Когда наши миры сталкиваются
Часть 26 из 42 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я не могу потерять ее. Не тогда, когда только что получил.
— Грэм просто... иди. Если ты не понимаешь, почему я сделала то, что сделала в ту ночь, то ты меня совсем не знаешь и не понимаешь. Пожалуйста, уходи! — Кеннеди открывает дверь своей спальни, чтобы заставить меня двигаться. Я собираю рюкзак и иду к двери. Останавливаюсь рядом с ней, где она стоит, тупо глядя вперед. Я не смотрю на нее. Мне и не нужно. Я чувствую ее, даже не протягивая руки.
— Я ухожу, потому что ты меня просишь, но клянусь тебе, это не то же самое, что отказаться от тебя, — обещаю я.
— Кто-то вроде тебя не способен на такое обещание, — голос Кеннеди резкий, далекий. Ее слова обжигают, когда срываются с ее языка, ударяя меня по лицу. Она злится и имеет на это полное право.
Я выхожу из комнаты Кеннеди, благодарный за то, что проскользнул через парадную дверь незамеченный ее родителями. Я бы не смог им ничего сказать, даже если бы знал что сказать. Холодный ночной воздух бьет мне в лицо, когда я опускаю окна, выезжая с подъездной дорожки. Возвращение домой – это не вариант.
Я езжу и езжу, пока не оказываюсь перед старым сараем, секретным убежищем для некоторых довольно безумных парней, которые почти всегда разгоняются департаментом шерифа округа. Чувство уединения должно быть успокаивающим, но оказывает противоположное воздействие. Я не просто один посреди этой проселочной дороги. Я один в самом прямом смысле этого слова. Никто в этом не виноват, кроме меня, как и во всем остальном в моей жизни.
Я выхожу из машины, хлопая дверью. Сажусь на капот машины и смотрю в небо, наблюдая за звездами. Я легко нахожу большую и маленькую медведицу. Когда смотрю на скопление звезд, то подвергаю сомнению все, что когда-либо делал, все решения, которые повлияли на окружающих меня людей. Кеннеди родилась, чтобы танцевать так же, как я родился, чтобы играть в бейсбол. Я чуть не лишил нас обоих мечты. Такой талант, как наш, дается не всем. Люди идут по жизни, пытаясь решить, что они должны делать или кем быть, но мы с ней счастливчики. Мы поняли это в тот момент, когда впервые вышли на сцену и бросили мяч.
Глава 35
Кеннеди
Раздается слабый стук в мою приоткрытую дверь. Все во мне кричит, чтобы не обращать на это внимания, притвориться, что я не слышу того, кто стоит по другую сторону от меня. Такой вариант заманчив, но не тогда, когда в комнату заходит мама. Как и большинство мам, она знает, когда у меня что-то не так, так же как она может сказать, что у меня температура, просто поцеловав меня в лоб. Это материнская интуиция. Прямо сейчас я ненавижу ее.
— Что с тобой происходит, Кеннеди? — тихо спрашивает она, садясь на кровать рядом со мной. — И не смей говорить «ничего». Я – твоя мать. Я знаю тебя лучше, чем кто-либо. Это написано на твоем хорошеньком личике.
Как я могу говорить об этом с ней? Решительный взгляд на лице моей мамы говорит все, что мне нужно знать. Я не смогу легко отделаться, поэтому ныряю прямо в воду.
— Думаешь два человека, у которых есть куча причин не быть вместе, могут найти способ быть вместе? Например, если весь мир находит всевозможные причины, почему эти двое не могут быть вместе, могут ли они все еще найти причину для борьбы? — бормочу я, чувствуя себя настолько смущенной, что бросаюсь на кровать, натягивая подушку на голову в попытке спрятаться.
Мама быстро хватает ее, открывая мое розовое от смущения лицо.
— Я думаю, все зависит от них. — Она улыбается мне, как будто у нее есть все ответы. — Это просто два человека, или мы говорим о тебе и Грэме? Потому что если мы говорим о тебе и том очаровательном парне, то я готова поспорить, что он будет сражаться за тебя до последнего. Я мало что о нем знаю, но в курсе, что у него есть репутация. Все это не имеет для меня никакого значения, когда он так смотрит на тебя.
— Что ты имеешь в виду? Как он на меня смотрит? — Я прячу слезы, угрожающие показать, что происходит в моей голове. Говорить о таких вещах с моей мамой странно. Для нас это чужая территория. Это определенно первое обсуждение того, как в моей жизни появился Грэм. У меня никогда не было парня, и я даже не признавалась вслух, что влюблена в кого-то.
— Как будто его мир начинается и заканчивается с тобой. Я не в курсе, что произошло между вами двумя, но я знаю, что вы вместе недавно. С учетом сказанного, этот мальчик обожает тебя. Не позволяй себе надумывать лишнее, ты можешь не найти путь обратно к нему. — Она нежно целует меня в макушку и выходит из комнаты, оставив меня с ее советом.
