Когда заканчиваются сказки

– Я так не могу, Гулла, – вырвалось у неё. – Он обещал отпустить меня, когда я откуплюсь. Я добыла денег. Очень много, гораздо больше, чем он на меня потратил. И эти его чувства, они сводят меня с ума.

Василиса повесила голову, запустила пальцы в волосы и застонала, жалея, что открыла рот. Уж точно не перед Гуллой стоило распинаться. Дёрнул же бес за язык. Только вот больше у Василисы здесь никого не было.

– Пойдём со мной. – Гулла поднялась из-за стола и, не дожидаясь ответа, направилась к выходу.

Василиса догнала её у конюшен. Наёмница уже выводила на улицу своего огромного коня, который едва помещался в денник.

– Бери лошадь, – скомандовала она.

– Куда мы?

– Я не могу тебе помочь, но знаю, кто может. – Гулла вспрыгнула в седло и набросила капюшон.

– Но… почему ты вообще мне помогаешь?

– Тебе какая разница. Бери помощь, пока дают. Шевелись. – Она ударила коня пятками, и Василисе ничего не оставалось, как броситься за своей лошадью.



Ехали молча. Сначала миновали лес, а после направились в горы. Если Василиса правильно помнила карту Материка, то за этой зубастой грядой уже начинались Мёртвые Земли. Место, где лето длится несколько недель, где непроглядная тундра сменяется снежной пустыней. Место, откуда пришёл Кирши.

Лошади ступили на горную тропу и побрели вверх, сгибая шеи под порывами ветра. Колкий снег впивался в щёки, забирался под капюшон и под плащ. Ясная погода быстро сменилась туманной метелью, и чем выше они поднимались, тем плотнее их окутывал снег.

Василиса старалась не терять из виду хвост коня Гуллы, который то появлялся, то исчезал в густой белой пелене.

Спустя час пути по извилистой горной тропе метель закончилась так же внезапно, как и началась. Василиса оказалась на плоской вершине самой маленькой в гряде горы. Она вплотную прилегала боком к своей сестре, вершина которой терялась в тумане. У стены, прячась от ветра за огромным камнем, примостилась рогатая хижина. Крутая крыша подметала соломой землю, в маленьком окошке дрожал рыжий свет, а из трубы валил, сливаясь с туманом, серый дым.

Подойдя ближе, Василиса заметила, что на вершине крыши вовсе не рога – это две доски с вырезанными на концах волчьими мордами. Доски шли по крыльям крыши, подпирая землю, а наверху скрещивались, заставляя волков глядеть в разные стороны. Сами доски были сплошь испещрены рунами.

Гулла спешилась и кивком пригласила Василису следовать за ней.

– Кто здесь живёт? – спросила чародейка, догоняя Гуллу у двери, но вместо ответа та постучала.

Дверь открылась мгновенно. На пороге стояла сгорбленная женщина в чёрных мехах. Тёмные волосы, заплетённые в десяток кос, были украшены вороньими перьями и красными бусинами. Вокруг глаз, на переносице и скулах – чёрная краска, отчего голубые глаза женщины казались пугающе огромными.

Она издала странный хриплый звук и замахала руками, описывая угловатые фигуры в воздухе. Она двигалась рывками, замирала и крутила головой, будто настороженная птица. Рот её открывался на каждое движение рук, но из него не вырывалось ни звука.

Гулла ответила ей быстро и тихо, так что Василиса не успела разобрать ни слова. Женщина бросила на Василису быстрый взгляд и отступила, пропуская гостей внутрь.

– Это Ма, – сказала Гулла. – Она шаманка. Она знает много про чары.

Ма щёлкнула языком, скривилась, дважды ударила двумя пальцами по ладони и очертила указательным пальцем контур лица. Гулла рассмеялась:

– Говорит, что чары сделали её такой красоткой.

Ма отвернулась и пошла к очагу. Передвигалась она всё так же рывками, опираясь рукой на стену – горб явно мешал ей ходить.

В хижине – это была одна-единственная комната – было душно, и терпко пахло травами. Над очагом сушились грибы и куриные лапы, на огне кипело непонятное варево, рядом с камнями очага рассыпались деревянные плошки, наполненные разноцветными порошками. Вместо кровати на полу валялось несколько шкур. На стене висели бубен, несколько ножей, стрелы, ленты, перья и шкура волка. Не было ни стульев, ни столов – для них просто бы не хватило места. Гулле же приходилось пригибаться, чтобы не упираться головой в потолок.

