Книга двух путей
Часть 52 из 78 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– У меня даже при рождении не было нулевого размера.
– Был. – Улыбнувшись Мерит, я отъезжаю от тротуара. – Я свидетель.
Незадолго до пяти вечера Брайан присылает мне сообщение. Когда звякает мой телефон, я, естественно, задаю себе вопрос, что на сей раз заставит его опоздать к обеду, но стараюсь гнать от себя дурные мысли.
Я думаю о тебе. Решил, что стоит тебе это сказать.
Вечером Брайан приносит мне цветы: пионы и розы.
Запах напоминает об аромате духов от его одежды, напоминает о Гите. Но он выглядит таким гордым, словно ради этих цветов ему пришлось сражаться с драконами и пробираться сквозь непроходимые заросли.
И хотя я уже поела, я остаюсь сидеть за столом, пока муж обедает. Я ставлю букет в вазу. И говорю ему, что цветы очень красивые.
В ту ночь, когда Брайан отправляется в ванную почистить перед сном зубы, я перекатываюсь на его половину кровати, чтобы выключить лампу, и случайно роняю книгу, которую он читает.
Со стоном свешиваюсь на пол, чтобы поднять книгу за корешок. Толстенный фолиант на тему принципа неопределенности. Я поднимаю книгу, и из нее вылетает листок бумаги.
Вырезка из женского журнала. На фото смеющаяся женщина изгибается в объятиях мужчины. Потом я вижу заголовок: «Девятнадцать способов продемонстрировать любимым свои чувства!»
У меня сжимается сердце, когда я представляю, как Брайан пытается отыскать статью типа этой. Я смотрю на выделенные пункты. 1. Не говори, а слушай. 2. Говори спасибо. 3. Несколько цветов украсят день любому. 4. Отправляй сообщения, когда думаешь о ней. 5. Держитесь за руки…
Рядом с первыми четырьмя пунктами стоят аккуратные галочки.
Я с улыбкой прячу листок обратно в книгу, которую кладу на комод. Затем беру телефон и посылаю Брайану сообщение.
Слышу в ванной тихое звяканье. Секунду спустя, завернувшись в полотенце, выходит Брайан. В руках у него телефон, на экране написано:
Привет.
– Привет, – отвечает Брайан.
– Я скучала по тебе, – говорю я.
– Да? Я был-то всего в двадцати футах от тебя.
Тогда я хватаюсь за края полотенца и тяну на себя.
– Слишком далеко, – улыбаюсь я.
У моего брата выходной день бывает, должно быть, не чаще одного раза в месяц, поэтому, когда Кайран приглашает меня на ланч, я сразу же соглашаюсь. Упаковав сэндвичи с салатом с цыпленком, я еду в Общественный сад, поскольку единственным условием брата было перекусить где-нибудь на открытом воздухе. Мы сидим под ветвями кривого дерева, наблюдая за дикими утками возле воды.
– Интересно, это утки считаются однолюбами? – спрашивает Кайран.
– Я точно знаю, что это гуси.
Кайран кивает селезню:
– Твой ход, приятель.
– Кстати, о птичках. Ты с кем-нибудь встречаешься?
– Ты можешь не давить на меня? – закатывает глаза Кайран.
– Тогда я не была бы твоей старшей сестрой.
– Ну, я провожу кучу времени со своей правой рукой…
– Фу! – морщусь я.
– …за операционным столом, – ухмыляется Кайран.
– Я оскорблена в лучших чувствах. Мог бы сформулировать немного по-другому.
– Тогда я не был бы твоим младшим братом.
– А что случилось с Адамом?
Адам, медбрат, был последним бойфрендом Кайрана.
– Он предпочел встречаться с кем-то, у кого на работе нет такой напряженки. С авиадиспетчером. – Когда я начинаю смеяться, Кайран качает головой. – Все в руках Господа.
– В правой руке?
Кайран швыряет в меня картофельные чипсы:
– Ладно, проехали. А как поживает Мерит?
– Собирается заняться теннисом и увлекается наукой.
– Что ж, неплохо. Мне в пятнадцать лет было куда хуже.
– И почему так?
– Пытался объяснить всем своим учителям, почему на школьные вечера приходит моя сестра. И активно старался не пускать слюни от «Jonas Brothers». – Кайран поднимает на меня глаза. – Знаешь, сестричка, а ты хорошо поработала. Позаботилась о сиротке – скрытом гее.
– Спасибо.
Сев по-турецки, Кайран начинает рвать травинки.
– Знаю, я постоянно ною и у меня хронический недосып, но, Дон, я люблю свою работу. И я должен заниматься тем, что люблю, потому что ради меня ты бросила свое любимое дело.