Я часами смотрю на стену, как будто ожидаю, что она откроется и даст ответы на все мои вопросы. Как будто могу выудить ответы из холодных белых стен, просто глядя в них. Я прокручиваю в голове мамин совет. Выгнать Грэма из моей комнаты кажется неразумным решением, когда успокаиваюсь. Я знаю причину своего опрометчивого поведения. Я была разочарована в нем, во всем.
Но моя мать права. Как обычно, но не говорите ей, что я это сказала. Я просто чувствую слишком много и слишком быстро к Грэму, что это кажется неестественным. Мы учимся в старшей школе и не должны быть так поглощены друг другом. Если вселенная хочет, чтобы мы были вместе, то она перестанет давать нам причины не быть вместе.
Все, что есть и будет в Грэме, пугает. Он из тех парней, которые умудряются быть великолепными после тридцати лет, из тех, кто может быть дерзким, а затем развернуться и доказать вам, что у него также есть эта невероятно милая сторона. Он не просит тебя измениться, но ты все равно меняешься. Он – главный приз, видит он это в себе или нет.
Всякий раз, когда Грэм рядом, я чувствую его, как будто нас связывает невидимый трос. Мы чувствуем друг друга. Первый раз это случилось в ночь аварии. Стоя на сцене, я нервничала и чувствовала себя неловко. Зажегся свет и его взгляд сфокусировался исключительно на мне. Когда посмотрела на толпу, прежде чем заиграла музыка, я увидела его. Он – все, что я видела. Он был моим маяком, а я – потерянной лодкой. Он провел меня через этот момент, осознавал он это в то время или нет. Уверена, что он понятия не имел о том, что я чувствовала в ту ночь, а потом произошел несчастный случай. Тогда я не была уверена, что происходит, но знала, что во мне что-то изменилось. Я не искала Грэма. Он все равно пришел. Я верю, что именно так начинаются все любовные истории. Как они заканчиваются – это совсем другое дело.
Это Грэм виноват в моем несчастном случае. Когда он появился передо мной той ночью, глядя на мое разбитое и растрепанное тело, я почувствовала облегчение, проходящее по моим венам. Он смотрел на меня со страхом в глазах. Он знал, что сделал, и был так же напуган, как и я. В то время я ничего не знала о таких парнях как Грэм, но это не имело для меня большого значения.
Я приняла решение, основываясь на его взгляде. Я никогда не говорила ему этого. Это все еще не имеет большого смысла для меня даже после всего этого времени. Когда он склонился надо мной, разглядывая мои раны, схватил за руку и посмотрел на меня так, как будто действительно видел, вот тогда я это увидела. Его взгляд обнажил его душу, хотя он и не осознавал этого. Я могла только восхищаться тем, что видела. Он оказался именно тем, каким я и думала, даже когда он снова и снова пытался доказать мне, что я ошибаюсь.
Раздается еще один стук в мою дверь, когда я начинаю готовиться ко сну. Наверняка мама вернулась чтобы снова поделиться своей мудростью. Она относится к тому типу людей, которые думают о том, как все сделать правильно, даже после того, как момент прошел. Я унаследовала эту черту от нее. Вот почему каждый раз, когда я хочу на кого-то накричать (в первую очередь на Грэма), я не могу придумать, что сказать.
— Можно мне войти? —эхом разносится по комнате голос моего отца, когда он входит.
— Конечно, — отвечаю я, садясь на кровать.
Он никогда не приходит сюда, если это не важно. Он всегда говорит: «Комната девушки – это не то место, где я хочу быть», или «Здесь слишком розово». Он такой забавный.
— Я знаю, что ты переживаешь из-за своей ноги, и что это может значить для твоего будущего…
Я останавливаю его прежде, чем он успевает сказать что-нибудь еще. Он так далек от истины.
— Папа, дело не только в этом. Конечно, я волнуюсь, но на данный момент я ничего не могу сделать. Все так как есть. Я разберусь с этим, — объясняю я как можно лучше.
— Я никогда не понимал, откуда у тебя такая зрелость.
— Мама, — произносим в унисон и смеемся.
— Этот мальчик заставил тебя плакать? — спрашивает папа с такой решимостью, как будто я должна сказать: «Да», а потом он проведет ночь, мстя за мое разбитое сердце.
— Мама тебе сказала? — спрашиваю я, очень хорошо зная, что это правда.
— У нас в семье нет секретов, и ты это знаешь. — Это заставляет меня смеяться. — Знаю, что я всего лишь твой старый отец, но у меня есть для тебя совет.
— Хорошо... — я осторожно продолжаю, не совсем понимая, что происходит. Мы обычно избегаем любого разговора по душам.
