Книга двух путей
Часть 25 из 78 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Может, дело во мне и Брайане.
Мерит топает через притихшую столовую. Дочь ковыряет еду на тарелке, но, похоже, ничего не ест. У меня невольно возникает подозрение, что она посреди ночи проберется вниз, чтобы устроить себе праздник живота, и я сразу ощущаю неловкость за подобные мысли. Брайан до сих пор не вернулся и не прислал сообщения. Кругом тихо, как в могиле.
Через четыре года Мерит уедет в колледж, а мы с Брайаном будем болтаться по дому, вынужденные поддерживать видимость беседы, хотя говорить нам абсолютно не о чем.
В моей практике был интересный случай: муж одной моей клиентки завел любовную интрижку, однако их брак уцелел, и после этого они прожили вместе еще тридцать пять лет. Жена собиралась от него уйти, но он поклялся, что если она останется, то он сделает все, что она пожелает. Хорошенько подумав, жена сказала, что хочет иметь возможность в любое время дня спросить: «Ты где?» – и сразу получить ответ. Только так она могла быть уверенной в муже, а без этого мостика ей было не перебраться на другой берег. Берег прощения. Иногда она задавала мужу этот вопрос двадцать раз на дню, а иногда неделями ни о чем не спрашивала.
Измученная, я рассчитываю сразу уснуть, но стрелка часов переваливает за полночь, потом показывает 1:00, 2:00, а сна нет ни в одном глазу. Услышав в 2:30, как тихонько щелкает входная дверь, я вылезаю из постели и останавливаюсь на верхней ступеньке, словно ангел мщения. Брайан смотрит на меня, под глазами у него лиловые тени. Он начинает неуверенно подниматься по лестнице, будто опасаясь, что я прегражу ему путь.
Но нет. Я оседаю, точно туман.
– Где ты был? – слышу я свой голос.
Брайан не поворачивается.
– Какое это имеет значение? Ведь ты веришь только тому, чему хочешь верить.
Заметив свет в кабинете, Брайан невольно ускоряет шаг. Входит в нашу спальню и закрывает за собой дверь.
Я прижимаю к дверному полотну ладони, наваливаясь на него всем телом. И пытаюсь представить, что Брайан по другую сторону двери делает то же самое.
На следующее утро Мерит ждет меня на кухне. Избегая моего взгляда, дочь робко спрашивает:
– Хочешь немного прогуляться?
Мерит пора собираться в лагерь. А я мучаюсь жуткой головной болью от недосыпа. Но я расцветаю от столь щедрого предложения, как цветок под лучами солнца.
– Да! – отвечаю я. – Да! Только кроссовки достану.
Пока мы идем вокруг водоема, я стараюсь не отпускать нить разговора, но при этом не перестаю гадать, с чего вдруг Мерит сменила гнев на милость. Мы фантазируем, что сделали бы, если бы выиграли в лотерею миллион долларов. Мерит болтает о Саре, о том, что разработка STEM, позволяющая защитить яйцо при падении со второго этажа, получила первое место на конкурсе, о слухах, будто один из их воспитателей имел родственные связи с принцессой Кейт. А я в свою очередь рассказываю о Марине Абрамович и Великой Китайской стене.
– А что было потом? – спрашивает Мерит.
Я пожимаю плечами:
– Они обнялись. И на этом расстались.
– Как печально! Проделать такой путь, и все впустую.
– Ты считаешь, ей следовало его простить? – Я испытующе смотрю на Мерит.
– Нет! – презрительно фыркает Мерит. – Он ведь ей изменил.
– По-твоему, все так однозначно? Только белое или черное?
– А по-твоему, разве нет?
Не в бровь, а в глаз. Ведь я по-прежнему не разговариваю с Брайаном.
– Я бы не согласилась пройти три тысячи километров ради парня, – говорит Мерит.
– Ты меня радуешь.
Мерит поворачивается ко мне. Ее щеки раскраснелись, из косы выбились непослушные каштановые пряди. У моей дочери серые глаза, почти серебристые, а иногда голубые или синие, в зависимости от настроения.
– Мама, – дочь кусает нижнюю губу, – прости меня за то, что я была такой сукой.
В начальной школе, когда Мерит постоянно закатывала дома истерики, мы с Брайаном пошли на родительское собрание. Мы готовились к худшему. Но нас обрадовали: Мерит – просто образец примерного поведения и в классе с ней вообще нет проблем. «Ну, – сказал Брайан, – если ей нужно выпустить пар, то пусть лучше она срывается на нас».
