, если не больше, когда Грейтхаус наконец сказал:
— Хватит.
Мэтью опустил шпагу и, тяжело дыша, попытался вернуть руке жизнь с помощью растираний. Поразительно, сколько сил и энергии требуется на размахивание чертовой шпагой в воздухе… Каково же тогда биться по-настоящему?
— Сколько мне потребуется времени, чтобы овладеть этим умением? — выдавил он, пытаясь отдышаться.
Грейтхаус сунул шпагу в ножны и закинул за плечо, после чего извлек из кармана бриджей глиняную трубку, поджег ее спичкой из маленькой карманной трутницы и выпустил в воздух струю синего дыма. Она пролетела мимо головы Мэтью.
— Десять лет, — ответил Грейтхаус, убирая трутницу. — Может, чуток больше или меньше…
— Десять лет?!
— Ты поздновато начал. Я сам с восьми лет фехтую.
— Может, и мне следовало начать с детской шпаги?
— И многому я тебя научу, валяясь на полу в припадках истерического смеха? Да и нет в этих деревяшках никакого проку. Надо укреплять мышцы предплечья и кисти, учиться держать корпус. Деревяшки дадут ложное чувство успеха.
— Едва ли меня вообще ждет успех — с деревяшками или без.
Грейтхаус забрал у Мэтью шпагу, давая понять, что тренировка окончена.
— Может быть. Безусловно, искусство владения шпагой или любым другим мечом дается не всем. Нужно многое помнить и учитывать.
— Это гораздо труднее, чем я думал, — признался Мэтью.
— Увы, мы лишь подобрались к основам — самое трудное впереди. — Грейтхаус вернул шпаги на место, затем нагнулся и взял с пола коричневую бутылочку. Откупорив, протянул ее Мэтью. — На-ка, глотни.
Мэтью учуял запах напитка задолго до того, как приблизил бутылочку ко рту, и все же сделал добрый глоток. Глаза его слезились, когда он возвращал бренди Грейтхаусу.
— Спасибо.
Тот выпил, заткнул горлышко и потянул дым из трубки.
— В шахматы тоже трудно играть, верно?
— Да. Ну, то есть… поначалу. Пока не освоишь все фигуры и как они ходят.
— Вот, так же и со шпагой. Только противнику надо не мат поставить, одновременно защищаясь от атак, а убить его и самому не умереть. В этом смысле искусство владения шпагой похоже на шахматы: нужно занимать и оборонять территорию. Одинаково важно правильно вести бой наступательный и оборонительный — в шахматах это атака и защита. Постоянно все продумывать наперед: каков будет следующий ход противника, как отразить его выпад, как ответить на финт. Постепенно ты подводишь бой к завершению, и, чтобы одержать в нем победу, необходимо перехватить инициативу у противника. — Грейтхаус выпустил изо рта тоненькую струйку дыма. — Вот скажи, сколько времени у тебя ушло на то, чтобы так навостриться играть в шахматы?
— Наверное… много лет. Я по-прежнему часто допускаю ошибки, но научился их замечать и исправлять.
— И здесь то же самое! — сказал Грейтхаус, вскинув голову. — Я не жду, что ты станешь мастером, нет. Я лишь хочу, чтобы ты умел замечать свои ошибки и исправлять их. Тогда у тебя появится время, чтобы выхватить пистолет и застрелить врага.
Мэтью не сразу смекнул, что Грейтхаус шутит: лицо его оставалось совершенно серьезным.
— Жду тебя здесь в субботу, в девять утра, — сказал он. — Проведешь тут весь день. Да-да, тут, на каретном дворе. Будем осваивать шпагу, а заодно поучу тебя стрелять из пистолета и махать кулаками.
Какая замечательная суббота намечается, подумал Мэтью.
— А для чего вам праща?
— Белок стрелять, — ответил Грейтхаус. — Я их потом запекаю с картошкой и перцем.
Он еще раз затянулся, выдохнул дым и выбил остатки пепла основанием ладони.