— В юношеской любви есть что-то такое, что заставляет нас, взрослых, втайне ревновать. Любить в твоем возрасте легко. Вы, подростки, оказываетесь полностью поглощенными этим чувством. Порой вам даже не обязательно знать этого человека. Когда станете старше, вы узнаете, что любовь больше зависит от обстоятельств, а не от волнения вашего сердца. Обещай мне, что ты не позволишь своему сердцу состариться раньше тебя. Если ты это сделаешь, ты можешь в конечном итоге упустить что-то важное, желая каждый день, чтобы это все еще было в твоих руках, — он ободряюще и успокаивающе похлопывает меня по ноге, прежде чем встать.
— Ты толкаешь меня в объятия Грэма, папа? — спрашиваю я с легким смешком, насколько забавна эта идея. — Большинство пап пытаются удержать свою дочь от свиданий, но то, что ты только что сказал, заставляет думать, что у тебя противоположные намерения.
— Я хочу, чтобы ты была счастлива. Это работа родителей, и если этот мальчик делает твое сердце счастливым, то как я могу винить его или тебя? — папа не получает от меня ответа. Он его и не ждет.
В ту ночь я ложусь спать, чувствуя себя опустошенной и растерянной. Я боюсь, что после того, как выгнала Грэма из моего дома и, возможно, моей жизни, его не будет там утром. Честно говоря, я бы не удивилась. Он не парень с плаката для успешных отношений и никогда не был ни на одном из них. Его определение успешных отношений – это связь с безликой девушкой, пока они снимают свою рубашку на заднем сиденье его машины на парковке средней школы или в лодочном доме Крейга. Вряд ли это та вещь, которую вы хотите знать о своем будущем парне.
Мне страшно завтра встретиться с Крейгом без Грэма рядом. Было бы проще, если бы я не думала о Крейге, но это неизбежно. Мы вместе ходим в школу. Я увижу его завтра, и не готова к этому. Я знаю, что взгляд Крейга только вернет воспоминания о его спальне, о том, как он навис надо мной, зажав мне рот рукой.
Моя жизнь была совершенно счастливой до того, как появился Грэм и все испортил. Сейчас все сложно и неуместно. Такие девушки как я, не должны быть рядом с такими парнями, как Грэм. Наши миры не должны были сталкиваться, но сейчас я жалею, что была не права.
Не знаю, когда засыпаю среди всей раздумий и переосмысливания сложившейся ситуации. Когда срабатывает будильник, чувствую себя так, будто только что заснула. Заставляю себя встать с постели и иду в душ. Теплая вода успокаивает и навевает мысли о Грэме. Воспоминания о том, как он держал меня в своих объятиях, когда вода смывала мой гнев и страх, только заставляет меня скучать по нему еще больше теперь, когда солнце взошло, и я позволила всему этому играть в моей голове.
Одеваюсь на автопилоте, сушу волосы феном, собираю их в высокий беспорядочный пучок и выхожу из спальни, где меня встречает веселый отец, насвистывая песенку, и мать, продолжающая смотреть на меня, как будто знает секрет изменения жизни. Я в замешательстве. Так не бывает по утрам. Большую часть времени они спорят о том, кто получит первую чашку кофе из кофейника. Мой папа считает, что первая чашка кофе вкуснее всего, а мама любит получать удовольствие, крадя ее прямо из-под его носа. Они такие милые.
— Что на вас двоих нашло? — Я хватаю коробку кукурузных хлопьев с холодильника. Родители игнорируют мой вопрос о своих делах. Папа передает мне бутылку молока и чашку с ложкой.
— Вайолет заедет за тобой сегодня утром? — мама избегает смотреть мне в глаза, когда спрашивает, но не сводит глаз с моего отца, который сдерживает смех.
Я хмурюсь и в замешательстве качаю головой. Что случилось с этими двумя? Меня так и подмывает обыскать их комнату в поисках тайника с марихуаной.
— Да, она будет здесь минут через пять, а это значит, что мне нужно спешить. — Я ем быстрее, чем нужно, зная, что Вайолет рассердится, если я заставлю ее ждать слишком долго. Я все еще не могу ездить сама и мне приходится надеяться на любого, кто хочет быть моим шофером. Надеюсь, что все изменится сегодня после назначения моего врача.
Хватаю свой рюкзак и направляюсь к входной двери. Мама останавливает меня в коридоре, блокируя выход.
— Подожди, милая. Прежде чем ты уйдешь, мне нужно кое о чем тебя спросить, — серьезно говорит она.
— Что случилось, мама? — отвечаю я, взволнованно перекидывая рюкзак через плечо.
