Карнавал лжи

Во всяком случае, в Прадмунте ей несвойственно было продумывать интриги, достойные разве что книжек, которые она тогда читала взахлёб.

– Кажется, – произнесла Таша медленно, – у меня появилась идея, как запудрить мозги Рассвету.

– В самом деле?

Дёрнув за бахрому шарфа, точно это могло придать ей храбрости, Таша – даже почти не сбивчиво – поведала о своей блестящей идее.

Что самое удивительное, идея не показалась ей неудачной, даже будучи высказанной вслух. И всё равно она поняла, что ожидала иной реакции, когда Алексас, выдержав долгую паузу после её финальных слов, лишь задумчиво склонил набок темноволосую голову, точно перекатывая услышанное по черепной коробке.

– Что ж, – выговорил он наконец, – может, и сработает. На первых порах они обязаны будут играть в игру, которую ты им предложишь… Если тронут тебя, война с Венцом неизбежна – они должны это понимать. Да и подобный опыт у тебя уже есть.

– Если ты про бал, то разыгрывать невесту герцога перед дружелюбными гостями – не то же самое, что разыгрывать прожжённую интриганку перед эйрдалями, которые спят и видят твой труп, – заметила Таша с неловким смешком.

– Полагаю, в данном случае ты будешь не совсем её разыгрывать. Всё, через что ты прошла, не могло не оставить в тебе следа. Я же помню, какой ты была на том балу… и что делала помимо предназначенной тебе роли. Так же как собираешься делать сейчас. – Алексас отстранённо глядел вперёд. – Нужно лишь признать твоё второе «я». Твою тень. Те желания, которых ты страшишься. Ты уже делала шаги во тьму, но всегда отчаянно карабкалась обратно наверх. А теперь стоит остановиться и разглядеть в себе бездну, куда может упасть любой из нас.

– Я…

– Ты боишься. Верно, этого надо бояться – история амадэев тому пример. Разве Воины изначально были так плохи? Разве Лиар изначально был таким, каким стал сейчас? Любящий, заботливый старший брат… Всё дело в том, что тьма живёт в сердце каждого. Самого доброго. Самого отважного. Нужен лишь подходящий случай, чтобы она явила себя.

Таша сидела, разомкнув губы, с ответами, просившимися на язык, но отказывавшимися произноситься.

Ей хотелось доказать, что он ошибается. Только вот доказательств не было: особенно если вспомнить, что она чувствовала и о чём они говорили вчера. Как и то, что примерить роль прожжённой интриганки она предложила сама.

– Тьма внутри ничтожества – ранит. Тьма внутри зла – испепеляет. А тьма внутри святого способна уничтожить мир. Нет на свете зла страшнее, чем то, что кажется добром… даже если порой оно просто не в силах сразу поверить, что уже добром не является. – Не глядя на неё, Алексас мимолётно коснулся её руки в варежке. – Тебе не потребуется заходить слишком далеко. И лишь маленький и ограниченный человек, сделав первый шаг во тьму, будет погружаться в неё неуклонно. Ты с рождения привыкла смотреть на свет. Ты найдёшь в себе силы остановиться.

Таша так и не ответила. Лишь легонько и благодарно сжала в ответ его пальцы, прежде чем прикрыть веки, отдавая себя во власть полевой тишины и мерной убаюкивающей тряске кареты.

…как бы ужасно это ни звучало, в произошедшем с братьями Сэмперами было и что-то хорошее. Без поддержки Алексаса – нового Алексаса, определённо взрослее и мудрее старого – Таша едва ли вынесла бы тот путь, по которому она теперь шла. Что-то подсказывало ей, что даже Арон не стал бы поддерживать её. Скорее снова попытался бы запереть в башне, в тепле, в безопасности, – или взять за руку и вести туда, куда угодно ему. А Таша знала, знала откуда-то совершенно точно, что Арону игру не закончить: это может сделать только она, собственными решениями и собственными руками.

Дай ей Богиня, чтобы эти решения оказались верными.

…конечно, когда вся эта история с Рассветом закончится, поддержка будет нужна ей уже не так остро. И, естественно, она порадуется возвращению Джеми, даже если оно случится раньше. Но то, что Алексас может сказать ей всё это сейчас…

– Возвращайся внутрь, – велел юноша некоторое время спустя.

