Яд и Меч

— Солько? — спросил Вицеллий.

— Всего-навсего 5 круглых сребряных сеттов.

— За любого?

— Да, на ваш вкус и цвет, — буднично произнес торгаш и потер мокрые ладони, выкидывая вперед руку.

— Сначала покажи товар! — качнул головой Вицеллий и пропал в сумраке дома без окон. — Знаем мы таких, что торгуют больной мертвечиной.

Отряд встретил удушливый смрад первого этажа, где в комнатках были свалены голые трупы. Тут же, протиснувшись через вампиров с улицы, к телам направились дюжие молодцы, от которых разило собачатиной. Расплатившись с хозяином дома, они взвалили на себя мертвецов и ушли в сторону мясного рынка.

Старая лестница привела путников на разделенный помещениями без дверей второй этаж. Мычание усилилось, превратилось в дрожащий гул. Торговец занырнул в правую комнатку. Юлиан, пригнувшись от низкого прохода, последовал за Вицеллием и невольно вздрогнул. В комнате колыхалась живая река. Тщательно вымытые голые люди были уложены по всему периметру комнаты, разделенной дощечками на ячейки. У людей перерезали сухожилия на плечах и коленях, и тела едва шевелились, упираясь взглядом в потолок. Боязливое мычание заткнутых кляпами ртов заполонило комнатку.

— Слева калеки, справа полоумные, — произнес торговец, затем обратился к сидящему в углу долговязому парнише. — Ты когда их кормил, Фарей?

— Да дополудни еще, отец. — мальчишка пнул ногой ведро, где на дне колыхалось пойло из овощных шкурок.

— Хорошо, — рабовладелец направился к выходу. — Выбирайте, почтенные, любого. Фарей оттащит их в едальню. Оплата на выходе.

Вицеллий деловито прошел по узкой дорожке, меж досок, к правой половине комнаты, заглядывая в каждое отделение. С хлопающими глазами, скорее любопытными, чем боязливыми, Фийя последовала влево, весело рассматривая мычащие тела. Юлиан остался недвижим.

— Вот этого дай! — послышался скрипучий голос Вицеллия.

Пока Юлиан тучей заходил по комнате и размышлял о жестокости мира, Фийя, не обременяя головушку темными мыслями, уже игриво ткнула пальчиком в молодого мужчину без ноги и руки. Скорее всего, это был попавший под обвал работник ближайших рудников меди и олова. В конце концов, и граф указал на взрослого калеку без ног.

Фарей, долговязый и сутулый, с легкостью поднял сопротивляющиеся тела и отнес их в комнаты с деревянными скамейками. За сыном торгаша упорхнула счастливая и проголодавшаяся Фийя, а за ней шли Вицеллий и Юлиан.

На выходе из дома граф расплатился звонким серебром, и торгаш ласково попросил посоветовать его заведение друзьям. Обещал уступить в цене.





* * *


Уже на постоялом дворе, в комнатке на втором этаже, Юлиан в раздумьях улегся на кровать. Юг был жесток, но именно жестокость взрастила сильные и богатые королевства, с которыми Север тягаться был не в силах. Но выстроенная система требовала постоянного притока рабов. Поэтому Юг воевал всегда: с юронзиями и меж собой. Алчный взор Юга устремлялся и в сторону Севера, но Юлиан не понимал, отчего он медлит. Из-за Старейшин? Сомнительно. Южная экспансия представлялась отчетливой и неотвратимой, но пока королевства вдоль Черной Найги лишь мирно торговали.

— Как хорошо, тео… Здесь можно выбирать себе еду! — щебетала Фийя, выглаживая господина по плечам. — Юг и в правду чудесный, тео.

Юлиан остался безмолвен. Когда на Аль’Маринн опустилась ночь, и в звездном небе родилась сребристая луна, граф вышел из комнаты. Он, одевшись, покинул постоялый двор «Клинок хризомы» и растворился на прохладных улочках города. Тогда Фийя выползла из-под одеяла и проводила высокий силуэт взглядом сквозь окошко. Девушка печально вздохнула. Она знала, куда ушел Юлиан. Знала, что вернется он лишь поутру, когда рассвет обнажит речные берега людскому взору. Граф всегда уходил прочь, когда отряд останавливался недалеко от воды, всегда бросал Фийю одну, без тени сожаления. У реки Юлиана будет ждать Вериатель, которую айорка ненавидела всем сердцем.





