Кладбище домашних животных

Нет-нет, босс. Зачем мне эти глупости?

Замечательно. Иначе это был бы прямой путь в твой же лазарет, Лу, со сломанной ногой.

Конечно! Какая глупость».

Несмотря на эти мысли, он вдруг начал карабкаться на валежник.

Он уже был на полпути вверх, когда под ногой что-то сдвинулось с тяжелым треском.

«Кости рассыпались, док».

Когда треск раздался снова, Луис начал поспешно карабкаться обратно. Рубаха вылезла у него из штанов.

Он достиг земли без происшествий, ладони его были в бурой пыли от коры. Он пошел назад, к тропе, ведущей к дому, где дети ждали от него вечерней сказки, к Черчу, который проводил сегодня последний день в качестве донжуана, к чаепитию на кухне с женой.

Он еще раз оглядел поляну, подавленный ее молчанием. Откуда-то появился туман, начинающий обволакивать могилы. Эти концентрические круги... словно, сами того не зная, поколения детишек Северного Ладлоу воздвигали копию Стоунхенджа.

«Но, Луис, ты уверен, что это все?»

Хотя он успел бросить только беглый взгляд за валежник, прежде чем треск заставил его спуститься, ему показалось, что он увидел тропу, уходящую дальше в леса..

«Не твое дело, Луис. Пусть себе уходит».

«Правильно, босс».

Луис повернулся и пошел домой.

Он не спал этой ночью еще через час после того, как улеглась Рэчел. Перелистал стопку медицинских журналов, которые уже читал, не признаваясь себе, что мысль о сне заставляла его нервничать. У него никогда раньше не бывало снохождения, и откуда он знал, что это единичный случай... что это не произойдет опять?

Он услышал, как Рэчел встала, и потом она нежно позвала:

— Лу? Дорогой, ты идешь?

— Сейчас, — сказал он, выключая свет над столом.

В этот раз засыпание заняло у него больше семи минут. Во всяком случае, когда он лежал и слушал сонное дыхание Рэчел, видение Паскоу показалось ему меньше похожим на сон. Вот сейчас он закроет глаза и услышит скрип двери, и войдет наш домашний призрак, Виктор Паскоу, в своих красных шортах, с торчащей ключицей.

Луис поежился, представив почему-то, как холодно сейчас вылезать из постели и тащиться на Кладбище домашних животных, снова видеть эти грубые круги, залитые лунным сиянием, и тропу, уходящую в дальние леса. Думая об этом, он немедленно просыпался.

Уже за полночь сон сморил его. В этот раз ему ничего не снилось. Он проснулся в семь тридцать от звуков бьющего в окно холодного дождика. С преувеличенным вниманием осмотрел простыни. Они были белоснежными. Ноги его, хоть и со свежими мозолями, тоже были чистыми.

Луис, насвистывая, отправился в ванную.





19




Мисси Дэнбридж сидела, с Гэджем, пока Рэчел отвозила Черча к ветеринару. В этот вечер Элли не могла заснуть до одиннадцати, объясняя, что она не может спать без Черча, и требуя воду стакан за стаканом. Наконец, Луис отказался давать ей еще, боясь, что она описается. Это вызвало такой приступ ярости, что Луис с Рэчел недоуменно уставились друг на друга.

— Она боится за Черча, — сказала Рэчел. — Не трогай ее, Лу.

— Ничего, я надеюсь, это ненадолго.

Луис был прав. Крики Элли скоро перешли в сдавленные всхлипывания. Потом настала тишина. Когда Луис зашел к ней, она спала на полу, обняв кошачью корзинку, где Черч почти никогда и не спал.

Он взял ее на руки, перенес на кровать, бережно убрал с ее лба растрепавшиеся волосы и поцеловал. По внезапному наитию он прошел в комнату, взял листок бумаги, написал: «Буду завтра, люблю, Черч» — и приладил листок к кошачьей корзинке. Потом он вернулся к Рэчел. Она ждала его. Они уснули в объятиях друг друга.

Черч вернулся домой в пятницу, когда кончилась первая рабочая неделя Луиса; Элли приготовила ему подарок, потратив часть денег, выдававшихся ей, на коробку кошачьих лакомств, и едва не отшлепала Гэджа за попытки подергать кота за хвост. Гэдж захныкал, но не очень недовольно — для него выговор Элли был равносилен Божьему наказанию.

Вид Черча опечалил Луиса. От его былого проворства не осталось и следа. Он больше не расхаживал с гордым видом; теперь его походка была медленной и осторожной, как у инвалида. Он позволял Элли таскать себя на руках. Он не собирался выходить, даже в гараж. Он изменился. Может, это было и к лучшему.

Ни Рэчел, ни Элли, казалось, ничего не заметили.





20





Бабье лето пришло и прошло. Листья пожелтели, потом быстро пожухли. После одного холодного дождя в середине октября они начали опадать. Элли начала приносить из садика украшения, которые они готовили к Хэллуину, и рассказывала Гэджу историю про Всадника без головы. Гэдж радостно лопотал про какого-то Дядю Чихача, когда его укладывали спать. Рэчел смеялась до слез. Это было для них хорошее время.