– Мне и здесь хорошо, – сонно пробормотала Таша.

– И никакого желания насладиться обществом друга детства? Смотри, заснёшь и свалишься.

– Я же знаю, что ты меня поймаешь.

Мельком улыбнувшись, Алексас не стал ни настаивать, ни возражать. Лишь смотрел на дорогу, пока карету не тряхнуло на какой-то кочке – и голова Таши, всё же уснувшей и теперь клонившейся набок, не коснулась его плеча.

Алексас перехватил поводья одной рукой, другой обняв девичьи плечи, не давая своей королеве упасть.

– Поймаю, – негромко, чтобы не разбудить, подтвердил он. – Всегда.





* * *


Когда Лив, резко открыв глаза, с криком села на постели, госпожа Лиден была рядом.

– Тише, милая, тише. – Взяв девочку за плечи, старушка мягко заставила её лечь обратно. – Всё хорошо. Ты дома.

Тяжело дыша, Лив оглядела свою спальню. На то, что здесь живёт ребёнок, указывали разве что разбросанные по полу тряпичные куклы; ни книжные шкафы, ни серая гамма, ни узкая кровать без всяких изысков никогда не вписывались в представления Лив об идеальной детской… и тем не менее это была её спальня.

По крайней мере, в башне звездочёта.

– Дома?..

– Ты ничего не помнишь?

…гулять по большому городу одной оказалось неуютно, но Лив спрашивала дорогу у прохожих. Только у женщин, как учила мама. Ей милостиво объяснили, где находится ближайшая контора колдуньи; привязав Принца у входа под вывеской в виде восьмиконечной звезды, Лив вошла в комнатку, где в кресле сидела с книгой женщина в тёмно-серой мантии. Колдунья встретила Лив подозрительно, но, когда девочка протянула ей золотой (один из десяти, позаимствованных из комнаты дяди Арона) и сказала, что хочет найти сестру, вроде бы успокоилась. Правда, спросила, знают ли родители, что Лив здесь, но девочка уверенно кивнула и добавила, что ей «очень-очень нужно».

В итоге колдунья всё же достала из шкатулки на столе карманное зеркальце и, отрезав у Лив прядь волос, зажгла чёрные свечи, горевшие зелёным огнём.

Лив следила, как женщина сжимает волосы в ладони, пока лицо её становится всё более удивлённым. Потом, кинув прядь на стол как будто со злостью, колдунья достала кинжал и объяснила, что ей нужно взять у Лив немножко крови (нельзя сказать, что Лив в этот момент не стало страшно, но разве что самую капельку). Женщина сожгла волосы и смешала пепел с кровью, а потом капнула этим на зеркало, добавив туда каплю воска с чёрной свечи. Когда она наконец поманила Лив пальцем, предложив ей заглянуть в стеклянную гладь, девочка увидела Ташу, бредущую по заснеженному лесу… на один-единственный миг.

Пока что-то не потянуло её в зеркало, словно в омут.


Лив падала долго, хотя падать было вроде некуда. Когда падение закончилось, вокруг осталась одна лишь страшная сосущая чернота, ничего и никого… кроме тёплых спокойных рук, вдруг обнявших её сзади за плечи.

«Не бойся, Лив».

Она рванулась, но её удержали.

«Кто ты?!»

«Я не причиню тебе вреда. Я помогу тебе выбраться отсюда».

Его голос был таким отечески ласковым… Сейчас-то она понимала, что мама говорила правду. Незнакомцам никогда, никогда нельзя доверять.

Но в тот момент перестала вырываться.

«Где я?»

«Внутри своего сознания. Разреши мне занять твоё тело, и я вытащу тебя отсюда».

«Разрешить что?..»

«Просто скажи “разрешаю”. Я вытащу тебя отсюда, и мы вместе поможем Арону спасти Ташу».

«Ты сможешь… Но кто ты?»

«Старый знакомый вашей мамы».

«Правда? Но…»

«Скажи “разрешаю”. Пожалуйста. Разрешаешь?»