– Мне нравится то, чем я занимаюсь.
– Ладно, уговорила. Но это не входило в твои первоначальные планы.
– Планы меняются, – пожимаю я плечами.
– Если бы не смерть мамы, я вряд ли поступил бы в медицинскую школу, – задумчиво произносит Кайран.
Это что-то новенькое.
– Неужели?
– Ну да. Я почувствовал себя таким… беспомощным, когда все случилось. Я не хотел, чтобы другим детям пришлось пройти через то же, что и мне. И тогда я решил, что вполне мог бы стать онкологом. Но отвлекся на опухоли мозга.
– Где уж тут устоять, – соглашаюсь я.
– И так безопаснее, – объясняет Кайран. – Когда я смотрю на пациента, то не вспоминаю маму.
На пару секунд мы замолкаем. Кайран доедает сэндвич, а крошки бросает уткам:
– А знаешь, что самое странное? Бо́льшую часть жизни я прожил без мамы, но я по-прежнему по ней скучаю.
– Ага.
– Например… я всегда собираю состриженные ногти… – начинает Кайран.
– …так как иначе их унесут мыши и украдут твою душу, – со смехом заканчиваю я.
– Что за дурацкие ирландские предрассудки?
– А помнишь, как-то на Рождество она подарила тебе швейцарский армейский нож и потребовала, чтобы ты дал ей пенни, потому что иначе непременно ввяжешься в драку?
– Или если сядешь в углу стола, то никогда не женишься? – Кайран делает паузу. – Если хорошенько подумать, то мое место всегда было в углу стола.
– Мама бы тобой очень гордилась, – говорю я.
– Ты тоже.
Интересно, почему нам так хочется поговорить по душам с близкими людьми, время которых безвозвратно ушло? Древние египтяне писали письма мертвым: рисовали послания на сосуде, который заполняли дарами, а потом помещали в гробницу. И даже если покойный не умел читать, по умолчанию принималось, что в загробном мире он или она были грамотными. Так, жена, например, писала мужу о том, что у них заболела дочь и есть подозрение, что на девочку напал агрессивный дух Ба. Ну а в загробном мире покойный муж мог отвести дух Ба на суд Осириса.
Что бы я сейчас написала своей матери, если бы она могла прочесть мое послание?
Почему ты сразу не сказала мне, что больна?
– Был. – Улыбнувшись Мерит, я отъезжаю от тротуара. – Я свидетель.
Незадолго до пяти вечера Брайан присылает мне сообщение. Когда звякает мой телефон, я, естественно, задаю себе вопрос, что на сей раз заставит его опоздать к обеду, но стараюсь гнать от себя дурные мысли.
Я думаю о тебе. Решил, что стоит тебе это сказать.
Вечером Брайан приносит мне цветы: пионы и розы.
Запах напоминает об аромате духов от его одежды, напоминает о Гите. Но он выглядит таким гордым, словно ради этих цветов ему пришлось сражаться с драконами и пробираться сквозь непроходимые заросли.
И хотя я уже поела, я остаюсь сидеть за столом, пока муж обедает. Я ставлю букет в вазу. И говорю ему, что цветы очень красивые.
В ту ночь, когда Брайан отправляется в ванную почистить перед сном зубы, я перекатываюсь на его половину кровати, чтобы выключить лампу, и случайно роняю книгу, которую он читает.
Со стоном свешиваюсь на пол, чтобы поднять книгу за корешок. Толстенный фолиант на тему принципа неопределенности. Я поднимаю книгу, и из нее вылетает листок бумаги.
Вырезка из женского журнала. На фото смеющаяся женщина изгибается в объятиях мужчины. Потом я вижу заголовок: «Девятнадцать способов продемонстрировать любимым свои чувства!»
У меня сжимается сердце, когда я представляю, как Брайан пытается отыскать статью типа этой. Я смотрю на выделенные пункты. 1. Не говори, а слушай. 2. Говори спасибо. 3. Несколько цветов украсят день любому. 4. Отправляй сообщения, когда думаешь о ней. 5. Держитесь за руки…
Рядом с первыми четырьмя пунктами стоят аккуратные галочки.
Я с улыбкой прячу листок обратно в книгу, которую кладу на комод. Затем беру телефон и посылаю Брайану сообщение.
Слышу в ванной тихое звяканье. Секунду спустя, завернувшись в полотенце, выходит Брайан. В руках у него телефон, на экране написано:
Привет.
– Привет, – отвечает Брайан.
– Я скучала по тебе, – говорю я.
– Да? Я был-то всего в двадцати футах от тебя.
