Копчёная селёдка без горчицы

— Он был омерзителен… Весь измазан сажей. Выглядел, будто спал в стоге сена.

Я покачала головой. Неким странным образом это все имело смысл, подумала я, то, что во сне Порслин превратила миссис Булл, которую могла случайно видеть в Канаве, в рыжеволосого буйного мужчину. Даффи не так давно читала книгу профессора Юнга и вдруг заявила, что сны — это символы, таящиеся в подсознании.

Обычно я отмахивалась от снов, как от мусора, но моя жизнь недавно наполнилась необъяснимыми примерами обратного.

Сначала было видение Фенеллы — в хрустальном шаре, — что Харриет хочет, чтобы я помогла ей вернуться домой из холода, и, хотя Фенелла утверждала, что Фели и Даффи подбили ее на это, вся эта история потрясла меня; на самом деле я раздумывала что, если ее признание не было ложью?

Потом рассказ Бруки о беспокойной Серой леди из Букшоу. Я так и не решила, не надул ли он меня с этой так называемой легендой, но у меня просто не было времени разузнать получше.

Тем не менее я должна признать, что все это сверхъестественное где-то глубоко в моем мозгу весьма нервировало меня.

— Почему ты мне раньше это не рассказала?

— О, я не знаю, все так сложно. Часть меня недостаточно тебе доверяла. И я знала, что ты доверяешь мне не больше.

— Я не была уверена насчет твоей одежды, — сказала я ей. — Я думала, почему тебе пришлось стирать ее в реке?

— Да, ты написала об этом в дневнике, верно? Ты думала, что она могла намокнуть от крови Фенеллы.

— Ну, я…

— Ну же, Флавия, признайся. Ты думала, что я проломила череп Фенелле, чтобы… чтобы…. унаследовать фургон или еще что-то.

— Что ж, было такое предположение, — сказала я с улыбкой, надеясь, что она окажется заразительной.

— Дело в том, — продолжила она, взъерошивая волосы, затем накручивая длинную прядь на указательный палец, — что женщина вдали от дома иногда чувствует потребность кое-что прополоскать.

— О, — произнесла я.

— Если бы ты потрудилась спросить меня, я бы сказала тебе.

Если даже это не было приглашением задавать прямые вопросы, я расценила его именно так.

— Ладно, — сказала я. — Тогда разреши мне спросить тебя вот о чем: когда мужчина в фургоне наклонился над тобой во сне, ты заметила что-нибудь, кроме его волос?

Я думала, что знаю ответ, но не хотела озвучивать его вместо нее.

Порслин сдвинула брови и поджала губы.

— Не думаю… Постой! Было кое-что еще. Такое отвратительное, что я, должно быть, забыла, когда ты меня неожиданно разбудила.

Я жадно подалась вперед.

— Да? — сказала я. Мой пульс ускорился.

— Рыба! — договорила она. — Жутчайшая вонь дохлой рыбы. Фу-у-у!

Я могла бы обнять ее. Положить ей руку на талию и — если бы не эта чудная чопорность в крови де Люсов, удерживающая меня на невидимой привязи, — протанцевать с ней по комнате.

— Рыба, — произнесла я. — Точно как я думала.

Мой мозг закипел, самыми крупными пузырями были: Бруки Хейрвуд и его воняющая рыба, Урсула Випонд и гниющие ивовые прутья и мисс Маунтджой с ее пожизненным запасом рыбьего жира.

Проблема заключалась вот в чем: ни у кого из них не было рыжих волос.

До сих пор единственными рыжеволосыми в моем расследовании были Буллы: миссис Булл и ее двое детей. Малыши были вне подозрений — они слишком малы, чтобы напасть на Фенеллу или убить Бруки.

Оставалась только отвратительная миссис Булл, которая, несмотря на прочие свои недостатки, не пахла рыбой, насколько я знала. Если бы пахла, миссис Мюллет не смогла бы удержаться и не упомянуть об этом.

Рыба или не рыба, но миссис Булл затаила обиду на Фенеллу, полагая, что та украла ее ребенка.

Но кто бы ни оставил рыбный запах в фургоне, не обязательно это тот же человек, кто проломил Фенелле череп хрустальным шаром.

И тот, кто сделал это, не обязательно убил Бруки.