Значит, мы для нашей дочери зона комфорта. Пусть иногда она и швыряется, и кидается, и обрушивает на нас поток несправедливых, злых слов.
– Да ладно тебе! – Я обнимаю Мерит. – Я как-нибудь переживу.
Мерит продолжает идти вперед, осторожно косясь на меня:
– Я хочу тебя кое о чем спросить, но боюсь произнести это вслух.
– Детка, можешь спрашивать о чем угодно.
– Вы с папой что, разводитесь?
Отлично! Вот и ответ на вопрос о том, что могла слышать Мерит. А я, глупая, наивно считала, что Мерит, живя с нами под одной крышей, не подозревает о нашей с Брайаном ссоре. Быть может, именно поэтому Мерит обращалась со мной, как с игрушкой йо-йо, не зная, какую из крайностей выбрать. Неужели ей так страшно меня потерять, что проще взять и оттолкнуть от себя?
Хочется спросить, как много она успела узнать, но я не могу этого сделать, не подставив Брайана, что было бы непорядочно.
Я останавливаюсь и кладу руки на плечи дочери:
– Мерит, я пока никуда не ухожу.
– Но ты же уходила!
«Ты знала?» – думаю я.
– Мы с папой поссорились, – объясняю я. – Поверь, все будет хорошо.
Дочь вглядывается в мое лицо, пытаясь определить, лгу я или нет.
– Это из-за меня?
– Нет! Никогда!
– Тогда из-за чего?
Я смущенно мнусь.
– Из-за денег, – бессовестно вру я. – Супруги иногда ссорятся. А потом мирятся. Вот вырастешь – узнаешь.
Мерит стоит, набычившись:
– Что-то я сомневаюсь.
– Очень скоро у тебя от поклонников отбоя не будет. Они станут в очередь выстраиваться. Я точно знаю, потому что я твоя мама.
Мерит с трудом сдерживает улыбку:
– Ты необъективна.
– Когда придет время, напомни мне произнести сакраментальную фразу: «А что я говорила».
Обратно мы идем в полном молчании, в такт шагам размахивая руками. Я случайно задеваю ладонь Мерит, и дочь вдруг берет меня за руку.
И уже не выпускает.
Когда мы возвращаемся домой, Мерит поднимается к себе принять душ и подготовиться к лагерю.
Я нарезаю за кухонным прилавком клубнику, и тут на кухне появляется Брайан.
– Извини за прошлую ночь, – говорит Брайан. – Я был не с ней.
– Я тебя ни о чем не спрашивала.
– Знаю, – кивает Брайан.
В свое время нам с Брайаном столько нужно было сказать друг другу, что мы разговаривали за обедом, вечером перед телевизором и в постели: мы лежали со сплетенными ногами и делились друг с другом событиями прожитого дня, свидетелем которых один из нас не имел чести быть. И у меня невольно возникает вопрос: как объяснить эту неуютную тишину? То ли любая беседа была равносильна ходьбе по минному полю, то ли мы исчерпали все темы для разговоров.
Нож выскальзывает из рук, и я подпрыгиваю от неожиданности, обнаружив на большом пальце кровоточащую рану.
– Проклятье! – Мои глаза наполняются слезами, и я поспешно сую палец в рот, после чего вытягиваю руку и смотрю, как кровь течет на пол.
– Вот дерьмо! – Брайн обматывает мою руку посудным полотенцем. – Держи руку над головой. – (Я послушно поднимаю руку.) – Оставайся здесь! – командует Брайан и бежит наверх.
Порез глубокий, я чувствую, как пульсирует большой палец. Я отодвигаю полотенце, и кровь начинает хлестать с новой силой. Приходится зажимать рану здоровой рукой.
Брайан с грохотом сбегает по лестнице. В руках у него упаковка пластырей, марлевые салфетки, мазь неоспорин, ножницы для марли, бактин в таблетках, эластичный бинт – короче, целая аптека.
– А где тампоны? – спрашиваю я.
– Что?
– Все остальное из шкафчика в ванной ты уже принес. Брайан, это всего лишь порез.
Брайан разматывает полотенце. Мы оба смотрим, как снова течет кровь. Я прикладываю к ране вату, у меня слегка кружится голова, и Брайан накрывает мою руку своей, чтобы уменьшить кровотечение.