— Ты нашла ответ на свой вопрос прошлой ночью? О том, как найти способ двум совершенно разным людям быть вместе? — она смотрит на меня с надеждой и не хочет видеть в дочери циника. Для нее я слишком молода, чтобы не верить в «долго и счастливо».
— Вроде того, и я начинаю верить, что есть причина, по которой жизнь иногда не хочет, чтобы люди были вместе, поэтому она бросает эти кривые шары и препятствия, чтобы доказать нам, что мы никогда не должны были быть вместе, — я заставляю себя улыбнуться. Огорчительно говорить это вслух, подтверждая ее страх за меня. — Я предполагаю, что это так, да?
— А я-то думала, что ты боец, — шепчет мама себе под нос, думая, что я ее не услышу, но, конечно, слышу. Предпочитаю не обращать внимания на ее ехидное замечание. Я не в настроении для разговора о приходе к Иисусу, который, несомненно, последует за этим комментарием. Когда слышу гудок автомобиля Вайолет, я оставляю ее стоять на крыльце, наблюдая за мной, пока иду по подъездной дорожке.
Мои глаза опущены от стыда за мое признание. Я поворачиваю за угол, готовясь услышать ехидное замечание от Вайолет, но там стоит Грэм, прислонившись к капоту своей машины. Боже, он слишком великолепен для своего же блага. Парень одет в джинсы, достаточно узкие, чтобы показать все, что заставляет девушку кричать его имя в экстазе. Рукава его тонкой белой рубашки закатаны до локтей. На лице парня идеальная улыбка, улыбка, которая заставляет вас хотеть бежать в его объятия и оставаться там. Выражение глаз невозможно разглядеть под темными очками-авиаторами. Я знаю, что несмотря на его улыбку, за блестящей поверхностью скрывается смесь страха и обиды.
Никто из нас ничего не говорит. Ни один из нас не делает шагов, чтобы сократить разрыв между нами. Я продолжаю стоять на подъездной дорожке, наблюдая за ним. Грэм проводит большим пальцем по капоту. Я внимательно наблюдаю, пытаясь придумать, что сказать. Что-то, что может все исправить, но в голову ничего не приходит. Когда вижу, как Грэм снимает солнцезащитные очки со своего идеального лица, открывая глаза, наблюдающие за мной, вспоминаю, что мама сказала мне прошлой ночью.
«Он смотрит на тебя так, как будто его мир начинается и заканчивается тобой».
Понимаю, что она имела в виду. Грэм не просто смотрит на меня. Он действительно видит меня.
— Грэм... — я оглядываю его с ног до головы, пытаясь запомнить, как он выглядит передо мной.
Парень засовывает солнечные очки за воротник рубашки. В его глазах появляется тоска, когда он смотрит на меня. В груди замирает дыхание при виде того, как поднимается и опускается его грудь.
— Насчет прошлой ночи... — голос Грэма звучит тихо, как будто он рассказывает мне секрет. Мне все равно, что он скажет. Я бросаю рюкзак к ногам и насколько это возможно с больной ногой и костылями, пробираюсь к нему. Он встречает меня на полпути как раз в тот момент, когда я отбрасываю костыли в сторону. Грэм накрывает рукой мою щеку и проводит по ней пальцем, заставляя мою кровь быстрее бежать по венам. Этого простого прикосновения недостаточно. Я обнимаю его за шею, подпрыгивая, чтобы обхватить ногами его талию. Он нетерпеливо подхватывает меня на руки, перенося весь мой вес на свои сильные предплечья. Запускаю пальцы в его мягкие пряди, отказываясь смотреть куда-либо еще, кроме как в его медовые глаза. Я хочу убедиться, что все еще вижу того же человека, что и в ночь аварии.
Улыбка Грэма становится ярче с каждой секундой. Я снова могу дышать.
Он все еще там.
Глава 36
Грэм
Я не спал большую часть ночи, пытаясь разобраться с беспорядком в голове и пришел к нескольким выводам. Так много всего случилось за эти дни. Я переосмыслил и проанализировал моменты, которые должны были быть незначительными, но в конечном итоге стали монументальными. Смотреть в потолок стало для меня развлечением.
«Я схожу с ума, черт возьми, я уверен в этом».
Первое, что я знаю, это то, что мы с Кеннеди разные. Она вся в книгах и танцах, а я в бейсболе и вечеринках. Что-то против нашего желания продолжает разъединять нас, и, возможно, мы оба виноваты в этом. Самое важное и самое трудное осознание в том, что мне просто наплевать. Мне плевать на все это бессмысленное дерьмо, потому что я люблю ее. Я знаю, что сказал ей это только вчера вечером, и я говорил правду, когда позволил словам выскользнуть из моего рта, но что-то щелкнуло прошлой ночью, когда лежал на кровати, думая о ней. Ничто не может удержать меня от Кеннеди, и я не боюсь признать это.