Глава VI. Слава императору!





Солраг





В то время, как граф Лилле Адан вместе со спутниками направлялся по приглашению в Элегиар, Мертвую Рулкию вновь пересекала металлическая река. Через укрепленный Западный мост, минуя разрушенную дозорную деревню, переправлялось войско. Возглавлял его пышно разодетый отряд. Крайние всадники, на белоснежных конях, везли знамя: золотые меч и корону на алом, как кровь, полотне.

— Ваше Величество, — произнес пожилой военачальник с кустистыми бровями, под которыми прятались маленькие глаза. — Не обессудьте, но Вам надо вернуться в Глеофию.

— Вы предлагаете мне вернуться к гробу отца и рыдать, герцог?

— Нет, Ваше Величество. Однако, война — это роковое место, а Белый Ворон — грозный противник!

Военачальник опасливо посмотрел на семилетнего ребенка, тело и лицо которого прятались за пышной красно-золотой мантией. Мантия, казалось, поглотила щуплое и болезненное тельце, и из нее торчал лишь острый нос. В темных вихрах, причудливо извивающихся барашками, возлежала огромная корона, чересчур великая для еще маленькой головы. Чудо из золота, не иначе — только так можно было назвать этот символ власти из червонного золота, в котором каждый зубец являл собой маленький меч, крепящийся к ободу рукоятью, украшенной рубинами.

Из-под тяжелой и громоздкой мантии высунулась ручка, на которой пальцы, словно пленники, были от основания до ногтя обвиты кольцами. Рука поправила одеяние и нырнула обратно. Уже не раз герцог Круа, он же второй военачальник Глеофской Империи, замечал, что юный наследник короны, также, как и его старик-отец, страдал мерзлявостью и вечно кутал руки-ноги и голову.

Погода была на удивление дивной, безветренной и ласковой. Лишь при переходе через Мертвую Рулкию, при подъеме в горы, ненадолго похолодало, да так, что даже герцог Круа плотнее завернулся в свой бордовый плащ. Все вокруг: горные скалы, небольшие рощи, отроги, ущелья, — усеивали белоснежные цветы, и юный император Кристиан ехал и то и дело принюхивался. Его еще наивные глаза прикрывались в блаженстве, нос сопел от радости, а тощие плечики подергивались под тяжелой мантией. Как же отличалось это чудное место от каменного дворца, в котором словно надзиратели в тюрьме за Кристианом следовали вротзаглядывающие слуги!

— До того, как я возмужаю и взойду на престол, я должен увидеть, как воевать! — наконец, пропищала мантия, то есть тот, кто под ней прятался.


— Ваша задача, Ваше Величество, беречь себя до этого момента. А мы уж сами разберемся с Белым Вороном.

Конн де Круа тяжело вздохнул от тщедушного вида императора, пусть пока и не имеющего власти из-за детского возраста.

— Хорошо разобрались в Корвунте… — ребенок рассмеялся, отчего его корона сдвинулась набок, и тому пришлось снова высовывать руку и поправлять непосильную ношу. — Пока отец болел, зачем вообще напали на Солраг!?

— Разведка доложила — Белый Ворон изнурен войной со Стоохсом. Совет решил, что Филипп не сможет воевать и на Севере, и на Юге одновременно, а империи нужны славные победы.

— Но наши войска пали лицом в грязь!

— Командование Кидота Порфилиуса допустило серьезные как тактические, так и стратегические ошибки. Будь там я, а не Кидот Порфилиус, Корвунт был бы уже наш.

— И что за ошибки?

Герцог Круа грубо хохотнул.

— Совет не должен был вообще приглашать Кидота Порфилиуса из Элейгии, как и этих обосранных магов, — и без того маленькие глаза военачальника мстительно сузились. Он всю жизнь отдал Глеофу, в то время как иноземный мерифий из Элейгии дослужился до военачальника за пару лет. — А я им говорил, что южане не умеют воевать!

— А Ламойтет? Взяли же его.

— Причем здесь Ламойтет, Ваше Величество… Ламойтет был готов сдаться и без этой… магии! — на жесткое и грубое лицо набежала тень. — Но Солраг — это не Флоасия. Солраг — это степи с тысячами злобных выученных коней. Им плевать, кого топтать — южан или северян.

— Спасшийся мерифий же сказал, что у Белого Ворона тоже были маги.