— Я рада, что не размышляю так же напряженно, как ты, — заметила Порслин. — Твой взгляд где-то далеко, и ты сама на себя не похожа, выглядишь старше. Зрелище пугающее.

— Да, — сказала я, хотя для меня это была новость.

— Я пыталась, — продолжила она, — но это не работает. Я не могу представить, кто бы мог захотеть навредить Фенелле. И этот человек — которого мы нашли на фонтане, — по какой причине его убили?

В этом и заключался вопрос. Порслин попала в точку.


Вся история свелась к тому, что инспектор Хьюитт именует «мотивом». Бруки был помехой для своей матери и воровал у мисс Маунтджой. Насколько я знала, он не был связан с Петтибоунами, если не считать то, что он поставлял им ворованные вещи. Было бы странно, если бы эти два антикварщика убили его. Без помощи мужа миссис Петтибоун в жизни бы не смогла втащить Бруки туда, где мы с Порслин его нашли. Даже с помощью мужа — старик Петтибоун такой хрупкий — потребовался бы подъемный кран.

Или помощь их друга Эдварда Сэмпсона, владевшего тоннами ржавых механизмов в Ист-Финчинге.

— Мне в голову приходит только один человек, — сказала я.

— И кто это может быть?

— Боюсь, я не могу тебе сказать.

— Вот и все доверие, — невыразительно произнесла она.

— Вот и все доверие.

Больно так от нее отделываться, но у меня свои причины, одна из которых заключается в том, что она может проболтаться инспектору Хьюитту. Я не могу позволить, чтобы кто-то вмешался, когда я так близка к разгадке.

Вторая заключалась в том, что убийца Бруки и напавший на Фенеллу еще на свободе и я не могу ставить Порслин под угрозу.

Она в относительной безопасности здесь, в Букшоу, но как долго я смогу сохранять ее присутствие в тайне?

Об этом я размышляла, когда раздался легкий стук в дверь.

— Да? — отозвалась я.

Через секунду в комнату вошел отец.

— Флавия, — начал он и остановился.

Порслин соскочила с кровати и попятилась в угол комнаты.

Отец на секунду уставился на нее, потом на меня, потом снова на Порслин.

— Извините, — сказал он. — Я не знал…

— Отец, — вмешалась я, — разреши представить тебе Порслин Ли.

— Как поживаете? — произнес отец после едва заметной паузы и первый протянул руку, не дожидаясь ее реакции. Он явно был взволнован.

Порслин сделала несколько нерешительных шагов вперед и один раз встряхнула его руку — вверх-вниз.

— Прекрасная погода в наших краях, не так ли? — продолжил отец. — Разумеется, когда нет дождя.

Я увидела шанс и воспользовалась им.

— Это на бабушку Порслин, миссис Фаа, напали в Изгородях, — заметила я.

По лицу отца пронеслась тень, и это показалось мне вечностью.

— Я был опечален, услышав об этом, — наконец сказал он. — Но мне сообщили, что она полностью поправится.

Никто из них не знал, что сказать дальше, они стояли, уставившись друг на друга, потом отец произнес:

— Вы присоединитесь к нам за ужином, не правда ли?

Я так изумилась, что меня можно было бы свалить с ног изъеденным солью перышком.

Мой добрый старый папочка! Как я его обожаю! Хорошее воспитание и природная галантность превратили то, что могло обернуться неловкой ситуацией, в совершенный триумф, и моя спальня, вместо того чтобы стать полем битвы, внезапно оказалась залом для приемов.

Порслин опустила глаза, демонстрируя согласие.

— Отлично! — воскликнул отец. — Значит, договорились.

Он повернулся ко мне.

— Миссис Мюллет вернулась десять минут назад забрать кошелек. Забыла в кладовой. Если она еще тут, я спрошу, не возражает ли она… Полагаю, она еще на кухне.

И с этими словами он ушел.

— Ну надо же! — протянула Порслин.

— Быстро, — сказала я. — Нет ни одной лишней минуты! Ты наверняка хочешь принять душ и переодеться во что-то более… свежее.

Она уже несколько дней ходила во вдовьем черном платье Фенеллы и выглядела, откровенно говоря, продавщицей цветов с Ковент-Гарден.

— Мои вещи тебе не подойдут, — продолжила я, — но одежда Даффи или Фели сгодится.