Князь моих запретных снов

Но почему-то ненависти тоже не было.

– Я все понимаю, – шептала она, а у самой – глаза побитой собаки, – тебе нужно время… Чтобы свыкнуться. Но я больше не хочу тебя терять, и без того уже потеряла сына.

Вот эти ее слова и вернули меня к действительности. Потеряла сына? Тибриуса, что ли? Но ведь…

– А что с сыном?

Герцогиня мотнула головой.

– Он… наказан. Сильно наказан, доченька. Не знаю даже, что будет с ним дальше.

– И вы, мать, так спокойно об этом говорите, – подозрительно прищурилась я. – Это ж наследник. Или уже нет?

– У меня есть еще дети, – она прикусила губу, глядя уже куда-то сквозь меня, – еще двое. Не отмечены никем из духов. А вы, вы с Тибриусом – первенцы…

– Мы с Тибриусом – первенцы, – пробормотала я.

Все это никак не желало укладываться в голове. Так, мешанина цветных лоскутов. Я – сестра Тибриуса ар Мориша. А ведь он меня ненавидел так сильно, что отдал хоршам. Интересно, наша дорогая мамочка об этом знает? Покосилась на нее. Нет, ничего не понять. Но видно, что очень и очень взволнована.

– Вы – моя первая двойня, – подтвердила герцогиня и всхлипнула. – Потом я родила еще… Но сейчас не это важно, моя девочка.

– А что – важно?

И, не давая ей опомниться, все же произнесла, медленно, тяжело роняя каждое слово:

– Важно то, почему я оказалась в деревне, не так ли?

– Да, наверное… – Она смутилась, даже румянец на щеках проклюнулся – Можно я сяду рядом с тобой?

– Почему нет, – выдохнула я.

По-прежнему невозможно принять все это. Великие духи, я – родная сестра ар Мориша. А ведь он мне чуть ли не подол задирал, грозился по кругу пустить. Полный раздрай в мыслях, не понимаю, как быть дальше, как себя вести… И по-прежнему все это похоже на дурную шутку.

Тем временем герцогиня поднялась и осторожно примостилась на краешке кровати, не отпуская моих рук. Для нее почему-то было важным держаться за них.

– Это не самая приятная история, – начала она, но я ее перебила:

– Вся моя история не самая приятная, герцогиня. Я бы сказала, что только здесь она чуть-чуть выправилась, да и то, к сожалению, это не ваша заслуга.

Она покачала головой, глядя на меня так горестно, что мне стало чуточку стыдно за свою черствость. Наверное, я должна пожалеть эту женщину? Все-таки она была уверена в том, что потеряла дочь… Но кто пожалеет меня?

– Ты не хочешь называть меня матерью, – тихо проговорила она и всхлипнула.

– Так вы все для этого сделали, – ответила я и мысленно себя поздравила. Это вместо плевка. Она ведь заслужила, правда? Ну, если сама отказалась от меня?

– Хорошо, – мягко сказала она, – это твое право, я все понимаю. Но моей вины в том, что тебя подбросили в деревню, нет.

– Рассказывайте, пожалуйста. Вы же видите, я не в самом лучшем состоянии, и уже устала. – Я откинулась головой на деревянное изголовье кровати.

И она рассказала. Тихим, мягким голосом, постоянно заглядывая в глаза, так, что мне под конец сделалось совестно. Наверное, она и в самом деле не была так уж виновата. Возможно, зря я ей наговорила гадостей.

А дело обстояло так.

– Меня выдали замуж за герцога в шестнадцать лет. Он был как раз на сорок лет старше, я была уже третьей женой – предыдущие две умерли, одна в родах, а вторая слегла с горячкой. Надо сказать, не слишком приятно было ложиться в постель с человеком, которому под шестьдесят.

Она задумчиво качнула головой, взгляд затуманился. Герцогиня вспоминала. А я подумала о Габриэль, которая с радостью уехала в замок Бреннен, лишь бы не выходить замуж… вот так же.

