Королева Бедлама

— Нет, мадам, — решительно и быстро ответил Мэтью. — Ни в коей мере.

— Это я и хотела услышать. — Она выглянула в окно и увидела сверкнувшую над городом молнию. — Не следует вам в столь поздний час и в такую погоду пускаться в путь. Если согласитесь остаться, вам приготовят спальню на первом этаже. Встанете на рассвете и поедете.

Мэтью рассудил, что так будет разумнее всего, и поблагодарил миссис Герральд за гостеприимство. Вечер на этом не закончился: Грейтхаус принес шахматы, расставил их на доске и предложил Мэтью поиграть, потягивая при этом уже второй бокал вина. Впрочем, несмотря на количество выпитого спиртного, он оказался отнюдь не беззащитной жертвой и успел доставить Мэтью немало неприятностей своими конями, прежде чем тот разгромил его армию ферзем и слоном.

После второй партии — в которой Мэтью с самого начала принялся хладнокровно рубить его фигуры направо и налево, пока не загнал несчастного короля в угол, точно крысу, — Грейтхаус зевнул и потянулся, хрустя косточками. Затем он пожелал всем спокойной ночи и отправился спать к себе — в каретный двор.

Миссис Герральд ушла отдыхать еще в начале второй партии, поэтому Мэтью спустился в небольшую, но удобную спаленку на первом этаже, разоблачился и накинул приготовленную для него ночную сорочку. Затем умылся над тазом, почистил зубы щеткой и мятным зубным порошком, задул свечу и лег в постель. Над Манхэттеном по-прежнему гремел гром и полыхали молнии.

Ему предстояло многое обдумать. Спокойно и обстоятельно. Минуты три Мэтью размышлял о застольной «проповеди» миссис Герральд, однако вскоре усталость его сморила, и мысли исчезли так же быстро и окончательно, как пламя погасшей свечи.

Посему очнулся он с некоторой растерянностью и разбитостью. Кто-то тянул его за рукав и светил ему фонарем в лицо. Дождь все еще барабанил в окна. Мэтью сел, щурясь на яркий свет, — казалось, будто в глаза светило полуденное солнце.

— Вставай и одевайся, — скомандовал стоявший у кровати Хадсон Грейтхаус деловитым и по-воскресному трезвым голосом. — Обучение начинается прямо сейчас.





Глава 12




Хадсон Грейтхаус повел Мэтью сквозь моросящий дождь к каретному двору из коричневого камня, в окнах которого горел свет. Судя по жуткой усталости и тяжести в руках и ногах, поспать ему дали не больше двух часов. Грейтхаус освещал путь фонарем. Наконец они вошли в открытую дверь и оказались в помещении с земляным полом, на котором по кругу было расставлено еще восемь фонарей.

Грейтхаус закрыл дверь и, к некоторому беспокойству Мэтью, задвинул засов. Карет во дворе никаких не было, зато была лестница наверх, где, по всей видимости, и обитал Грейтхаус. Он повесил свой фонарь на крюк в стене, и в этот миг Мэтью заметил отблески желтого света на рукоятях и гардах четырех шпаг в ножнах, уложенных горизонтально на крючки. Шпагами арсенал Грейтхауса не ограничивался: Мэтью увидел два пистолета, три кинжала и — подумать только! — здоровенную пращу.

— Миссис Герральд мне сообщила, что ты ничего не понимаешь в шпагах и пистолетах. Это верно?

— Да, сэр. То есть… верно. — Мэтью неудержимо хотелось зевать, пока он не увидел оружие. Теперь же сон сняло как рукой.

— Стало быть, ты шпаги и в руках не держал?

— Нет. То есть… — Однажды ему довелось взять в руки шпагу в тюремной камере Фаунт-Ройала, но, скорее, чтобы избавиться от нее, нежели чтобы ею воспользоваться. Вряд ли это стоит даже упоминать. — Мальчишкой… то есть в детстве… я состоял в портовой шайке оборванцев. То была, конечно, не настоящая шайка, а так… горстка сирот. Я и сам сирота.

— Ты это сейчас к чему рассказал?

— К тому, что мы дрались на палках. Будто на шпагах. Ну, понарошку.

— И что, ты кого-нибудь убил такой палкой?

Грейтхаус подошел вплотную и навис над ним, точно великан. Причем с каждой секундой он и его тень на стене будто увеличивались в размерах — по крайней мере, в глазах Мэтью.

— Нет, сэр.

— А вообще, убивать приходилось?

— Нет, сэр.

— Драться умеешь? Врукопашную?

— Я… с мальчишками-то мы, конечно, дрались. Но то было очень давно, я теперь другой человек. Полностью изменился.

— Этот навык следовало сберечь.