— Кеннеди... — Я снова пытаюсь выдавить из себя слова, но ничего не получается.
— Грэм просто... иди. Если ты не понимаешь, почему я сделала то, что сделала в ту ночь, то ты меня совсем не знаешь и не понимаешь. Пожалуйста, уходи! — Кеннеди открывает дверь своей спальни, чтобы заставить меня двигаться. Я собираю рюкзак и иду к двери. Останавливаюсь рядом с ней, где она стоит, тупо глядя вперед. Я не смотрю на нее. Мне и не нужно. Я чувствую ее, даже не протягивая руки.
— Я ухожу, потому что ты меня просишь, но клянусь тебе, это не то же самое, что отказаться от тебя, — обещаю я.
— Кто-то вроде тебя не способен на такое обещание, — голос Кеннеди резкий, далекий. Ее слова обжигают, когда срываются с ее языка, ударяя меня по лицу. Она злится и имеет на это полное право.
Я выхожу из комнаты Кеннеди, благодарный за то, что проскользнул через парадную дверь незамеченный ее родителями. Я бы не смог им ничего сказать, даже если бы знал что сказать. Холодный ночной воздух бьет мне в лицо, когда я опускаю окна, выезжая с подъездной дорожки. Возвращение домой – это не вариант.
Я езжу и езжу, пока не оказываюсь перед старым сараем, секретным убежищем для некоторых довольно безумных парней, которые почти всегда разгоняются департаментом шерифа округа. Чувство уединения должно быть успокаивающим, но оказывает противоположное воздействие. Я не просто один посреди этой проселочной дороги. Я один в самом прямом смысле этого слова. Никто в этом не виноват, кроме меня, как и во всем остальном в моей жизни.
Я выхожу из машины, хлопая дверью. Сажусь на капот машины и смотрю в небо, наблюдая за звездами. Я легко нахожу большую и маленькую медведицу. Когда смотрю на скопление звезд, то подвергаю сомнению все, что когда-либо делал, все решения, которые повлияли на окружающих меня людей. Кеннеди родилась, чтобы танцевать так же, как я родился, чтобы играть в бейсбол. Я чуть не лишил нас обоих мечты. Такой талант, как наш, дается не всем. Люди идут по жизни, пытаясь решить, что они должны делать или кем быть, но мы с ней счастливчики. Мы поняли это в тот момент, когда впервые вышли на сцену и бросили мяч.
Глава 35
Кеннеди
Раздается слабый стук в мою приоткрытую дверь. Все во мне кричит, чтобы не обращать на это внимания, притвориться, что я не слышу того, кто стоит по другую сторону от меня. Такой вариант заманчив, но не тогда, когда в комнату заходит мама. Как и большинство мам, она знает, когда у меня что-то не так, так же как она может сказать, что у меня температура, просто поцеловав меня в лоб. Это материнская интуиция. Прямо сейчас я ненавижу ее.
— Что с тобой происходит, Кеннеди? — тихо спрашивает она, садясь на кровать рядом со мной. — И не смей говорить «ничего». Я – твоя мать. Я знаю тебя лучше, чем кто-либо. Это написано на твоем хорошеньком личике.
Как я могу говорить об этом с ней? Решительный взгляд на лице моей мамы говорит все, что мне нужно знать. Я не смогу легко отделаться, поэтому ныряю прямо в воду.
— Думаешь два человека, у которых есть куча причин не быть вместе, могут найти способ быть вместе? Например, если весь мир находит всевозможные причины, почему эти двое не могут быть вместе, могут ли они все еще найти причину для борьбы? — бормочу я, чувствуя себя настолько смущенной, что бросаюсь на кровать, натягивая подушку на голову в попытке спрятаться.
Мама быстро хватает ее, открывая мое розовое от смущения лицо.
— Я думаю, все зависит от них. — Она улыбается мне, как будто у нее есть все ответы. — Это просто два человека, или мы говорим о тебе и Грэме? Потому что если мы говорим о тебе и том очаровательном парне, то я готова поспорить, что он будет сражаться за тебя до последнего. Я мало что о нем знаю, но в курсе, что у него есть репутация. Все это не имеет для меня никакого значения, когда он так смотрит на тебя.
— Что ты имеешь в виду? Как он на меня смотрит? — Я прячу слезы, угрожающие показать, что происходит в моей голове. Говорить о таких вещах с моей мамой странно. Для нас это чужая территория. Это определенно первое обсуждение того, как в моей жизни появился Грэм. У меня никогда не было парня, и я даже не признавалась вслух, что влюблена в кого-то.
— Как будто его мир начинается и заканчивается с тобой. Я не в курсе, что произошло между вами двумя, но я знаю, что вы вместе недавно. С учетом сказанного, этот мальчик обожает тебя. Не позволяй себе надумывать лишнее, ты можешь не найти путь обратно к нему. — Она нежно целует меня в макушку и выходит из комнаты, оставив меня с ее советом.