Работа Луиса вошла в нормальную колею. Он осматривал пациентов, ходил на собрания Совета колледжей, писал очерки в студенческую газету о борьбе с наркоманией и способах предупреждения гриппа, который должен был опять свирепствовать грядущей зимой. Во вторую неделю октября он поехал на Новоанглийскую конференцию работников университетской медицины в Провиденс с докладом о юридическом обеспечении лечения студентов. Виктор Паскоу упоминался в этом докладе под псевдонимом «Генри Монтес». Доклад приняли хорошо. Он начал работать над бюджетом лазарета на будущий год.

Вечера также приобрели обыденность: возня с детьми после ужина, потом пиво у Джуда Крэндалла. Иногда Рэчел тоже ходила с ним, если Мисси соглашалась часок посидеть с детьми, а временами к ним присоединялась Норма, но обычно Луис сидел вдвоем с Джудом. Старик казался Луису уютным, как домашние тапки, и он знал всю историю Ладлоу за последние триста лет, как будто жил здесь все это время. Он рассказывал, но никогда не спорил. Он никогда не надоедал Луису. Хотя Рэчел частенько украдкой зевала, слушая его.

Он переходил дорогу в течение десяти или больше вечеров, а в остальные дни они с Рэчел занимались любовью. Никогда с первых лет брака они не любили друг друга так часто и с таким удовольствием. Рэчел говорила, что всему виной здешняя артезианская вода; Луис был склонен обвинять мэнский воздух.

Смерть Виктора Паскоу в первый день семестра начала стираться в памяти как студентов, так и самого Луиса, хотя родные Паскоу, без сомнения, еще горевали. Луис слушал по телефону плачущий, безутешный голос его отца, который хотел только услышать от Луиса, что он сделал все возможное, и Луис заверил его в этом. Он ничего не рассказал о своем страхе, о кровавом пятне на ковре и о всех вещах, в которые сам теперь с трудом верил. Но все прочие уже стали забывать о существовании Паскоу.

Луис еще помнил про сон и свое хождение во сне, но это будто произошло с кем-то другим, или он увидел нечто подобное по телевизору. Это было похоже на его единственный в жизни визит к проститутке в Чикаго шесть лет назад: так же отдаленно и неправдоподобно, как дальнее эхо.

Он уже не думал о том, что сказал (или не сказал) умирающий Паскоу.

В ночь Хэллуина ударил мороз. Луис и Элли начали с Крэндаллов. Элли с завыванием проехалась на метле через кухню Нормы и была вознаграждена словами:

— Самое остроумное, что я видела... правда, Джуд?

Джуд согласился и зажег сигарету.

— Луис, а где Гэдж? Я думал, ты и его нарядишь.

Они действительно хотели взять Гэджа, тем более, что Рэчел с Мисси Дэнбридж соорудили ему чудесный костюм привидения с бумажными крыльями — но он покашливал, и, после прослушивания легких и осмотра термометра за окном, который показывал всего лишь сорок градусов, было решено оставить его дома.

Элли обещала принести Гэджу конфет, но не особенно опечалилась, что заставило Луиса подумать, что она даже рада, что Гэдж не помешает ей... или не украдет у нее часть похвал.

— Бедный Гэдж, — протянула она тоном, припасенным для случаев недомогания, хотя Гэдж совсем не казался бедным, сидя на диване рядом с Черчем и смотря телевизор.

— Элли — ведьма, — отозвался Гэдж без особого интереса и опять повернулся к экрану.

— Бедный Гэдж, — сказала Элли еще раз, вздыхая. Луис подумал о крокодиловых слезах и усмехнулся. Элли потянула его за руку.

— Папа, пошли, пошли, ну, скорее.

— Гэдж подхватил простуду, — сказал Луис.

— Да, жаль, — сказала Норма, — придется подождать до следующего года. Подставляй-ка сумку, Элли... о-оп!

Она вынула из стола яблоки и плитку «Сникерса», но они тут же выпали у нее из рук. Луиса немного шокировала ее неуклюжая, скрюченная рука. Он нагнулся и подобрал подарки. Джуд засунул их в сумку Элли.

— Положите-ка еще вон то яблоко, с бочком, — сказала Норма.

— Чудесно, — сказал Луис, пытаясь засунуть яблоко в сумку Элли, но она отступила.

— Не хочу с бочком, папа, — сказала она, глядя на отца, как на ненормального. — Пятна... фу!

— Элли, это очень невежливо!

— Не ругайте ее за правду, Луис, — сказала Норма. — Только дети говорят то, что думают. Это и делает их детьми. Пятна действительно не очень красиво выглядят.

— Спасибо, миссис Крэндалл, — сказала Элли, с торжеством поглядев на отца.

— На здоровье, дорогая.

Джуд проводил их до крыльца. Двое маленьких призраков шли по дороге, и Элли признала в них приятелей по садику. Она зазвала их назад на кухню, и какое-то время Джуд с Луисом остались вдвоем.

— Ей, кажется, хуже, — сказал Луис.

Джуд кивнул, гася окурок в пепельнице.

— Да. Это у нее каждую зиму, но сейчас хуже всего.

— Что говорит доктор?

— Да ничего. Что он может сказать, если она не хочет, чтобы он ее смотрел?

— Но почему?

Джуд поглядел на Луиса, и при свете яркой лампы, выставленной для духов, лицо его показалось очень беззащитным.

— Я не хотел просить тебя в лучшие времена, Луис, но надеюсь, сейчас ты мне не откажешь. Можешь ты посмотреть ее?