— Чушь бесячая! Откуда у Белого Ворона маги? Извините за прямоту, Ваше Величество, но я — человек старой закалки, как и Филипп. И считаю, что полагаться в войне на этих проклятых магов — глупость. Советник Ререфиц назвал мне, сколько стоили услуги этой гильдии… — военачальник сердито сжал губы. — На столько сеттов можно было бы добрую тысячу воинов одеть в полное облачение. Лучше, чем у Белого Ворона!

— Тогда зачем нападать сейчас? Мы же не знаем до сих пор точно, есть там маги или нет…

— Ваше Величество, — Военачальник натянул поводья и остановил своего могучего коня, затем суровым взглядом прошелся по худенькому мальчику с короной. — При всем уважении, вы еще слишком малы и ничего не знаете про войну. Совет разрешил Вам присутствовать. Но, пожалуйста, не мешайте мне сейчас пустой болтовней!

— Так каков план битвы, герцог?

Недовольство военачальника уже изливалось из его и так неглубокой чаши терпения, но Конн сделал над собой последнее усилие, чтобы не рявкнуть на мальчишку — особа все-таки королевская.

— Лазутчики доложили, что Белый Ворон на пути в Брасо-Дэнто. Мы пересечем реку Талвинку, где коням Филиппа негде будет развернуться, и захватим недостроенную крепость с городом. Войска Филиппа приспособлены лишь для маневренного боя в чистом поле с использованием летучих отрядов и точного удара тяжелой конницы во фланг, но он обломает зубы, когда мы укрепимся в Талвинне. Еще вопросы???

Ребенок притих, и ответом на резкое высказывание военачальника стали лишь пожатые плечи. Снова мрачно оглядев юного Кристиана, который до своих шестнадцати лет был под опекой влиятельных господ, Конн де Круа уже не в первый раз обратился к мысли, что Совет не просто так разрешил императору присутствовать. Даже грубый, как скала, и простой генерал понимал, что если наследника престола заденет шальной стрелой, Совет только обрадуется — там алчные мужи уже давным-давно все поделили между собой.

— Ваша Светлость! — к военачальнику подъехал на кобыле мужчина в обычной одежде, скрытой под безликим плащом. — Король Филипп развернул войско и сейчас около Балготта.

— Что? Сколько их, Брон? — вырубленное из камня лицо ожило, брови задвигались и приоткрыли маленькие глаза.

— Порядка трех тысяч коней. И около тысячи топорщиков с копейщиками, они разбили другой лагерь неподалеку от конных.

— Топорщики? — удивился герцог Круа.

— Очень много рыжеголовых, Ваша светлость… — кобыла под разведчиком нетерпеливо перебирала копытами. — Предположу, что из Филонеллона.

— Чтоб черти его побрали! — с яростью рыкнул военачальник. — Как он узнал и успел вернуться?

Не успел военачальник найти глазами мерифия, как тот, еще молодой, но уже побывавший в битве у Лаймотета, скакал во весь опор к генералу.

— Нам нужно пересечь реку!





* * *


В Балготте этим же вечером царило оживление. Филипп размышлял над картой, почесывая пальцами щетинистый подбородок, а ярл Барден похрапывал в углу палатки на нескольких сложенных друг на друге льняниках.

Ярл прибыл пару дней назад с тысячей воинов, вооруженных копьями и длинными топорами. Хотя Балготт за тридцать лет и успели окружить высокими каменными стенами заместо деревянных, там не хватало места, чтобы разместить несколько тысяч солров и филлонейлов — пришлось разбить лагерь за кольцом стен. Рядом, по-над стеной, возводилась крепость, которая пока была не готова — это мероприятие стало дорогостоящим, а камень, как и мастеров, приходилось возить из далекого Ферранта.

— Разведка доложила, что они встали лагерем у Двузубого Холма, значит, глеофцы знают, что мы рядом, — шептал сам себе Филипп и скользил пальцем по нарисованной реке. — Уже утром они пересекут Талвинку и нападут.

— Аааа? Да-да… — сквозь сон пробормотал Барден Тихий и, погладив крупный живот, провалился дальше в дремоту.

— Лётэ не уточнял, сколько их еще переправляется, Барден?

Филипп пытался дозваться до своего полусонного товарища, который в последние несколько столетий вечно пребывал в состоянии дремоты.

— Нет… — широкие рыже-белые брови пожилого Старейшины сдвинулись на переносице. — Он и так тебе делает большую услугу, предупреждая.