Я часами смотрю на стену, как будто ожидаю, что она откроется и даст ответы на все мои вопросы. Как будто могу выудить ответы из холодных белых стен, просто глядя в них. Я прокручиваю в голове мамин совет. Выгнать Грэма из моей комнаты кажется неразумным решением, когда успокаиваюсь. Я знаю причину своего опрометчивого поведения. Я была разочарована в нем, во всем.
Но моя мать права. Как обычно, но не говорите ей, что я это сказала. Я просто чувствую слишком много и слишком быстро к Грэму, что это кажется неестественным. Мы учимся в старшей школе и не должны быть так поглощены друг другом. Если вселенная хочет, чтобы мы были вместе, то она перестанет давать нам причины не быть вместе.
Все, что есть и будет в Грэме, пугает. Он из тех парней, которые умудряются быть великолепными после тридцати лет, из тех, кто может быть дерзким, а затем развернуться и доказать вам, что у него также есть эта невероятно милая сторона. Он не просит тебя измениться, но ты все равно меняешься. Он – главный приз, видит он это в себе или нет.
Всякий раз, когда Грэм рядом, я чувствую его, как будто нас связывает невидимый трос. Мы чувствуем друг друга. Первый раз это случилось в ночь аварии. Стоя на сцене, я нервничала и чувствовала себя неловко. Зажегся свет и его взгляд сфокусировался исключительно на мне. Когда посмотрела на толпу, прежде чем заиграла музыка, я увидела его. Он – все, что я видела. Он был моим маяком, а я – потерянной лодкой. Он провел меня через этот момент, осознавал он это в то время или нет. Уверена, что он понятия не имел о том, что я чувствовала в ту ночь, а потом произошел несчастный случай. Тогда я не была уверена, что происходит, но знала, что во мне что-то изменилось. Я не искала Грэма. Он все равно пришел. Я верю, что именно так начинаются все любовные истории. Как они заканчиваются – это совсем другое дело.
Это Грэм виноват в моем несчастном случае. Когда он появился передо мной той ночью, глядя на мое разбитое и растрепанное тело, я почувствовала облегчение, проходящее по моим венам. Он смотрел на меня со страхом в глазах. Он знал, что сделал, и был так же напуган, как и я. В то время я ничего не знала о таких парнях как Грэм, но это не имело для меня большого значения.
Я приняла решение, основываясь на его взгляде. Я никогда не говорила ему этого. Это все еще не имеет большого смысла для меня даже после всего этого времени. Когда он склонился надо мной, разглядывая мои раны, схватил за руку и посмотрел на меня так, как будто действительно видел, вот тогда я это увидела. Его взгляд обнажил его душу, хотя он и не осознавал этого. Я могла только восхищаться тем, что видела. Он оказался именно тем, каким я и думала, даже когда он снова и снова пытался доказать мне, что я ошибаюсь.
Раздается еще один стук в мою дверь, когда я начинаю готовиться ко сну. Наверняка мама вернулась чтобы снова поделиться своей мудростью. Она относится к тому типу людей, которые думают о том, как все сделать правильно, даже после того, как момент прошел. Я унаследовала эту черту от нее. Вот почему каждый раз, когда я хочу на кого-то накричать (в первую очередь на Грэма), я не могу придумать, что сказать.
— Можно мне войти? —эхом разносится по комнате голос моего отца, когда он входит.
— Конечно, — отвечаю я, садясь на кровать.
Он никогда не приходит сюда, если это не важно. Он всегда говорит: «Комната девушки – это не то место, где я хочу быть», или «Здесь слишком розово». Он такой забавный.
— Я знаю, что ты переживаешь из-за своей ноги, и что это может значить для твоего будущего…
Я останавливаю его прежде, чем он успевает сказать что-нибудь еще. Он так далек от истины.
— Папа, дело не только в этом. Конечно, я волнуюсь, но на данный момент я ничего не могу сделать. Все так как есть. Я разберусь с этим, — объясняю я как можно лучше.
— Я никогда не понимал, откуда у тебя такая зрелость.
— Мама, — произносим в унисон и смеемся.
— Этот мальчик заставил тебя плакать? — спрашивает папа с такой решимостью, как будто я должна сказать: «Да», а потом он проведет ночь, мстя за мое разбитое сердце.
— Мама тебе сказала? — спрашиваю я, очень хорошо зная, что это правда.
— У нас в семье нет секретов, и ты это знаешь. — Это заставляет меня смеяться. — Знаю, что я всего лишь твой старый отец, но у меня есть для тебя совет.
— Хорошо... — я осторожно продолжаю, не совсем понимая, что происходит. Мы обычно избегаем любого разговора по душам.
