Королева ангелов

– Пожалуйста.

Закрыв глаза, Голдсмит запрокинул голову.

– Пустая комната, – сказал он.

Мартин отвернулся от экрана и сказал Карлу и Дэвиду:

– Я попросил задать ряд вопросов для выявления лидерства. Думаю, сейчас они как раз пойдут.

– Сейчас мы попросим вас выбрать любимое слово из нескольких групп слов, – сказал Эрвин в обзорной.

– Все это кажется очень примитивным, – прокомментировал Голдсмит.

– Могу я дать вам эти группы, чтобы вы выбрали слово, которое вам нравится?

– Лучшее слово? Ладно.

Эрвин зачитал из своего планшета:

– Воробей. Гриф. Орел. Ястреб. Голубь.

– Воробей, – сказал Голдсмит.

– Следующая группа. Лодка, шлюпка, яхта, танкер, корабль, парусник.

– Парусник.

– Следующая. Самоуправляющая трасса, автострада, дорога, путь, тропа.

– Путь.

– Следующая. Карандаш. Ручка. Чертилка. Печатная машинка. Ластик.

Голдсмит улыбнулся.

– Ластик.

– Молоток, отвертка, гаечный ключ, нож, долото, гвоздь.

– Гвоздь, – сказал Голдсмит.

– Следующий. Адмирал, капитан, капрал, король, матрос, лейтенант.

Пауза в три секунды.

– Капрал.

– Последняя группа. Обед, ужин, охота, фермерство, завтрак, фураж.

– Фураж.

Эрвин убрал планшет.

– Отлично. Кто вы, господин Голдсмит?

– Простите?

Эрвин не стал повторять вопрос. Они терпеливо смотрели на Голдсмита. Тот отвернулся.

– Я не фермер, – сказал он, – и не адмирал.

– Вы писатель? – спросила Марджери.

Голдсмит на кровати закрутил головой во все стороны, словно искал камеру.

– Зачем все это? – тихо спросил он.

– Вы писатель?

– Конечно, я писатель.

– Благодарю вас. Сейчас мы сделаем перерыв на ужин.

– Постойте, – сказал Голдсмит. – Вы обвиняете меня в том, что я не писатель? – Странная улыбка. Ни гнева, никакого выражения на лице.


– Никаких обвинений, господин Голдсмит. Просто определенные наборы слов и вопросы.

– Конечно, я писатель. Уж не адмирал, это точно.

– Благодарю вас. Если не возражаете, после ужина мы вернемся и продолжим задавать вопросы.

– Вы очень вежливы, – заметил Голдсмит.

Мартин выключил экран. Через мгновение в обзорную вошли Ласкаль, Марджери и Эрвин. Ласкаль с сомнением покачал головой.

– В чем дело? – спросил Мартин.

– Не знаю, что должны были означать все эти вопросы, – сказал Ласкаль, – но он не на все дал полные ответы.

– Да?

– Я прочитал все его книги. Он не ответил на вопрос о местах, о которых ему приятно думать. Размышлять. Ответил не полностью.

– О чем он умолчал?

– Около пяти лет назад в письме полковнику сэру Джону Ярдли он описал место, о котором мечтал, место, казавшееся ему раем. Не могу точно процитировать, но он утверждал, что часто представляет его себе, когда расстроен. Он называл это Гвинеей и говорил, что она похожа отчасти на Эспаньолу, а отчасти на такую Африку, где никогда не ступала нога белого человека, а чернокожие живут свободными и невинными.

– Можно найти ссылку, – сказала Кэрол. – Почему он не сказал нам об этом?

Мартин жестом попросил Марджери передать ему свой планшет.

– В следующий заход задайте ему вот этот ряд вопросов, – сказал он, быстро набирая текст.

Они поели в кафетерии второго этажа, где использовалась устаревшая модель машины по производству наноеды. Исходные материалы были не первой свежести, а блюда – сытными, но невкусными. Ласкаль высказался по поводу этого неудобства, но никто не обратил на это внимания. Исследование шло полным ходом; они уже вспугнули дичь.

– Определенно уплощенный аффект, – сказала Марджери. – Он как будто отключился. Славный малый, не желающий неприятностей.

– Уплощенный аффект может быть маской, – заметила Кэрол; в последние несколько часов она в основном хранила молчание и много записывала. – Он может быть вполне собранным, с общающимися между собой субличностями, но выбрал смиренную позу. В конце концов, нам известно, что он не психопат.

– Он не явный психопат, – сказал Мартин. – Он знает, что сделал нечто очень плохое. В таких обстоятельствах почти невозможно не маскироваться. Но я согласен с Марджери. Уплощенный аффект кажется подлинным.

– Было несколько интересных пауз, – заметил Эрвин. – Когда мы спросили о приятных образах – долгая пауза…

– Возможно, это связано с наблюдением господина Ласкаля, – сказала Кэрол.

– И когда мы спросили, контролирует ли он себя. Это может указывать на расщепление поведенческих шаблонов. Возможно, даже на разделение субличностей.

Мартин пожал плечами.

– Его выбор слов свидетельствует о маскировке. Он не хочет привлекать внимания. Судя по тому, что нам рассказывали, он не отличался излишней скромностью, а, господин Ласкаль?

Ласкаль покачал головой.

– По моим наблюдениям, писателям это вообще несвойственно.

В кафетерии было тридцать посадочных мест, и он казался пустым, когда всего семеро посетителей собрались под двумя лампами. Кэрол не спеша пила кофе и пролистывала в планшете собственные заметки, иногда поглядывая на Мартина, ковырявшего вилкой остатки бледного клейкого куска псевдояблочного пирога. Наконец она нарушила общее задумчивое молчание:

– Харизмы у него тоже маловато.

Ласкаль согласился.

– Не понимаю, как он смог собрать возле себя такую группу, – продолжила она. – Чем он мог их привлечь?

– Раньше он был гораздо более деятельным, – сказал Ласкаль. – Остроумным, симпатичным. Иногда из него просто била энергия, особенно когда он устраивал чтения.

– Я хочу, чтобы он прочитал свою пьесу об аде, – сказал Томас Альбигони от дверей кафетерия. – Мне нравится, когда он ее читает.

Ласкаль встал со стула и сделал приглашающий жест.

– Чем мы можем помочь, господин Альбигони?

– Спасибо, Пол, ничего не надо. Думаю, сегодня я сниму на ночь номер в Ла-Холье. Уйду, наверное, через несколько минут. Если я вам не нужен.

– Хорошо, – сказал Мартин. – Сегодня вечером мы продолжим задавать вопросы, но и только. Думаю, вам следует быть здесь, когда мы начнем вводить наноустройства.

– Я буду, – сказал Альбигони. – Спасибо.

Когда Альбигони ушел, Ласкаль снова занял свое место.