— Обучение будет состоять не только из физических упражнений. Я хочу понять, умеешь ли ты читать карты, например. И составлять их по словесному описанию места. Еще я проверю, хорошо ли ты запоминаешь описания людей. Ну и с лошадкой научу тебя обращаться. Та, в сарае, еле копыта тащит. — Тут он заметил вытянувшееся лицо Мэтью и слегка улыбнулся. — Как сказала миссис Герральд, никаких непосильных задач перед тобой ставить не будут. Быть может, тебе полегчает от осознания, что ты — наш первый новичок. Со временем появятся и другие. Прямо сейчас мы рассматриваем одного кандидата в Бостоне и еще двух в Нью-Йорке.
— Правда? Кого?
— Если я тебе скажу, это перестанет быть тайной, а миссис Герральд пока что велела мне ее хранить.
— Понятно, — ответил Мэтью, хотя сам уже вовсю гадал, что это за кандидаты. Один вопрос он все же не мог не задать: — Расскажете про миссис Герральд?
— Что именно?
— Ну, ее историю. Она только говорила, что бюро основал ее муж. Что с ним случилось?
Грейтхаус хотел было ответить, но осекся:
— Это подождет. Через четыре часа рассвет, тебе надо поспать.
Мэтью, недолго думая, согласился. Пусть спать оставалось считаные часы, впереди — трудный день. Кроме того, от его правой руки все равно толку нет, а у мирового судьи Пауэрса наверняка найдется для него работа.
— Доброй ночи, — попрощался он с Грейтхаусом.
— Не забудь вытереть ноги, — ответил тот. — Если наследишь, миссис Герральд не обрадуется.
Мэтью возвращался к дому сквозь влажную дымку. У входа он вспомнил про хозяйку дома и почистил подошвы о железный скребок, а спустя десять минут все мысли о шпагах, шахматах и запеченных белках его покинули: он погрузился в глубокий и крепкий сон.
Пробудил Мэтью вежливый звон колокольчика за дверью. Стояли хмурые предрассветные сумерки. Он умылся, оделся, не стал бриться — поскольку бритвы ему не предложили — и решил с малой нуждой потерпеть до леса, дабы не пачкать горшок. В столовой его ждал плотный горячий завтрак: яичница, ветчина, галеты и крепкий горячий чай. Рядом с тарелкой лежали его кошель и серебряные часы.
Миссис Герральд тоже вышла к завтраку, а вот Грейтхаус так и не появился (хотя еду, вероятно, готовил он, поскольку отвечал за всю стряпню в доме).
— Передайте это мистеру Григсби, пожалуйста, — сказала миссис Герральд, протягивая Мэтью конверт (опять-таки запечатанный красным сургучом). — Полагаю, он захочет получить оплату за объявление авансом. На этот случай у вас в кошельке уже лежит несколько монет. По моим расчетам, их должно хватить и на объявление, и на лошадь. Как я поняла, вы вернетесь к мистеру Грейтхаусу к девяти утра субботы. — То был не вопрос, а утверждение. — Прошу вас не опаздывать.
— Да, мадам.
— Ну, ешьте. Дождь уже закончился, и мне пора садиться за письма.
Сьюви уже вывели из стойла: когда Мэтью вышел из дома, она ждала его у коновязи. Он убрал кошель и часы в седельную сумку и с первыми слабыми лучами солнца, пробившимися сквозь тучи, выехал со двора. Через минуту он приблизился к воротам и обнаружил там Грейтхауса.
— Хорошего дня! — сказал тот. — Ах да, и не забудь растереть руку и плечо какой-нибудь мазью, когда вернешься в город. К вечеру будет болеть.
— Спасибо, — ответил Мэтью не без сарказма в голосе.
Он выехал за ворота, закрыл их за собой и отправился в путь. Спустя полчаса последние облака рассеялись, небо стало ярко-голубым и солнце засияло во всю свою золотую мощь. Сьюви неспешно брела по дороге, а Мэтью, опустив подбородок на грудь, крепко спал прямо в седле.
Часть вторая. Безумие
Глава 13
Напрасно мировой судья Пауэрс согласился отпустить Мэтью на встречу с миссис Герральд: вернувшись в четверг утром на рабочее место, молодой секретарь не сумел вывести ни единой строчки. Судья пожелал знать, что с ним стряслось, и непременно во всех подробностях. Мэтью поведал ему свою историю, сделав особый упор на полуночной тренировке, начисто лишившей его способностей к письму.
