Клинок тайн

Затем мои мысли уносятся прочь, и их место занимает что-то другое.

Нужда.

Я притягиваю его лицо к своему, чтобы снова ощутить вкус его губ. Он улыбается. Я это чувствую.

Высокомерный.

Но я осознаю, что тоже улыбаюсь.

Мне кажется, я уже несколько часов стою у этого дерева. Потому что, когда Келлин отступает, везде уже темно. Я даже не замечала холода, пока он не перестал прикасаться ко мне.

– Если мы не вернемся в дом, кто-нибудь пойдет нас искать, – говорит Келлин, тяжело дыша.

Что-то восхитительное переворачивается у меня в животе, когда я понимаю, что он, запыхавшись, разговаривает так взволнованно из-за меня.

– Хорошо.

Но я не двигаюсь. Я словно прилипла к этому дереву. Моя голова приятно затуманена. Закрываю глаза, смакуя то, что только что произошло, позволяя себе прочувствовать воспоминание об этом.

А потом я снова ощущаю его губы. Последнее сладкое напоминание.

Он хватает меня за руку и тащит прочь. Ноги у меня одеревенели от того, что я их почти не использовала, а губы покалывает.

Келлин останавливается прямо перед домом и гладит меня по волосам.

«Он приводит их в порядок», – осознаю я.

Это только заставляет мое лицо покраснеть. Он берет меня за руки и пытается затащить внутрь.

– Мы должны войти по отдельности, – торопливо говорю я.

Он поворачивается ко мне.

– Потому что тебе стыдно показываться со мной на глазах у моей семьи?

– Нет, чтобы никто не заподозрил, чем мы занимались.

– Зива, при одном взгляде на тебя понятно, что ты делала.

– Что это значит?

– Твои щеки покраснели, губы распухли, а одежда помята.

Это заставляет меня отступить от двери.

– Я не могу войти туда в таком виде!

– Хочешь, я всем расскажу, что ты заболела?

– Да, это отличная идея.

Келлин возводит глаза к небу, и я понимаю, что он говорил не всерьез.

– Обещаю, все будет не так уж плохо. А теперь иди сюда.

Он тащит меня за собой в дверной проем. Все готовятся к обеду. В доме тепло, шумно и полно движения. Никто не обращает на нас внимания. Пока мать Келлина не поднимает глаза и не видит мою руку в руке ее сына. Она улыбается.

– Ну что, так и будете стоять или поможете? – спрашивает она.

И на этом все. Мы с Келлином расходимся. Я сосредотачиваюсь на том, чтобы положить еду на стол, но куда бы я ни пошла, я точно знаю, где находится Келлин. Как будто нас связывает какая-то ниточка, и каждый раз, когда он шевелится, я чувствую, как она натягивается.

Сегодня он сидит рядом со мной, а не рядом с родителями. Думаю, может быть, все обойдется.

Пока на меня не смотрит Темра.

Она открывает рот, но тут же его закрывает. Замечает, как близко ко мне сидит Келлин. Но не произносит ни слова, сидя по другую сторону от меня.

Только когда отец Келлина благодарит Сестер за еду на столе и все шумно начинают обедать, она наклоняется вперед и говорит:

– Ты отлично справилась.






* * *


В эту ночь действительно невозможно заснуть.

В голове я прокручиваю каждое мгновение вечера, запоминая каждое движение и каждое чувство. Мой ум так занят, что не может успокоиться. И даже когда наступает рассвет, я все еще смотрю на балдахин.

Когда мальчики уходят заниматься хозяйством, Темра загоняет меня в угол, прежде чем я успеваю исчезнуть.

– Я хочу услышать все подробности.

Поэтому я снова переживаю события прошлого вечера, отвечая на каждый вопрос сестры. Приятно поделиться с ней чем-то настолько прекрасным. Я даже не чувствую усталости, несмотря на то, что не спала.

Странно для разнообразия думать о хорошем. Сейчас я ничего не боюсь. Ни того, что подумают обо мне остальные, ни смущения от собственных поступков. Это то, что чувствуют все остальные? Те, у кого нет моих приступов, потому что они не могут перестать волноваться?

Все прекрасно и волшебно, пока я снова не вижу Келлина.

Я провела день в кузнице, сооружая новые формы, в то время как Келлин работал в поле. Мы не виделись несколько часов, и я пришла на обед раньше. Но я чувствую, когда он входит в дом. Я не могу встретиться с ним взглядом. Мне стыдно. Потому что знаю, о чем он думает, и он знает, о чем думаю я. И Темра тоже, но она слишком добра, чтобы говорить об этом.