– Муж все ждал детей, но не получалось. Ни через год, ни через два, ни через три. Кажется, он меня ненавидел за это… А мне было все равно. Для меня жизнь закончилась. Его роскошный замок стал склепом. И ведь неправду говорят, стерпится – слюбится. Если человек противен, то никогда не стерпится и не слюбится. Муж мой… частенько бывал в разъездах, и однажды, когда его не было дома, на ночлег в замок попросился наемник. О, не такой же молодой, как я, но сильно моложе моего мужа. И я подумала, что вряд ли когда еще узнаю, каково это – любить крепкого, сильного мужчину. Я сама пришла к тому, чьего имени так и не узнала, и впервые за все эти годы мне было хорошо… А утром он уехал. Не знаю, что с ним сталось потом, но… Кое-что он оставил мне на память.

Я смотрела на блестящие черные локоны, закрученные пружинками, и уже не знала, что и думать. Поразительное легкомыслие – и одновременно безумная храбрость, вот так, в отсутствие мужа, лечь с незнакомцем.

Герцогиня посмотрела на меня с легкой улыбкой.

– Мой муж не был дураком, сразу сообразил, что тут что-то не вяжется. Не буду говорить, сколько унижений я вытерпела… Но, кажется, он понимал, что сам не может зачать наследника, и поэтому, когда родилась двойня, распорядился оставить мальчика, а девочку… утопить.

– Какой добросердечный человек, – не удержалась я.

– Ему не нужна была девочка, как я ни умоляла, как ни ползала перед ним на коленях. Он мне сказал, что наследника, так и быть, оставит и даже назовет своим, но никак не дочь. Все, что я успела сделать, – подкупила повитуху, чтобы она тебя вынесла из замка и растила сама. Но, видно, повитуха решила иначе, подбросив тебя на чей-то порог.

– А почему вы даже не спросили у нее, кому она меня оставила?

– Я ее больше не видела живой, – глухо ответила герцогиня. – Думаю, мой муж… В общем, твой след затерялся навсегда.


– Подождите, – я подобралась в кровати, – а как же… другие ваши дети?

– Они от моего второго мужа, – ровно сказала женщина, – первый умер довольно быстро. Наверное, от сердца. Или еще от чего.

Мы помолчали. Было что-то в рассказе герцогини, что меня зацепило, пустило острые коготки в душу и теперь царапалось там. И по-прежнему я не могла разобраться в себе. Должна ли я ее жалеть? Посочувствовать? Наверное, это тяжело, невыносимо ужасно, когда умирает ребенок, и еще хуже – вот так, столько лет гадать, жив ли он.

А она сидела безмолвно, жалкая, заплаканная, до боли сжимала мои пальцы, и в эти мгновения вдруг обрела сходство с той самой придуманной мной мамой, печальной и светлой, которая любила меня и жалела. Но то… были мечты. А в жизни, по крайней мере, сейчас, я не чувствовала ни особой жалости, ни любви к этой женщине.

– Послушайте, – сказала я, – вы ведь… понимаете, что я не могу вот так, прожив всю жизнь без вас, внезапно почувствовать дочернюю любовь.

– Я понимаю, – она кивнула, – но мне хочется хотя бы не быть тебе врагом. Ты простишь меня?

– Не за что прощать, – буркнула я, чувствуя, как горло сжалось в спазме.

– Я буду в замке еще несколько дней, мне позволили… Ты… не будешь против, если я навещу тебя еще? Вот так уж получилось, что оба моих первенца в замке Бреннен и оба страдают.

– А Тибриус-то чем страдает? – фыркнула я.

Мне показалось, что женщина вздрогнула всем телом.

– Мне уже рассказали, что он натворил, – голос прозвучал едва слышно. – Он наказан. И я ничего не могу с этим сделать, потому что сноходцы более не принадлежат своим семьям.





* * *


Альберт пришел, когда за окном совсем стемнело. Он уже не первый раз дежурил вот так, всю ночь. Кодеус Клайс решил, что меня нужно охранять даже в лекарских палатах – там, где я вынужденно ночевала одна. Иногда на соседней кровати оставался мастер Брист, и тогда сна почти не получалось, он всю ночь рассказывал мне истории. Пару раз приходил и сам глава замка, он устраивался на кровати так, чтоб сидеть, вытянув ноги, и всю ночь молча читал книгу.