— Ну, тогда гуляй, — посоветовал Пауэрс. — Я у кого-нибудь украду секретаря, а ты ступай домой и отдохни.
— Наверное, заскочу в аптеку за мазью, — сказал Мэтью, потирая плечо. — К завтрашнему слушанию по делу Нокса я готов, если что.
— Вот уж не знаю. Вроде бы у судьи Макфини завтра ничего нет, позаимствую его секретаря. — Пауэрс замахал рукой. — Ну, иди, дай отдых руке.
— Спасибо, сэр. Постараюсь немного прийти в себя к завтрашнему дню.
— А нет, так и нет. Не волнуйся попусту. — Он одобрительно взглянул на Мэтью. — Я очень рад, что помог тебе взять новый курс. То, что миссис Герральд выбрала именно тебя, льстит мне не меньше, чем тебе. И я уверен, что все ее затраты окупятся с лихвой. Жалованье у тебя будет достойное, верно?
— Цифры мы пока не обсуждали.
— Похоже, тебе самому не помешает кое-какая юридическая помощь. Если захочешь должным образом составить контракт, я буду рад проконсультировать.
— Спасибо. — Мэтью уже хотел уйти, но у двери замешкался.
— Что-то еще? — Пауэрс поднял взгляд от бумаг.
— Да, сэр… Меня интересует миссис Герральд. Вам о ней что-нибудь известно?
— Например?
— Вы как-то сказали, что у вас есть общие враги. Поясните, что вы имели в виду?
Мировой судья несколько мгновений изучал — или делал вид, что изучает, — первые строки письма, лежащего поверх стопки с корреспонденцией.
— Теряешь форму, — сказал Грейтхаус, вновь принимаясь кружить. — Рука отваливается, а? Продолжай. Левая нога на земле! Ты глухой?! Корпус и шпага — на одной линии, я сказал!
Лоб Мэтью покрылся потом, пока он рубил и колол. Шпага стала тяжелой, как наковальня, предплечье превратилось в кусок мяса, лишенный каких-либо нервов и чувств. А вот плечо буквально разрывалось от боли.
Прошло минут пятнадцать, если не больше, когда Грейтхаус наконец сказал:
— Хватит.
Мэтью опустил шпагу и, тяжело дыша, попытался вернуть руке жизнь с помощью растираний. Поразительно, сколько сил и энергии требуется на размахивание чертовой шпагой в воздухе… Каково же тогда биться по-настоящему?
— Сколько мне потребуется времени, чтобы овладеть этим умением? — выдавил он, пытаясь отдышаться.
Грейтхаус сунул шпагу в ножны и закинул за плечо, после чего извлек из кармана бриджей глиняную трубку, поджег ее спичкой из маленькой карманной трутницы и выпустил в воздух струю синего дыма. Она пролетела мимо головы Мэтью.
— Десять лет, — ответил Грейтхаус, убирая трутницу. — Может, чуток больше или меньше…
— Десять лет?!
— Ты поздновато начал. Я сам с восьми лет фехтую.
— Может, и мне следовало начать с детской шпаги?
— И многому я тебя научу, валяясь на полу в припадках истерического смеха? Да и нет в этих деревяшках никакого проку. Надо укреплять мышцы предплечья и кисти, учиться держать корпус. Деревяшки дадут ложное чувство успеха.
— Едва ли меня вообще ждет успех — с деревяшками или без.
Грейтхаус забрал у Мэтью шпагу, давая понять, что тренировка окончена.
— Может быть. Безусловно, искусство владения шпагой или любым другим мечом дается не всем. Нужно многое помнить и учитывать.
— Это гораздо труднее, чем я думал, — признался Мэтью.
— Увы, мы лишь подобрались к основам — самое трудное впереди. — Грейтхаус вернул шпаги на место, затем нагнулся и взял с пола коричневую бутылочку. Откупорив, протянул ее Мэтью. — На-ка, глотни.