Как люди справляются с подобным? Эти моменты, это давление и постоянные мысли, которые просто невозможно выкинуть из головы?

Быть общительным трудно, а делиться частичкой себя с кем-то еще труднее.

Я сажусь за стол, и Келлин опускается на стул рядом со мной. Чувствую, что начинаю паниковать от его близости, но либо Келлин знает меня лучше, чем я думаю, либо он просто от природы способен дать мне то, что нужно, потому что он начинает говорить.

– Малыши присоединились к нам сегодня в поле. Им нравится помогать с огородами. Они забавляются, когда смотрят, как высоко я могу поднять их в воздух, чтобы дотянуться до плодов на верхушках деревьев. Тиас заметил в саду змею, извивающуюся в высокой траве, и мы погнались за ней. Я поймал ее, и каждый из ребят позволил ей слегка обернуться вокруг пальцев, пока мы не выпустили змею обратно в дикую природу. Потом Вардра насобирала цветов и сделала нам всем короны.

Когда я наконец смотрю на него, то вижу венок из цветов в его волосах.

Келлин размахивает желтым цветком на длинном стебле и кладет его рядом со мной.

Его разговоры успокаивают меня. Они не оказывают на меня никакого давления, а вид цветка согревает мое сердце.

– Я приехала домой достаточно рано, чтобы помочь с ужином, – говорю я. – Твоя мама научила меня печь хлеб. Оказывается, эти руки хороши не только для того, чтобы бить по металлу. Я и не думала, что тесто может быть таким утомительным.

Пока я говорю, Келлин берет меня за руку под столом.

И все снова в порядке.





* * *


Вскоре я обнаруживаю, что радуюсь всякий раз, когда вижу Келлина.

Я даже с нетерпением жду нашей новой встречи, вместо того чтобы ее бояться. Мой разум расслабляется, и я наслаждаюсь его присутствием. Я люблю нюхать цветы, которые он мне приносит. Мне нравится, когда Келлин берет меня за руку. Иногда я даже становлюсь достаточно смелой, чтобы сделать это самой.

Люблю прикасаться к нему, когда мы целуемся. Обвивать пальцами его руку, проводить ладонью по его груди, исследовать губами его шею.

Я счастлива.

И все может закончиться хорошо. Темра в порядке. На этот раз я чувствую себя в безопасности. Келлин идеальный. Петрик – любимец детей. Он проводит с ними каждую свободную секунду.

А потом наступает день, когда форма наконец готова. Последний слой глины высыхает, и я приглашаю Петрика, Темру и Келлина присоединиться ко мне в кузнице.

– Не знаю, сработает ли это, – предупреждаю я, – но я подумала, что вы все захотите при этом присутствовать.

Где-то в деревне Петрик раздобыл пергамент. Теперь он трудится над тем, чтобы переписать все потерянные из своей книги материалы. Даже сейчас он взял с собой перо и строчит, как сумасшедший, со своего места на земле, откуда ему хорошо видна яма. Темра стоит рядом с ученым, положив руку ему на плечо и читая то, что он пишет.

– Это сработает, – говорит она, не поднимая глаз. Она полностью и без остатка верит в меня. Не думаю, что заслуживаю этого.

У Келлина на спине Леди Убийца. После нашего прибытия Калия запретила хранить оружие в доме, поэтому мы привязали его к одному из высоких деревьев. Но я велела Келлину принести свой длинный меч в кузницу, чтобы снять с него мерки. Я могу приступить к изготовлению его магического оружия, как только позабочусь о Клинке Тайн.

Пока мои друзья терпеливо наблюдают, а любопытный кузнец искоса поглядывает на меня, я разогреваю груды собранных материалов. Один за другим я выливаю горшки с жидким металлом в форму, вырытую в земле, наполняя ее до тех пор, пока расплавленное железо не достигнет верха.

На меня смотрит так много людей. На этот раз по-настоящему. Это не воображение в моей голове. Они собрались посмотреть, что я буду делать.

Даже некоторые горожане появились, желая знать, что так заинтриговало всех за пределами кузницы.

Я ищу внутри себя силу, которую отыскала в тюремной камере. Я и раньше колдовала перед людьми. Смогу сделать это еще раз. Даже если сейчас на карту поставлено гораздо больше. Не только жизни четырех молодых людей, но, возможно, и всей Чадры.