Почему-то смысл его слов ускользнул от неё. Почему-то она не усмотрела в этих словах ничего подозрительного. Вокруг была эта жуткая чернота, а его голос и тёплые руки на плечах заставляли чувствовать себя в безопасности. И она сказала: «Разрешаю», и он погладил её по волосам и исчез, оставив одну в черноте; и в тот же миг зазвучала музыка – странная, механическая, словно из музыкальной шкатулки. Лив кричала, перекрывая звенящую мелодию, кричала так долго и так громко, что должна была бы охрипнуть, но никто не откликался. Потом ей внезапно стало тепло, словно она вошла в нагретый дом с мороза, и девочка стала различать голоса: там была госпожа Лиден, и дядя Арон, и – странно – её собственный голос… И когда мелодия смолкла, чернота исчезла, и она открыла глаза уже наяву – уже здесь, не в конторе колдуньи, а в башне звездочёта – и над ней склонялась обеспокоенная госпожа Лиден…

Но как она вернулась домой, Лив не знала.

– Я помню, что заглянула в зеркальце… Там был белый туман, а потом он исчез, и всё стало чёрным… – Пальцы девочки вцепились в морщинистую руку, словно когти испуганной кошки. – Я нырнула туда и услышала голос.

– Голос?

– Он говорил так, как будто добра желал… и музыка… и…

– Всё уже позади, милая. – Госпожа Лиден погладила её по волосам, когда Лив сглотнула, удерживая плач в горле. – Его здесь больше нет.

– Ни к чему её обманывать, – произнёс Арон: амадэй следил за происходящим, прислонясь к дверному косяку на входе в комнату, ещё на его памяти успевшую побывать лабораторией и библиотекой. Всё же прошёл внутрь. – Лив, послушай меня. Тот, кто говорил с тобой, – это Лиар. Мой брат. Мой враг. Он хочет навредить Таше и хочет, чтобы я знал, что он этого хочет. И он использует тебя… Он разговаривает со мной, занимая твоё тело.

Девочка расширила вишнёвые глаза, и без того казавшиеся огромными на её маленьком лице.

– Моё тело?..

– Он очень сильный маг, Лив. Время от времени ты будешь как бы… терять сознание. А потом просыпаться в другом месте, не зная, как ты там очутилась. Если подобное случится, а мы с госпожой Лиден этого не заметим, ты должна обязательно рассказать об этом нам. – Присев на корточки, амадэй заглянул в детские – теперь точно детские – глаза, в самые зрачки, расширенные беспомощностью. – И пока мы не будем выпускать тебя из башни. Госпожа Лиден постарается всё время быть рядом. Если она вдруг не сможет за тобой наблюдать, будем запирать тебя в комнате.

Лив переводила взгляд с одного взрослого на другого. Застывшая, нахохлившаяся. Плечи её съёжились и поникли: сейчас девочка сама походила на одну из своих брошенных кукол.

…почему тогда ей не вспомнилось, что не стоит доверять незнакомцам? Почему она не сообразила: она ведь ни разу не видела и не слышала их с Ташей врага, и это вполне может оказаться…

Ошибки, ошибки, которые теперь Лив не могла себе простить. И вряд ли сможет.

Даже если враг очаровал её (а он, скорее всего, очаровал её), дела это не меняло.

– Вы боитесь, что я могу вам навредить?..

– Чем меньше Лиар услышит и увидит в этом доме, тем лучше. – Арон смотрел на неё без жалости, но с бесконечным сочувствием. Фортэнья распрямилась с шёлковым шелестом, когда амадэй поднялся на ноги. – Дело не в тебе. И это не продлится долго. Обещаю.

Лив и госпожа Лиден вместе следили, как Арон идёт к двери. Старушка – с выражением, очень походившим на неодобрение (и она была одним из немногих людей, за одиннадцать веков осмеливавшихся выражать неодобрение в адрес Возлюбленных Богиней). Лив – с выражением, очень походившим на страх (и это был один из немногих моментов, когда Лив Фаргори-Кармайкл можно было увидеть напуганной).

…она ведь хотела как лучше, хотела просто убедиться, что с Ташей всё в порядке, что её не достали враги, не нашёл кукловод, не…

– Мы ведь поедем за Ташей? – почти выкрикнула она в спину амадэя. – Найдём её, пока ваш брат не успел ей навредить?

– Поедем, – не оглядываясь, сказал тот. – Когда придёт время.

– А когда оно…

Но Арон уже закрыл за собой дверь.