Ката

– Как ни странно, да, – ответил Фридьоун.

Он был абсолютно лыс, лет шестидесяти; лицо загорелое, нос толстый, а руки в обхвате шире, чем у Каты талия. Без куртки, в черной нейлоновой рубашке; под ней угадывались округлое пузо и мобильник в чехле на поясе. Сопровождавший его юноша был высокий, флегматичный, носил бейсболку, желтую рубашку-поло и комбинезон с логотипом «Вулкана». Пока Фридьоун курил сигариллу, кричал и показывал рукой, мальчишка работал руками, сновал вверх-вниз по лестнице, сверлил, прокладывал провода и замерял окна, чтобы заказать стекло. Ката так и не поняла – то ли само предприятие «Вулкан» предоставляет ей «контейнер для еды», то ли это бонус от Фридьоуна: предлагая ей эту систему, он слегка понизил голос… Но, может, это у него было просто профессиональное: чтобы воры, грабители и всякие мерзавцы не услышали, что она будет в доме.

– У некоторых просто денег слишком много, – сказала Ката.

– И врагов. Вот в чем дело. Когда доходит до устройства таких комнат, о деньгах как-то и не думаешь. Деньги – они, понимаешь, в банке, а жизнь – у тебя в руках. – Он улыбнулся. – Совесть-то много у кого не особо чиста. Враги – они на каждом заднем дворе в Тингхолтьте, или шляются мимо твоего дома в Гардабайре[16]; а может, они вообще только у тебя в голове. Вот тогда не мешает позволить себе дать волю подозрениям и вспомнить, что у тебя в комнате, за шкафом в спальне, есть такой маленький детский угол…

– Детский угол?

– Да, в который ставят провинившихся детей. Я его так называю.

Ката засмеялась.

– Понимаю. А я думала, вы мне его хотите продать… Ну, конечно, нет! – Она открыла рот, чтобы сказать что-то еще, но забыла, что именно.

– А с домиком-то что? – спросил Фридьоун. – Починить нельзя?

– Домик?

– Маленький домик, который уронили на лестнице.

Ката помотала головой.

– Муж его уже починил. Домик в гараже, в коробке… Понимаю, что в прошлый раз плохо получилось, но я хотела бы, чтобы вы снова мне помогли. Я хочу перенести его в подвал.

– Ну разумеется.

– Я к нему больше не прикоснусь, – сказала она со смехом.

Фридьоун встал и подошел к мальчишке. Ката увидела, что тот покраснел, услышав, как обстоят дела, а затем всплеснул руками и, бормоча ругательства, утопал в гараж.





17


Подвал был пустынным, тихим. Два крошечных окошка пропускали свет, сочившийся сквозь жухлую траву, растущую вокруг дома. Посередине высилась несущая стена: раньше Ката пыталась придать ей более привлекательный вид, вешая туда надоевшие ей картины, но кончилось все тем, что она упаковала их в коробку. Когда они висели на стене, от этого казалось, будто в подвале кто-то живет, – а эта мысль ее печалила. Однажды они с Тоумасом подумывали сделать там винный погреб, но тогда Ката слишком мало пила, чтобы с этим возиться. А сейчас она явно пила слишком много. Пока Тоумас не бросил играть в гольф, он иногда тренировался в подвале на своей дорожке для гольфа; какое-то время Вала упражнялась там на флейте или читала при свечах, устроившись на матрасе.

Вдоль стен стояли немногочисленные штабели коробок: большинство – вещи Валы и Каты, а в углу – несколько коробок, принадлежавших Тоумасу, набитых вещами, доставшимися ему по наследству от родителей.

Ката от нечего делать заглянула в коробки, подписанные ее именем; обнаружила там статуэтки, покрывала, миски, всякую всячину, которая набралась у нее с течением времени и которая ей надоела, а также сувениры из путешествий – в частности, большую позолоченную статую Будды, купленную ими в Таиланде и пересланную на родину. В одной коробке отыскались ее старые ноты и флейта, которую забросила Вала.

В прозрачной пластиковой коробке Ката наткнулась на гипсовый слепок, сделанный с подачи Кольбрун, когда она была на седьмом месяце: чудовищное пузо и груди примерно в два раза больше, чем обычно. Если ей не изменяла память, именно поэтому она и не стала вешать слепок на стену, – хотя Кольбрун ожидала, что Ката как раз так и сделает.

Затем она протиснулась к штабелю Валиных коробок, открыла коробку, набитую учебниками и старыми игрушками. Щурилась, двигала коробки и пакеты с места на место и думала: «Да уж, нашла себе занятие!» Под кучей полароидных фотографий с пандами и горами в туманной дымке обнаружился черный мусорный пакет с журналами. Некоторые из них были зарубежными изданиями для подростков с постерами рок-групп, но большинство – «Юношество», исландский журнал для детей и подростков с загадками, интервью и разнообразным познавательным материалом.