— В юношеской любви есть что-то такое, что заставляет нас, взрослых, втайне ревновать. Любить в твоем возрасте легко. Вы, подростки, оказываетесь полностью поглощенными этим чувством. Порой вам даже не обязательно знать этого человека. Когда станете старше, вы узнаете, что любовь больше зависит от обстоятельств, а не от волнения вашего сердца. Обещай мне, что ты не позволишь своему сердцу состариться раньше тебя. Если ты это сделаешь, ты можешь в конечном итоге упустить что-то важное, желая каждый день, чтобы это все еще было в твоих руках, — он ободряюще и успокаивающе похлопывает меня по ноге, прежде чем встать.
— Ты толкаешь меня в объятия Грэма, папа? — спрашиваю я с легким смешком, насколько забавна эта идея. — Большинство пап пытаются удержать свою дочь от свиданий, но то, что ты только что сказал, заставляет думать, что у тебя противоположные намерения.
— Я хочу, чтобы ты была счастлива. Это работа родителей, и если этот мальчик делает твое сердце счастливым, то как я могу винить его или тебя? — папа не получает от меня ответа. Он его и не ждет.
В ту ночь я ложусь спать, чувствуя себя опустошенной и растерянной. Я боюсь, что после того, как выгнала Грэма из моего дома и, возможно, моей жизни, его не будет там утром. Честно говоря, я бы не удивилась. Он не парень с плаката для успешных отношений и никогда не был ни на одном из них. Его определение успешных отношений – это связь с безликой девушкой, пока они снимают свою рубашку на заднем сиденье его машины на парковке средней школы или в лодочном доме Крейга. Вряд ли это та вещь, которую вы хотите знать о своем будущем парне.
Мне страшно завтра встретиться с Крейгом без Грэма рядом. Было бы проще, если бы я не думала о Крейге, но это неизбежно. Мы вместе ходим в школу. Я увижу его завтра, и не готова к этому. Я знаю, что взгляд Крейга только вернет воспоминания о его спальне, о том, как он навис надо мной, зажав мне рот рукой.
Моя жизнь была совершенно счастливой до того, как появился Грэм и все испортил. Сейчас все сложно и неуместно. Такие девушки как я, не должны быть рядом с такими парнями, как Грэм. Наши миры не должны были сталкиваться, но сейчас я жалею, что была не права.
Не знаю, когда засыпаю среди всей раздумий и переосмысливания сложившейся ситуации. Когда срабатывает будильник, чувствую себя так, будто только что заснула. Заставляю себя встать с постели и иду в душ. Теплая вода успокаивает и навевает мысли о Грэме. Воспоминания о том, как он держал меня в своих объятиях, когда вода смывала мой гнев и страх, только заставляет меня скучать по нему еще больше теперь, когда солнце взошло, и я позволила всему этому играть в моей голове.
Одеваюсь на автопилоте, сушу волосы феном, собираю их в высокий беспорядочный пучок и выхожу из спальни, где меня встречает веселый отец, насвистывая песенку, и мать, продолжающая смотреть на меня, как будто знает секрет изменения жизни. Я в замешательстве. Так не бывает по утрам. Большую часть времени они спорят о том, кто получит первую чашку кофе из кофейника. Мой папа считает, что первая чашка кофе вкуснее всего, а мама любит получать удовольствие, крадя ее прямо из-под его носа. Они такие милые.
— Что на вас двоих нашло? — Я хватаю коробку кукурузных хлопьев с холодильника. Родители игнорируют мой вопрос о своих делах. Папа передает мне бутылку молока и чашку с ложкой.
— Вайолет заедет за тобой сегодня утром? — мама избегает смотреть мне в глаза, когда спрашивает, но не сводит глаз с моего отца, который сдерживает смех.
Я хмурюсь и в замешательстве качаю головой. Что случилось с этими двумя? Меня так и подмывает обыскать их комнату в поисках тайника с марихуаной.
— Да, она будет здесь минут через пять, а это значит, что мне нужно спешить. — Я ем быстрее, чем нужно, зная, что Вайолет рассердится, если я заставлю ее ждать слишком долго. Я все еще не могу ездить сама и мне приходится надеяться на любого, кто хочет быть моим шофером. Надеюсь, что все изменится сегодня после назначения моего врача.
Хватаю свой рюкзак и направляюсь к входной двери. Мама останавливает меня в коридоре, блокируя выход.
— Подожди, милая. Прежде чем ты уйдешь, мне нужно кое о чем тебя спросить, — серьезно говорит она.
— Что случилось, мама? — отвечаю я, взволнованно перекидывая рюкзак через плечо.
— Ты нашла ответ на свой вопрос прошлой ночью? О том, как найти способ двум совершенно разным людям быть вместе? — она смотрит на меня с надеждой и не хочет видеть в дочери циника. Для нее я слишком молода, чтобы не верить в «долго и счастливо».