Грейтхаус осмотрел Мэтью с ног до головы — словно впервые видел. Лицо его в свете фонаря казалось надменным и презрительным. Он либо обладал сверхъестественной способностью моментально выводить алкоголь из организма, либо просто мог осушить бочку эля и глазом не моргнуть.

— Больно ты малахольный, — сказал Грейтхаус, обходя Мэтью по кругу. — Прозрачный, как вода, и бледный, как лунный свет. На солнце и свежем воздухе не работаешь?

— Моя работа предполагает… умственный труд, сэр.

— Вот в этом беда современной молодежи. Сидите целыми днями на пятой точке и называете это трудом. Значит, умником себя считаешь? В шахматы играть ты и впрямь мастак… Так вот я тебе скажу, что это все тлен. Ты гниешь изнутри. Уже больше на привидение похож, чем на человека. Откуда у тебя этот шрам? Об шахматную доску головушкой приложился?

— Нет, сэр, — ответил Мэтью. — Я… с медведем схватился.

Грейтхаус замер на месте.

— Позвольте узнать, — выдавил Мэтью, — откуда ваш шрам?

— А это мне третья по счету жена разбитую чашку в голову метнула.

— О…


— Вопросы тут задаешь не ты! — рявкнул Грейтхаус. — Вопросы задаю я, понял?

— Да, сэр.

Какое-то время он продолжал нарезать круги возле Мэтью, затем остановился прямо напротив.

— Я тебе лучше другой шрам покажу, глянь-ка. — Он расстегнул сорочку с рюшами и продемонстрировал Мэтью поистине безобразный коричневый шрам от левой ключицы до центра груди. — Это меня кинжалом ткнули пятого марта тысяча шестьсот семьдесят седьмого года. Убийца в монашеской рясе прямо в сердце метил, но я успел поймать его за руку. А вот еще. — Он стянул сорочку с правого плеча и показал багровый кратер. — Мушкетная пуля, двадцать второго июня восемьдесят четвертого. Выбила мне плечевой сустав. Повезло, конечно: кости остались целы. Пуля прошла сквозь женщину, что стояла в тот момент передо мной. И сюда глянь. — Он выгнулся, демонстрируя третий жуткий шрам на ребрах с правой стороны. — Девятого октября восемьдесят шестого. Вот на что способна шпага, даже не острием. Этот гад не выпад сделал, а ударил меня наотмашь. Два ребра сломал! Я потом месяц в кровати провалялся и наверняка сошел бы с ума, если б не дражайшая графиня. — Он ласково, почти благоговейно притронулся к шраму. — Дождь за три дня предсказываю.

Грейтхаус надел и застегнул сорочку. Лицо у него теперь было скорее довольное, чем обиженное.

— Мне следует приготовиться к той же участи? — спросил Мэтью.

Грейтхаус с такой силой ткнул Мэтью пальцем в грудь, что тот испугался, не получил ли свое первое боевое ранение.

— Нет, если будешь умен. И удачлив. И если дашь мне кой-чему тебя обучить.

Мэтью промолчал, но Грейтхаус, кажется, прочел его мысли.

— Я тебе скажу, что в тот день на меня одного набросилось аж четыре человека и только один шпагой дотянулся, так что в моем профессионализме можешь не сомневаться. У парня не было чувства ритма, он только и знал, что паниковать да дергаться. Просто удача ему улыбнулась, а от меня — отвернулась. Но потом я отдышался и размазал его кишки по мостовой. Второму проткнул лицо: шпага вошла в одну щеку и вышла из другой. Тогда-то они опомнились и дали деру.

— Вы их пощадили?

Грейтхаус осмотрел свои помятые кулаки, и Мэтью заметил, что они тоже испещрены мелкими шрамами.

— Я пошел по кровавому следу и одного нагнал. Пырнул его в горло — и дело с концом. Ночь была темная, это спасло остальных. Да и мне ведь тоже досталось: кровь хлестала, ребра сломаны, — прыть мою это поубавило.

Внезапно он подошел к стене с крюками и выбрал две шпаги. Вытащил обе из ножен и дал одну Мэтью:

— Ну-ка, попробуй меня кольнуть.

— Сэр?

— Бери шпагу и коли меня.

Мэтью принял оружие. Шпага была чертовски тяжелая и, кажется, плохо сбалансированная. Какой противоестественный способ умереть — размахивая эдаким неуклюжим куском стали в воздухе. Мэтью немного поводил острием шпаги из стороны в сторону, наблюдая за игрой света на клинке. Пока что острие двигалось чересчур медленно, чтобы вовремя попасть в какую-либо цель.

— Ты ее держишь, как младенец — погремушку, — сказал Грейтхаус. — Ты по-мужски ее схвати и палец большой прижми. Вот так, а теперь — коли меня.

— Как нужно стоять?