Ма плюхнулась у очага, скрестила ноги и упёрлась руками в колени, при этом подбородок и нос её утонули в меховом воротнике, сделав её похожей на нахохлившуюся ворону. Гулла с Василисой последовали её примеру и сели напротив.

Гулла начала говорить первой. Её зычный голос заполнил хижину, а Ма внимательно слушала, не спуская глаз с Василисы. Чародейка же то и дело слышала, как в речи Гуллы проскакивало её имя и имя Финиста. И чем дальше, тем мрачнее становилось лицо Ма. И она всё смотрела и смотрела на Василису не мигая, отчего той делалось неуютно, и она никак не могла прекратить ёрзать на месте и то и дело тёрла шею, чтобы прогнать назойливые мурашки.

Ма снова цокнула языком и вскинула кулак, призывая Гуллу замолчать. Замотала головой, чиркнула пальцами по запястью от себя к Василисе, коснулась шеи и погладила грудь.

Гулла зарокотала, и Василиса не сразу поняла, что это был вздох досады.

– Она не может тебе помочь, – расшифровала Гулла жесты Ма.

Василиса поджала губы и попыталась выдавить дружелюбную улыбку, стараясь скрыть жгучее разочарование, что углями рассыпалось в груди. Улыбки не вышло, рот свело и перекосило, в носу защипало, а к глазам подступили слёзы, и Василиса быстро заморгала, смахивая их с ресниц.

Ма ткнула в её сторону пальцем, коснулась своего подбородка, потом – запястья и погладила раскрытую ладонь.

– Но ты можешь попытаться сама, – озвучила её слова Гулла.

– Как? – Василиса утёрла лицо рукавом, чувствуя, как разгораются щёки. Сердце застучало в рёбра, устремившись навстречу новой надежде.

Ма снова замахала руками.

– Она не знает, поможет ли тебе это с клятвой, но может сделать предсказание.

– Как мне поможет предсказание? – Василиса всплеснула руками, не сдержав недовольства в голосе.


Ма щёлкнула языком и хрипло каркнула. Гулла перевела на неё вопросительный взгляд. Шаманка ответила, и, судя по её рубленым, резким жестам и грозному выражению лица, она кричала. Василисе даже не понадобился перевод.

– Я не хотела вас обидеть, Ма. Я правда не понимаю, как…

Ма хлопнула в ладоши, махнула на Василису рукой и встала. Ещё несколько рубленых жестов.

– Это всё, что она может тебе дать. Бери или уходи. – Гулла ухмыльнулась и добавила уже от себя: – Ты ей не понравилась.

– Это я заметила, – пробормотала Василиса. – Ладно, скажи ей, что я согласна. Может, будет от этого хоть какая-то польза.

Василиса не любила предсказания. Эта нелюбовь передалась ей по наследству от Беремира. Он считал предсказания пустой тратой времени – туманные знамения, которые можно толковать сотнями противоречивых способов, не несли ничего, кроме лишней головной боли. А уж если учесть, что предсказания с завидной регулярностью выдавала каждая первая ведьма-самоучка, отличить настоящее будущее от игр воображения становилось непосильной задачкой. Чародеи в отличие от ведьм и волхвов в будущее не заглядывали, но не из принципа, а в основном потому, что не умели. Дар предвидения считался редким и опасным – каждого своего обладателя он рано или поздно сводил с ума. Хватило бы пальцев одной руки, чтобы пересчитать, сколько всего таких обладателей было известно истории. И Василиса, признаться честно, сильно сомневалась, что Ма – одна из них. Впрочем, спасибо Гулле за попытку – для Василисы это многое значило.

Ма подхватила с пола плошку с красным порошком и посыпала его в варево на огне. Варево недовольно забурлило, окрасившись в чёрный. Ма зачерпнула его плошкой и, не остужая, опрокинула в рот. Обошла очаг, уселась рядом с Василисой и протянула к ней руки. Василиса, помешкав, накрыла её сухие горячие ладони своими, и длинные узловатые пальцы Ма сомкнулись, словно капканы, поймавшие добычу.