— Вроде того, и я начинаю верить, что есть причина, по которой жизнь иногда не хочет, чтобы люди были вместе, поэтому она бросает эти кривые шары и препятствия, чтобы доказать нам, что мы никогда не должны были быть вместе, — я заставляю себя улыбнуться. Огорчительно говорить это вслух, подтверждая ее страх за меня. — Я предполагаю, что это так, да?
— А я-то думала, что ты боец, — шепчет мама себе под нос, думая, что я ее не услышу, но, конечно, слышу. Предпочитаю не обращать внимания на ее ехидное замечание. Я не в настроении для разговора о приходе к Иисусу, который, несомненно, последует за этим комментарием. Когда слышу гудок автомобиля Вайолет, я оставляю ее стоять на крыльце, наблюдая за мной, пока иду по подъездной дорожке.
Мои глаза опущены от стыда за мое признание. Я поворачиваю за угол, готовясь услышать ехидное замечание от Вайолет, но там стоит Грэм, прислонившись к капоту своей машины. Боже, он слишком великолепен для своего же блага. Парень одет в джинсы, достаточно узкие, чтобы показать все, что заставляет девушку кричать его имя в экстазе. Рукава его тонкой белой рубашки закатаны до локтей. На лице парня идеальная улыбка, улыбка, которая заставляет вас хотеть бежать в его объятия и оставаться там. Выражение глаз невозможно разглядеть под темными очками-авиаторами. Я знаю, что несмотря на его улыбку, за блестящей поверхностью скрывается смесь страха и обиды.
Никто из нас ничего не говорит. Ни один из нас не делает шагов, чтобы сократить разрыв между нами. Я продолжаю стоять на подъездной дорожке, наблюдая за ним. Грэм проводит большим пальцем по капоту. Я внимательно наблюдаю, пытаясь придумать, что сказать. Что-то, что может все исправить, но в голову ничего не приходит. Когда вижу, как Грэм снимает солнцезащитные очки со своего идеального лица, открывая глаза, наблюдающие за мной, вспоминаю, что мама сказала мне прошлой ночью.
«Он смотрит на тебя так, как будто его мир начинается и заканчивается тобой».
Понимаю, что она имела в виду. Грэм не просто смотрит на меня. Он действительно видит меня.
— Грэм... — я оглядываю его с ног до головы, пытаясь запомнить, как он выглядит передо мной.
Парень засовывает солнечные очки за воротник рубашки. В его глазах появляется тоска, когда он смотрит на меня. В груди замирает дыхание при виде того, как поднимается и опускается его грудь.
— Насчет прошлой ночи... — голос Грэма звучит тихо, как будто он рассказывает мне секрет. Мне все равно, что он скажет. Я бросаю рюкзак к ногам и насколько это возможно с больной ногой и костылями, пробираюсь к нему. Он встречает меня на полпути как раз в тот момент, когда я отбрасываю костыли в сторону. Грэм накрывает рукой мою щеку и проводит по ней пальцем, заставляя мою кровь быстрее бежать по венам. Этого простого прикосновения недостаточно. Я обнимаю его за шею, подпрыгивая, чтобы обхватить ногами его талию. Он нетерпеливо подхватывает меня на руки, перенося весь мой вес на свои сильные предплечья. Запускаю пальцы в его мягкие пряди, отказываясь смотреть куда-либо еще, кроме как в его медовые глаза. Я хочу убедиться, что все еще вижу того же человека, что и в ночь аварии.
Улыбка Грэма становится ярче с каждой секундой. Я снова могу дышать.
Он все еще там.
Глава 36
Грэм
Я не спал большую часть ночи, пытаясь разобраться с беспорядком в голове и пришел к нескольким выводам. Так много всего случилось за эти дни. Я переосмыслил и проанализировал моменты, которые должны были быть незначительными, но в конечном итоге стали монументальными. Смотреть в потолок стало для меня развлечением.
«Я схожу с ума, черт возьми, я уверен в этом».
Первое, что я знаю, это то, что мы с Кеннеди разные. Она вся в книгах и танцах, а я в бейсболе и вечеринках. Что-то против нашего желания продолжает разъединять нас, и, возможно, мы оба виноваты в этом. Самое важное и самое трудное осознание в том, что мне просто наплевать. Мне плевать на все это бессмысленное дерьмо, потому что я люблю ее. Я знаю, что сказал ей это только вчера вечером, и я говорил правду, когда позволил словам выскользнуть из моего рта, но что-то щелкнуло прошлой ночью, когда лежал на кровати, думая о ней. Ничто не может удержать меня от Кеннеди, и я не боюсь признать это.
— Кеннеди... — Я снова пытаюсь выдавить из себя слова, но ничего не получается.