Мэтью учуял запах напитка задолго до того, как приблизил бутылочку ко рту, и все же сделал добрый глоток. Глаза его слезились, когда он возвращал бренди Грейтхаусу.
— Спасибо.
Тот выпил, заткнул горлышко и потянул дым из трубки.
— В шахматы тоже трудно играть, верно?
— Да. Ну, то есть… поначалу. Пока не освоишь все фигуры и как они ходят.
— Вот, так же и со шпагой. Только противнику надо не мат поставить, одновременно защищаясь от атак, а убить его и самому не умереть. В этом смысле искусство владения шпагой похоже на шахматы: нужно занимать и оборонять территорию. Одинаково важно правильно вести бой наступательный и оборонительный — в шахматах это атака и защита. Постоянно все продумывать наперед: каков будет следующий ход противника, как отразить его выпад, как ответить на финт. Постепенно ты подводишь бой к завершению, и, чтобы одержать в нем победу, необходимо перехватить инициативу у противника. — Грейтхаус выпустил изо рта тоненькую струйку дыма. — Вот скажи, сколько времени у тебя ушло на то, чтобы так навостриться играть в шахматы?
— Наверное… много лет. Я по-прежнему часто допускаю ошибки, но научился их замечать и исправлять.
— И здесь то же самое! — сказал Грейтхаус, вскинув голову. — Я не жду, что ты станешь мастером, нет. Я лишь хочу, чтобы ты умел замечать свои ошибки и исправлять их. Тогда у тебя появится время, чтобы выхватить пистолет и застрелить врага.
Мэтью не сразу смекнул, что Грейтхаус шутит: лицо его оставалось совершенно серьезным.
— Жду тебя здесь в субботу, в девять утра, — сказал он. — Проведешь тут весь день. Да-да, тут, на каретном дворе. Будем осваивать шпагу, а заодно поучу тебя стрелять из пистолета и махать кулаками.
Какая замечательная суббота намечается, подумал Мэтью.
— А для чего вам праща?
— Белок стрелять, — ответил Грейтхаус. — Я их потом запекаю с картошкой и перцем.
Он еще раз затянулся, выдохнул дым и выбил остатки пепла основанием ладони.
— Обучение будет состоять не только из физических упражнений. Я хочу понять, умеешь ли ты читать карты, например. И составлять их по словесному описанию места. Еще я проверю, хорошо ли ты запоминаешь описания людей. Ну и с лошадкой научу тебя обращаться. Та, в сарае, еле копыта тащит. — Тут он заметил вытянувшееся лицо Мэтью и слегка улыбнулся. — Как сказала миссис Герральд, никаких непосильных задач перед тобой ставить не будут. Быть может, тебе полегчает от осознания, что ты — наш первый новичок. Со временем появятся и другие. Прямо сейчас мы рассматриваем одного кандидата в Бостоне и еще двух в Нью-Йорке.
— Правда? Кого?
— Если я тебе скажу, это перестанет быть тайной, а миссис Герральд пока что велела мне ее хранить.
— Понятно, — ответил Мэтью, хотя сам уже вовсю гадал, что это за кандидаты. Один вопрос он все же не мог не задать: — Расскажете про миссис Герральд?
— Что именно?
— Ну, ее историю. Она только говорила, что бюро основал ее муж. Что с ним случилось?
Грейтхаус хотел было ответить, но осекся:
— Это подождет. Через четыре часа рассвет, тебе надо поспать.
Мэтью, недолго думая, согласился. Пусть спать оставалось считаные часы, впереди — трудный день. Кроме того, от его правой руки все равно толку нет, а у мирового судьи Пауэрса наверняка найдется для него работа.
— Доброй ночи, — попрощался он с Грейтхаусом.
— Не забудь вытереть ноги, — ответил тот. — Если наследишь, миссис Герральд не обрадуется.
Мэтью возвращался к дому сквозь влажную дымку. У входа он вспомнил про хозяйку дома и почистил подошвы о железный скребок, а спустя десять минут все мысли о шпагах, шахматах и запеченных белках его покинули: он погрузился в глубокий и крепкий сон.