Ма закачалась и выдала низкую грудную ноту. Протяжное «А-а», которое задрожало у Василисы в груди, превратившись в гул, заполнивший всё её тело, как удары языка заполняют звуком чугунный колокол. Кожа покрылась мурашками, магия в крови заметалась и заискрилась, настраиваясь на заданный тон. Василиса испуганно взглянула на Ма. Та закатила глаза и запрокинула голову, продолжая раскачиваться. Василиса увидела, что во рту у неё лишь обрубок языка. Бусины в волосах звенели, сталкиваясь друг с другом, плечи дрожали, а чистый музыкальный звук превратился в булькающий хрип.

Василисе происходящее нравилось всё меньше, она хотела убрать руки, но Ма вцепилась до боли крепко.

– Я… – начала было Василиса.

Но тут Ма на неё посмотрела. Белыми, как у мертвеца, глазами. Бледное, пронизанное паутиной чёрных вен лицо застыло восковой маской. Василиса вскрикнула, Ма дёрнула её на себя.

Василису ослепил белый свет, а потом она упала на мягкую траву. Воздух был тяжёл от крови, в ушах шумело. Василиса подняла голову и встретилась взглядом с потухшими глазами Атли. Закричала и вскочила на ноги.

Тяжело дыша, она оглядывалась по сторонам, чувствуя, как её медленно поглощает ужас. Василиса стояла посреди усеянного трупами поля брани. Поле молчало – никого не осталось в живых.

Звук колокольчиков заставил Василису обернуться.

– Нет, – выдохнула она.

На фоне красного закатного неба на коленях стоял Кирши, голова его безвольно склонилась на грудь, а единственной опорой служило длинное копьё. Острый наконечник торчал из спины, а древко упиралось в землю, не давая Кирши упасть. В руке он всё ещё сжимал меч.

– Нет! – крикнула Василиса и бросилась к Кирши.

Ноги увязли в грязи, а вокруг выросла стена из сосен-великанов.

«Старый мир рухнет, и солнце не взойдёт», – среди ветвей показалась голова Лихо и исчезла.

Зазвенели колокольчики, и Василиса обернулась на звук.

«Владыка в медвежьей шкуре прольёт кровь и потеряет венец. – Оленья голова лешего разгоняла темноту зелёными угольками глаз. – А воину, отмеченному золотом богов, суждено разрушить древнее заклятие».

«Не ходи за лешим в Тёмный Лес, – из-за деревьев вышла Сияна. – Если не готова умереть».

Упырица вспыхнула синим пламенем, и Василиса отпрянула, заслоняясь от его жара руками. Но спрятаться было негде – пламя пылало повсюду, а сама Василиса стояла на руинах гарнизона, у ног её лежала отрубленная голова Аспида.

«Чему быть, того не миновать, – сказала голова. – Лишь раб, что получит свободу, меч, что разрубит камень, и свет, что затмит солнце, смогут остановить жернова судьбы».

Пламя погасло, и Василиса снова оказалась в хижине на горе. Она повалилась на пол, едва дыша и обливаясь холодным потом. Ма лежала рядом, тоже пытаясь отдышаться. Глаза её были широко распахнуты, а во взгляде застыл ужас, и Василиса поняла, что шаманка видела то же, что и она.

– Что всё это значит? – прохрипела Василиса. Во рту пересохло настолько, что язык буквально прилип к нёбу.

Ма, блестящая от пота, покачала головой, коснулась большим пальцем подбородка, рассекла ладонью воздух и коснулась виска. Поднесла руки к груди и сделала несколько сложных жестов.

– Что тебе лучше забыть сюда дорогу, – эхом отозвалась Гулла. – И молиться твоим богам о пощаде.





28

По зову сердца




«Зуб дракона» причалил в Хавене ранним утром. Погода стояла солнечная и морозная, а море тихо гладило берег. На причале толпились торговцы, готовые встречать свой товар. На берегу плотными рядами выстроились одинаковые каменные дома, напоминавшие стену, защищающую город от незваных гостей.

Кирши ступил на берег, и конь, которого он вёл под уздцы, принялся радостно переминаться с ноги на ногу.

– Тоже не любишь плавать? – Кирши потрепал его между ушами и вспрыгнул в седло.

Заезжать в город он не планировал и решил двигаться в объезд, чтобы сберечь время и постараться добраться до места назначения до следующего рассвета. Если получится, прибыть среди ночи и застать Финиста врасплох. Кирши ударил коня пятками, направляясь к лесу, из-за которого пробивались первые солнечные лучи.