– Может, нужно наложить швы? – спрашиваю я.
Мерит топает через притихшую столовую. Дочь ковыряет еду на тарелке, но, похоже, ничего не ест. У меня невольно возникает подозрение, что она посреди ночи проберется вниз, чтобы устроить себе праздник живота, и я сразу ощущаю неловкость за подобные мысли. Брайан до сих пор не вернулся и не прислал сообщения. Кругом тихо, как в могиле.
Через четыре года Мерит уедет в колледж, а мы с Брайаном будем болтаться по дому, вынужденные поддерживать видимость беседы, хотя говорить нам абсолютно не о чем.
В моей практике был интересный случай: муж одной моей клиентки завел любовную интрижку, однако их брак уцелел, и после этого они прожили вместе еще тридцать пять лет. Жена собиралась от него уйти, но он поклялся, что если она останется, то он сделает все, что она пожелает. Хорошенько подумав, жена сказала, что хочет иметь возможность в любое время дня спросить: «Ты где?» – и сразу получить ответ. Только так она могла быть уверенной в муже, а без этого мостика ей было не перебраться на другой берег. Берег прощения. Иногда она задавала мужу этот вопрос двадцать раз на дню, а иногда неделями ни о чем не спрашивала.
Измученная, я рассчитываю сразу уснуть, но стрелка часов переваливает за полночь, потом показывает 1:00, 2:00, а сна нет ни в одном глазу. Услышав в 2:30, как тихонько щелкает входная дверь, я вылезаю из постели и останавливаюсь на верхней ступеньке, словно ангел мщения. Брайан смотрит на меня, под глазами у него лиловые тени. Он начинает неуверенно подниматься по лестнице, будто опасаясь, что я прегражу ему путь.
Но нет. Я оседаю, точно туман.
– Где ты был? – слышу я свой голос.
Брайан не поворачивается.
– Какое это имеет значение? Ведь ты веришь только тому, чему хочешь верить.
Заметив свет в кабинете, Брайан невольно ускоряет шаг. Входит в нашу спальню и закрывает за собой дверь.
Я прижимаю к дверному полотну ладони, наваливаясь на него всем телом. И пытаюсь представить, что Брайан по другую сторону двери делает то же самое.
На следующее утро Мерит ждет меня на кухне. Избегая моего взгляда, дочь робко спрашивает:
– Хочешь немного прогуляться?
Мерит пора собираться в лагерь. А я мучаюсь жуткой головной болью от недосыпа. Но я расцветаю от столь щедрого предложения, как цветок под лучами солнца.
– Да! – отвечаю я. – Да! Только кроссовки достану.
Пока мы идем вокруг водоема, я стараюсь не отпускать нить разговора, но при этом не перестаю гадать, с чего вдруг Мерит сменила гнев на милость. Мы фантазируем, что сделали бы, если бы выиграли в лотерею миллион долларов. Мерит болтает о Саре, о том, что разработка STEM, позволяющая защитить яйцо при падении со второго этажа, получила первое место на конкурсе, о слухах, будто один из их воспитателей имел родственные связи с принцессой Кейт. А я в свою очередь рассказываю о Марине Абрамович и Великой Китайской стене.
– А что было потом? – спрашивает Мерит.
Я пожимаю плечами:
– Они обнялись. И на этом расстались.
– Как печально! Проделать такой путь, и все впустую.
– Ты считаешь, ей следовало его простить? – Я испытующе смотрю на Мерит.
– Нет! – презрительно фыркает Мерит. – Он ведь ей изменил.
– По-твоему, все так однозначно? Только белое или черное?
– А по-твоему, разве нет?
Не в бровь, а в глаз. Ведь я по-прежнему не разговариваю с Брайаном.
– Я бы не согласилась пройти три тысячи километров ради парня, – говорит Мерит.
– Ты меня радуешь.
Мерит поворачивается ко мне. Ее щеки раскраснелись, из косы выбились непослушные каштановые пряди. У моей дочери серые глаза, почти серебристые, а иногда голубые или синие, в зависимости от настроения.
– Мама, – дочь кусает нижнюю губу, – прости меня за то, что я была такой сукой.
В начальной школе, когда Мерит постоянно закатывала дома истерики, мы с Брайаном пошли на родительское собрание. Мы готовились к худшему. Но нас обрадовали: Мерит – просто образец примерного поведения и в классе с ней вообще нет проблем. «Ну, – сказал Брайан, – если ей нужно выпустить пар, то пусть лучше она срывается на нас».