Пробудил Мэтью вежливый звон колокольчика за дверью. Стояли хмурые предрассветные сумерки. Он умылся, оделся, не стал бриться — поскольку бритвы ему не предложили — и решил с малой нуждой потерпеть до леса, дабы не пачкать горшок. В столовой его ждал плотный горячий завтрак: яичница, ветчина, галеты и крепкий горячий чай. Рядом с тарелкой лежали его кошель и серебряные часы.
Миссис Герральд тоже вышла к завтраку, а вот Грейтхаус так и не появился (хотя еду, вероятно, готовил он, поскольку отвечал за всю стряпню в доме).
— Передайте это мистеру Григсби, пожалуйста, — сказала миссис Герральд, протягивая Мэтью конверт (опять-таки запечатанный красным сургучом). — Полагаю, он захочет получить оплату за объявление авансом. На этот случай у вас в кошельке уже лежит несколько монет. По моим расчетам, их должно хватить и на объявление, и на лошадь. Как я поняла, вы вернетесь к мистеру Грейтхаусу к девяти утра субботы. — То был не вопрос, а утверждение. — Прошу вас не опаздывать.
— Да, мадам.
— Ну, ешьте. Дождь уже закончился, и мне пора садиться за письма.
Сьюви уже вывели из стойла: когда Мэтью вышел из дома, она ждала его у коновязи. Он убрал кошель и часы в седельную сумку и с первыми слабыми лучами солнца, пробившимися сквозь тучи, выехал со двора. Через минуту он приблизился к воротам и обнаружил там Грейтхауса.
— Хорошего дня! — сказал тот. — Ах да, и не забудь растереть руку и плечо какой-нибудь мазью, когда вернешься в город. К вечеру будет болеть.
— Спасибо, — ответил Мэтью не без сарказма в голосе.
Он выехал за ворота, закрыл их за собой и отправился в путь. Спустя полчаса последние облака рассеялись, небо стало ярко-голубым и солнце засияло во всю свою золотую мощь. Сьюви неспешно брела по дороге, а Мэтью, опустив подбородок на грудь, крепко спал прямо в седле.
Часть вторая. Безумие
Глава 13
Напрасно мировой судья Пауэрс согласился отпустить Мэтью на встречу с миссис Герральд: вернувшись в четверг утром на рабочее место, молодой секретарь не сумел вывести ни единой строчки. Судья пожелал знать, что с ним стряслось, и непременно во всех подробностях. Мэтью поведал ему свою историю, сделав особый упор на полуночной тренировке, начисто лишившей его способностей к письму.
— Ну, тогда гуляй, — посоветовал Пауэрс. — Я у кого-нибудь украду секретаря, а ты ступай домой и отдохни.
— Наверное, заскочу в аптеку за мазью, — сказал Мэтью, потирая плечо. — К завтрашнему слушанию по делу Нокса я готов, если что.
— Вот уж не знаю. Вроде бы у судьи Макфини завтра ничего нет, позаимствую его секретаря. — Пауэрс замахал рукой. — Ну, иди, дай отдых руке.
— Спасибо, сэр. Постараюсь немного прийти в себя к завтрашнему дню.
— А нет, так и нет. Не волнуйся попусту. — Он одобрительно взглянул на Мэтью. — Я очень рад, что помог тебе взять новый курс. То, что миссис Герральд выбрала именно тебя, льстит мне не меньше, чем тебе. И я уверен, что все ее затраты окупятся с лихвой. Жалованье у тебя будет достойное, верно?
— Цифры мы пока не обсуждали.
— Похоже, тебе самому не помешает кое-какая юридическая помощь. Если захочешь должным образом составить контракт, я буду рад проконсультировать.
— Спасибо. — Мэтью уже хотел уйти, но у двери замешкался.
— Что-то еще? — Пауэрс поднял взгляд от бумаг.
— Да, сэр… Меня интересует миссис Герральд. Вам о ней что-нибудь известно?
— Например?
— Вы как-то сказали, что у вас есть общие враги. Поясните, что вы имели в виду?
Мировой судья несколько мгновений изучал — или делал вид, что изучает, — первые строки письма, лежащего поверх стопки с корреспонденцией.