Если Ката верно помнила, этот журнал выписали по инициативе Тоумаса, и он приходил к ним много лет, до тех пор, пока Вала не вошла в переходный возраст. Учитывая христианскую направленность журнала, все это само по себе было странно.

Ката высыпала журналы из пакета, отложила «Юношество» в отдельную стопку и начала листать. Она читала о юбилее болгарского государства, о том, почему организму нужна соль, о чудесах монгольских степей, о пастухах и водоросли эгагропиле в озере Миватн, историю исландских почтовых марок и интервью с детским писателем Торгримом Трауинссоном. Прочла целый разворот анекдотов, ни разу не улыбнувшись, и зацепилась глазами за рубрику «Друзья по переписке». Быстро пробежала список имен – и иностранных, и исландских, – но ничего примечательного не обнаружила: то, что она искала, было в другом месте.

В оглавлении следующего номера Ката отыскала «Друзей по переписке», планомерно прочитала ту же рубрику примерно в десяти номерах – и нашла.

Под заголовком «Друзья по переписке на родине» было напечатано:

«Элисабет Батори. П\я 2544. Наполовину исландка, пишу по-исландски. Ищу друзей по переписке в возрасте 12–14. Мне 13 лет. Интересы: Музыка, парни, Иисус, путешествия, кататься на роликах и др.»

Номер журнала был февральский, того года, когда Вале исполнилось тринадцать.

Ката сгребла журналы обратно в пакет, а этот взяла себе. Поднялась в гостиную и курила там, ходя по комнате кругами и пытаясь сосредоточиться. Но ей это не удалось. Она взбежала по лестнице на верхний этаж и взяла из шкафчика в ванной пузырек с «Гистамином». Насыпала в него таблетки, украденные из провизорской, чтобы Хильмар, если ему придет охота совать нос в ее дела, ничего не заметил. Затем проглотила одну таблетку и продолжила свои бесцельные блуждания по дому. Но вот наконец решилась и принесла из гаража фонарь и нож для линолеума, а затем снова спустилась в подвал.

Коробка с домиком стояла у несущей стены. Ката подошла к ней, опустилась на колени, смерила коробку взглядом и сделала ножом вертикальные надрезы на картоне по бокам и вдоль дна, чтобы ее можно было открыть. Потом села, прислонившись к стене, и закурила.

В подвале было темно, не считая света фонаря, который она направила на домик. Его передняя стенка была на месте, но с прошлого раза ее не запирали. Ката выкурила еще несколько сигарет, коротая время.

Пятно света было круглым, белым и напоминало Луну. Кате вспомнились всякие интересные факты о Луне; однажды на книжном развале в «Перле» она листала книжку о чудесах света – с упором на загадочное и чудесное. Там было написано, что Луна – скульптура, полая внутри, а не природный объект, потому что в известном нам мире самое удивительное совпадение – в том, что размер Луны составляет одну четырехсотую от размера Солнца, а расстояние от Луны до Земли – одну четырехсотую от расстояния от Земли до Солнца. Это совпадение является причиной солнечных затмений, уникального явления во вселенной, статистически настолько маловероятного, что его вряд ли можно считать природным…

Ката легла на живот перед домиком и открыла его. Ее взгляду представились комнаты, озаренные Луной. Она оцепенела и больше ничего не чувствовала, глядя, как лунные лучи играют






18


на стенах. Ката лежала без движения, полузакрыв глаза, и наблюдала, как по стенам проплывают кадры из ее жизни – или жизни той, кем она когда-то была. На одном изображении она находилась в маленьком домике и вместе с маленьким мужичком и маленькой дочкой пекла печенье; на другом – стояла перед кроватью на коленях с молитвенно сложенными руками: лицо к небу, в глазах слезы.

Потом встала и осмотрелась. В прихожей все было по-прежнему: кровать посередине, люстра вверху, вокруг тишина. На Кате была надета длинная красная ночная рубашка, но она решила не беспокоиться по этому поводу: если потребуется, непременно найдет себе одежду. А покуда займет голову чем-нибудь совсем другим – например осмотрит дом.

Она сделала несколько кругов по прихожей, а потом заметила дверь напротив той, что открывала в прошлый раз (которая вела в комнату со столами). За дверью не было слышно ни звука. Ката долго теребила дверную ручку, но наконец потянула за нее и открыла.

Она заглянула в большую сумрачную комнату, до середины освещенную углями в камине, немногочисленными свечами и редкими лучами солнца, пробивающимися сквозь толстые занавески; в лучах плавали пылинки, на удивление крошечные, бездвижные, чем-то напоминающие ее саму.