Тогда я хватаюсь за края полотенца и тяну на себя.
– Слишком далеко, – улыбаюсь я.
У моего брата выходной день бывает, должно быть, не чаще одного раза в месяц, поэтому, когда Кайран приглашает меня на ланч, я сразу же соглашаюсь. Упаковав сэндвичи с салатом с цыпленком, я еду в Общественный сад, поскольку единственным условием брата было перекусить где-нибудь на открытом воздухе. Мы сидим под ветвями кривого дерева, наблюдая за дикими утками возле воды.
– Интересно, это утки считаются однолюбами? – спрашивает Кайран.
– Я точно знаю, что это гуси.
Кайран кивает селезню:
– Твой ход, приятель.
– Кстати, о птичках. Ты с кем-нибудь встречаешься?
– Ты можешь не давить на меня? – закатывает глаза Кайран.
– Тогда я не была бы твоей старшей сестрой.
– Ну, я провожу кучу времени со своей правой рукой…
– Фу! – морщусь я.
– …за операционным столом, – ухмыляется Кайран.
– Я оскорблена в лучших чувствах. Мог бы сформулировать немного по-другому.
– Тогда я не был бы твоим младшим братом.
– А что случилось с Адамом?
Адам, медбрат, был последним бойфрендом Кайрана.
– Он предпочел встречаться с кем-то, у кого на работе нет такой напряженки. С авиадиспетчером. – Когда я начинаю смеяться, Кайран качает головой. – Все в руках Господа.
– В правой руке?
Кайран швыряет в меня картофельные чипсы:
– Ладно, проехали. А как поживает Мерит?
– Собирается заняться теннисом и увлекается наукой.
– Что ж, неплохо. Мне в пятнадцать лет было куда хуже.
– И почему так?
– Пытался объяснить всем своим учителям, почему на школьные вечера приходит моя сестра. И активно старался не пускать слюни от «Jonas Brothers». – Кайран поднимает на меня глаза. – Знаешь, сестричка, а ты хорошо поработала. Позаботилась о сиротке – скрытом гее.
– Спасибо.
Сев по-турецки, Кайран начинает рвать травинки.
– Знаю, я постоянно ною и у меня хронический недосып, но, Дон, я люблю свою работу. И я должен заниматься тем, что люблю, потому что ради меня ты бросила свое любимое дело.
– Мне нравится то, чем я занимаюсь.
– Ладно, уговорила. Но это не входило в твои первоначальные планы.
– Планы меняются, – пожимаю я плечами.
– Если бы не смерть мамы, я вряд ли поступил бы в медицинскую школу, – задумчиво произносит Кайран.
Это что-то новенькое.
– Неужели?
– Ну да. Я почувствовал себя таким… беспомощным, когда все случилось. Я не хотел, чтобы другим детям пришлось пройти через то же, что и мне. И тогда я решил, что вполне мог бы стать онкологом. Но отвлекся на опухоли мозга.
– Где уж тут устоять, – соглашаюсь я.
– И так безопаснее, – объясняет Кайран. – Когда я смотрю на пациента, то не вспоминаю маму.
На пару секунд мы замолкаем. Кайран доедает сэндвич, а крошки бросает уткам:
– А знаешь, что самое странное? Бо́льшую часть жизни я прожил без мамы, но я по-прежнему по ней скучаю.
– Ага.
– Например… я всегда собираю состриженные ногти… – начинает Кайран.
– …так как иначе их унесут мыши и украдут твою душу, – со смехом заканчиваю я.
– Что за дурацкие ирландские предрассудки?
– А помнишь, как-то на Рождество она подарила тебе швейцарский армейский нож и потребовала, чтобы ты дал ей пенни, потому что иначе непременно ввяжешься в драку?
– Или если сядешь в углу стола, то никогда не женишься? – Кайран делает паузу. – Если хорошенько подумать, то мое место всегда было в углу стола.
– Мама бы тобой очень гордилась, – говорю я.
– Ты тоже.
Интересно, почему нам так хочется поговорить по душам с близкими людьми, время которых безвозвратно ушло? Древние египтяне писали письма мертвым: рисовали послания на сосуде, который заполняли дарами, а потом помещали в гробницу. И даже если покойный не умел читать, по умолчанию принималось, что в загробном мире он или она были грамотными. Так, жена, например, писала мужу о том, что у них заболела дочь и есть подозрение, что на девочку напал агрессивный дух Ба. Ну а в загробном мире покойный муж мог отвести дух Ба на суд Осириса.
Что бы я сейчас написала своей матери, если бы она могла прочесть мое послание?
Почему ты сразу не сказала мне, что больна?