Альберт всегда приносил мне что-нибудь: румяный и пахнущий горячей сдобой пирожок, или воздушное печенье в красивой обертке, или коробочку с зефиром. Жаль, но я ела и почти не чувствовала вкуса. В такие моменты почему-то особенно остро хотелось видеть на месте Альберта совсем другого мужчину.

Вот и сегодня он пришел и торжественно вручил мне картонную коробку с печеньем. Окинул придирчивым взглядом, спросил коротко:

– Как ты?

Картон под пальцами был чуть шершавым, приятным на ощупь и еще хранил тепло рук Альберта. Хороший он, этот парень, что бы там про него ни говорил мастер Брист. Никто, пожалуй, кроме него, не смотрел на меня с таким искренним сочувствием и пониманием, словно прочел мои самые-самые сокровенные мысли, и мысли эти не казались ему неправильными или противными.

Я улыбнулась через силу. Встреча с «любимой мамочкой» отняла все силы, в голове до сих пор сумятица, на сердце – раздрай и хаос. Я одновременно и жалела герцогиню, потому что она и в самом деле не была виновата в происшедшем, и продолжала злиться, в груди словно битым стеклом насыпали. Так ломко, хрустко и больно. Я была зла даже не на нее, а на все мироздание, на духов, за то, что так со мной обошлись.

– Я уже все слышал, – объявил Альберт, усаживаясь на соседнюю кровать. – Ну и как прошло?

Пожала плечами.

– Если ты о герцогине, то я не знаю, что тебе сказать. Мне до сих пор не верится, и я не знаю, как со всем этим быть.

Я все же открыла коробку, внутри оказалось нежное песочное печенье, присыпанное орешками. Интересно, откуда Альберт все это берет? Он так часто покидает Бреннен?

Альберт улыбался, на меня глядя, и эта улыбка его, совершенно кривая и неправильная, казалась мне чуть ли не самой красивой в мире.

– Ну в любом случае иметь в мамочках герцогиню куда лучше, чем вообще не иметь мамочки, – добродушно сказал он. – У тебя теперь денег полно будет. Купишь себе платья красивые, туфельки, украшения… что вы там еще себе покупаете.

– Это ж надо в город идти, – пробурчала я, жуя печенье.

– Съездим, все вместе, – заверил Альберт. – Но, чтоб ты окончательно поверила в нашедшуюся мать, я тебе вот что расскажу.

Я насторожилась. Ох, этот интригующий тон!

– Помнишь, мы стояли у аудитории Шиниас? Ты, я, Габриэль и наш недогерцог? Я еще тогда посмотрел на вас с ним и подумал, что вы как-то подозрительно похожи. Да, еще тогда, Ильса. И я решил, что такого не бывает случайно. Приложил некоторые усилия, раскопал, что женщина, принимавшая роды у его матери, как-то внезапно умерла из-за перерезанного горла. Это тоже показалось мне любопытным. Ну и, наконец, когда все заговорили о том, что твой дар идеально совместим с даром ар Мориша и они дополняют друг друга… Вот знаешь, такое часто бывает у близких родственников. Когда ар Мориш вернулся без тебя, весь в слезах и соплях, и клялся, что сделал все что мог… Знаешь, я ведь понимал, что он действительно сделал все что мог, чтобы ты не вернулась… В общем, когда мне сказали, что тебя нашли уже в замке, искусанную и едва живую, я подумал, что имеет смысл приложить еще некоторые усилия, и пошел к Бристу. Вот так наставник и поехал выяснять, кто и когда тебя подбросил той злобной бабе.

Он умолк, выжидающе глядя на меня. А я… ну надо же! Обычный парень, единственный из всех, заметил наше с ар Моришем сходство. Просто поразительно.

Откашлявшись, я проговорила:

– Даже не знаю, как тебя благодарить. У меня, правда, нет опыта, как это – быть герцогиней. Но в любом случае меня теперь никто не назовет свинаркой.

Альберт помрачнел, нахмурился.

– Да уж, никто.

– Как… его наказали? – спросила я через силу. – Снова выпороли?

Парень дернул щекой.