Она отогнала от себя эту мысль и сделала шаг вглубь комнаты. Перед камином стояли два кресла с высокими спинками, а между ними – столик с коробкой сигар и сигарными ножницами; на расстоянии вытянутой руки от одного кресла – открывающийся глобус, разрисованный странами, морями и чудовищами. Но самым большим предметом в комнате был бильярдный стол с разноцветными шарами; возле него на стене была подставка для киев, а рядом, в сумраке, сидел человек.

В какой-то момент Ката буквально окаменела от страха, но человек шагнул на свет и ласково улыбнулся ей. Она с облегчением вздохнула. Он не был похож ни на кого из тех, кого она встречала раньше. В его облике было что-то умиротворяющее.

Человек подошел к ней со слегка манерным выражением, подал руку, и они поздоровались.

– Кальман, – представился он. – А вас я знаю. Присаживайтесь. – Указал ей на одно из кресел, а сам сел в другое.

Ката окинула комнату взглядом – и поняла, почему ей все так знакомо: это напоминало попсовый детектив, и не какой-то один, а десятки тысяч: комната, в которой происходит разоблачение после того, как читателя целых триста страниц перед тем дурачили недостатком сведений.

– Где я? – спросила Ката, взяв пузатый коньячный бокал, который Кальман как по волшебству достал откуда-то из-под стоявшего между ними столика.

Мужчина сложил пальцы у подбородка.

– У вас есть вопросы? – спросил он, и лицо его стало серьезным. – Я попытаюсь на них ответить. Вы задумывались о человеческой жизни?

Ката пожала плечами.

– Пожалуй, было дело.

– Человеческая жизнь такая хрупкая… В нашем существовании иногда нет никакого смысла. – Он рассмеялся. – Но вам приходится верить нам, когда мы говорим, что озёра на высокогорной пустоши летом бывают чудесны. У того, кто шагает по пустоши в безветренный солнечный летний день, может возникнуть ощущение, что он попал в страну вечности. Вы знаете, что такое страна вечности?

– Не уверена, – ответила Ката, пытаясь придать себе как можно более серьезный вид.

– А как по-вашему, где вы сейчас?

– Не знаю. В стране вечности?

– А у вас неплохо получилось. – Кальман выпрямился в кресле, оперся локтем о колено и сощурил один глаз. – Мы бредем вперед, а в ушах у нас шумит Ледовитый океан, холод и страх бегут по жилам. Месяцы настают и проходят, мы парим в космосе, и наши щеки одутловаты от сна. Но человеческая жизнь кончается. Мягкий, как бархат, занавес, гуще, чем ночь, шире, чем Мировой океан, падает над сценой, и мы склоняемся…

– Потому что Земля вертится, – сказала Ката; ей показалось, что это относится к делу.

– Совершенно верно, – Кальман хлопнул в ладоши. – Потому что она вертится.

Он встал, прошелся по комнате, судя по всему, погруженный в тяжелые мысли. Огонь в камине беззвучно горел.

– Я объясню вам, почему вы здесь, – наконец сказал Кальман и снова уселся в кресло. – Люди, которых вы встретите позже, – мои агенты, их работа – охранять девчонку. Они вооружены автоматическими пистолетами «Кольт Супер» с разрывными пулями, которые разносят череп в клочья; а если стрелять с близкого расстояния, то волосы загораются, потому что пулю по стволу толкает раскаленный газ. Это знают немногие.

Также он сказал, что во дворе сидит собака, обученная искать взрывчатку, а во всех коридорах установлены видеокамеры и датчики движения.

– А зачем охранять девочку? Она – свидетельница? – спросила Ката, и ей показалось, что она повторяется.

– Я не могу сообщить больше. Но кое-какие люди охотятся кое за чем, что у нее есть. И их много.

– Трое?

– Гораздо больше! Поэтому важно, чтобы местонахождение дома сохранялось в тайне. Никто не должен знать, где мы.

– А если это такая тайна, что же я здесь делаю?

– А вот это проблема, – ответил Кальман, и его голос стал хриплым. – Неприкосновенность дома была нарушена. Мы имеем основание полагать, что его местоположение кто-то выдал. Мы относимся к этому очень серьезно. Если наше местонахождение оказалось открыто, ясно, что среди нас есть кто-то, кто, как говорится, служит и нашим, и вашим.

– В доме завелся предатель? – спросила Ката, сощурив глаза.

– Возможно, – ответил Кальман.

Они немного помолчали, а потом он спросил:

– Кто такая Батори?

Ката задумалась. Это имя вызывало ассоциации с людьми, подвешенными на кишках под потолком и с ножами, воткнутыми в глаза.

– Не знаю, – наконец произнесла она. – А я должна ее знать?