Значит, мы для нашей дочери зона комфорта. Пусть иногда она и швыряется, и кидается, и обрушивает на нас поток несправедливых, злых слов.
– Да ладно тебе! – Я обнимаю Мерит. – Я как-нибудь переживу.
Мерит продолжает идти вперед, осторожно косясь на меня:
– Я хочу тебя кое о чем спросить, но боюсь произнести это вслух.
– Детка, можешь спрашивать о чем угодно.
– Вы с папой что, разводитесь?
Отлично! Вот и ответ на вопрос о том, что могла слышать Мерит. А я, глупая, наивно считала, что Мерит, живя с нами под одной крышей, не подозревает о нашей с Брайаном ссоре. Быть может, именно поэтому Мерит обращалась со мной, как с игрушкой йо-йо, не зная, какую из крайностей выбрать. Неужели ей так страшно меня потерять, что проще взять и оттолкнуть от себя?
Хочется спросить, как много она успела узнать, но я не могу этого сделать, не подставив Брайана, что было бы непорядочно.
Я останавливаюсь и кладу руки на плечи дочери:
– Мерит, я пока никуда не ухожу.
– Но ты же уходила!
«Ты знала?» – думаю я.
– Мы с папой поссорились, – объясняю я. – Поверь, все будет хорошо.
Дочь вглядывается в мое лицо, пытаясь определить, лгу я или нет.
– Это из-за меня?
– Нет! Никогда!
– Тогда из-за чего?
Я смущенно мнусь.
– Из-за денег, – бессовестно вру я. – Супруги иногда ссорятся. А потом мирятся. Вот вырастешь – узнаешь.
Мерит стоит, набычившись:
– Что-то я сомневаюсь.
– Очень скоро у тебя от поклонников отбоя не будет. Они станут в очередь выстраиваться. Я точно знаю, потому что я твоя мама.
Мерит с трудом сдерживает улыбку:
– Ты необъективна.
– Когда придет время, напомни мне произнести сакраментальную фразу: «А что я говорила».
Обратно мы идем в полном молчании, в такт шагам размахивая руками. Я случайно задеваю ладонь Мерит, и дочь вдруг берет меня за руку.
И уже не выпускает.
Когда мы возвращаемся домой, Мерит поднимается к себе принять душ и подготовиться к лагерю.
Я нарезаю за кухонным прилавком клубнику, и тут на кухне появляется Брайан.
– Извини за прошлую ночь, – говорит Брайан. – Я был не с ней.
– Я тебя ни о чем не спрашивала.
– Знаю, – кивает Брайан.
В свое время нам с Брайаном столько нужно было сказать друг другу, что мы разговаривали за обедом, вечером перед телевизором и в постели: мы лежали со сплетенными ногами и делились друг с другом событиями прожитого дня, свидетелем которых один из нас не имел чести быть. И у меня невольно возникает вопрос: как объяснить эту неуютную тишину? То ли любая беседа была равносильна ходьбе по минному полю, то ли мы исчерпали все темы для разговоров.
Нож выскальзывает из рук, и я подпрыгиваю от неожиданности, обнаружив на большом пальце кровоточащую рану.
– Проклятье! – Мои глаза наполняются слезами, и я поспешно сую палец в рот, после чего вытягиваю руку и смотрю, как кровь течет на пол.
– Вот дерьмо! – Брайн обматывает мою руку посудным полотенцем. – Держи руку над головой. – (Я послушно поднимаю руку.) – Оставайся здесь! – командует Брайан и бежит наверх.
Порез глубокий, я чувствую, как пульсирует большой палец. Я отодвигаю полотенце, и кровь начинает хлестать с новой силой. Приходится зажимать рану здоровой рукой.
Брайан с грохотом сбегает по лестнице. В руках у него упаковка пластырей, марлевые салфетки, мазь неоспорин, ножницы для марли, бактин в таблетках, эластичный бинт – короче, целая аптека.
– А где тампоны? – спрашиваю я.
– Что?
– Все остальное из шкафчика в ванной ты уже принес. Брайан, это всего лишь порез.
Брайан разматывает полотенце. Мы оба смотрим, как снова течет кровь. Я прикладываю к ране вату, у меня слегка кружится голова, и Брайан накрывает мою руку своей, чтобы уменьшить кровотечение.
– Может, нужно наложить швы? – спрашиваю я.