— О стойке пока не думай. Делай, как я сказал.

— Эта шпага не самая удобная, у вас не найдется полегче? — Мышцы предплечья уже вовсю возмущались. Да уж, он явно не прирожденный фехтовальщик…

— Да эта и так самая легкая, лунный ты мой лучик. Ладно, просто вытяни ее вперед. Немного согни руку в локте. Вот так. Ухватись покрепче. Еще крепче. Опусти плечо. Не руку, а плечо! Вот так, теперь стой. — Грейтхаус плашмя ударил своей шпагой по шпаге Мэтью: звон побежал по руке и дошел до самого черепа. — Просто почувствуй, как она откликается, — сказал Грейтхаус, ударяя с другой стороны. Он стал наносить удары один за другим, и каретный двор зазвенел, как колокольня. — Шпага состоит из двух частей: эфеса и клинка. У эфеса есть навершие — вот этот шарик на конце, — рукоять и гарда. У клинка есть сильная часть, она рядом с рукоятью, и слабая, где острие. — Две шпаги по-прежнему издавали стальную музыку. — Всегда отражай — или парируй — удар или выпад сильной частью, вот так. Если попытаешься парировать слабой частью, то либо выронишь, либо сломаешь оружие. Ну или тебя проткнут. Шпага не предназначена для рубящих действий, хотя, как видишь, если приложить силу, она способна на все. Шпагой делают выпады, чтобы острым концом пронзить врага насквозь. У тебя хват ослаб, держи крепче. Так, сейчас мы дадим тебе почувствовать оружие, а потом перейдем к основам: третья и четвертая защиты, сближение, длина выпада, ближняя дистанция, дальняя дистанция, финт, ответ, батман, завязывание, темп и…

— Кажется, я ее обуздал, — перебил его Мэтью, хотя предплечье ныло, как больной зуб.

— Рад, что ты так думаешь, — ответил Грейтхаус и в тот же миг крутнул шпагой немного сильнее, под другим углом.

Пальцы Мэтью вдруг растопырились, будто его ужалил шершень, и шпага улетела прочь, словно комета из книги Мэзера.

— Простите, пальцы разжались… — пробормотал Мэтью, пытаясь вытряхнуть жало.

— Да ты их и не сжимал. Я ведь тебе сказал, прижми большой палец. Подбери оружие и возвращайся на то же место.

Мэтью повиновался.

— А теперь сделай свой корпус тонким, — сказал Грейтхаус. — Он у тебя и так тонкий, ясное дело, ну хоть здесь тебе это будет на пользу. Показывай противнику только правую сторону. Ноги поставь по той же линии, что и мои. Не так широко. И не так близко! Для выпада нужна сила и хороший упор, а если ноги слишком близко, трудно держать равновесие. Вот, так-то лучше. — Выйдя за границу, очерченную фонарями, он медленно пошел вокруг Мэтью. — Острие направь вперед и не давай ему опускаться, если, конечно, твой противник не трех дюймов ростом. Отлично, а теперь слегка согни ноги, как будто собираешься сесть. Еще чуть-чуть. Левая рука сзади, она тебе вместо руля. — Грейтхаус снова остановился перед Мэтью. — Острие должно быть немного выше эфеса. Вот так, молодец. Теперь тяни правую руку вперед и делай шаг правой ногой — как можно дальше. Левая рука, корпус и меч — на одной линии. Ну, давай делай выпад. Живо!

Мэтью подался вперед. Клинок Грейтхауса отбил его шпагу в сторону задолго до того, как она вышла за пределы круга.

— Еще раз. Корпус на линии. Левую ногу не поднимай и по полу не волочи. Когда я говорю «делай выпад», это не значит, что надо дергаться, как мул, которому солнце голову напекло. Движения должны быть экономными, отточенными. Скорость придет позднее.

И снова Мэтью сделал выпад, и снова шпага едва не вылетела из руки.

— Удержал! — гордо сказал он. — Видели?

— Да, я ошибся. — Грейтхаус шагнул вперед, быстро крутнул шпагой, и вновь руку Мэтью свело, а оружие отлетело на десять футов в сторону. — Еще раз оттопыришь большой палец — носить тебе правую перчатку с девятью пальцами. Сходи за оружием и возвращайся.

Мэтью вновь сделал, как было велено. Предплечье болело немилосердно, но он стиснул зубы и решил хотя бы внешне не подавать виду.

— Так, четвертая защита. Я тебе ее показывал только что. Теперь просто работай шпагой. Рубишь направо — возвращаешься в позицию. Выпад по центру — и обратно. Потом рубишь налево — и снова выпад по центру. Спину держи прямо. Ноги еще согни. Еще. Да не бойся, не упадешь. Давай работай шпагой, пока я не остановлю.