Яд и Меч

— Вы и так падете, — осторожно заметил Юлиан. — В Саддамете нет ворот, в город легко попасть с любой стороны света, а рабы — это не войско.

— Мне нравится твоя честность. Я знаю, доже’кайрой! Я водил в бой войска с больше, чем тысячей храбрых воинов Р’онзи! Я все это знаю! — Рингви открыто улыбнулся, на лице засверкали ровные зубы. — Мы умрем, но встанем у Детхая таким комом, что он нами подавится! Что он будет смердеть при одном виде нашего песчаного племени!

Юронзии вокруг Рингви воодушевились. На их лицах засияла победоносная улыбка, и они словно выросли и расправили после слов предводителя крепкие плечи под господскими одеждами. Лойс же, как и некоторые другие рабы, стоящие в стороне, наоборот, побледнели и нервно стали переминаться с ноги на ногу, сгорбились и будто стали еще меньше. Им не нравилась эта затея. Однако идти было некуда. На лицах зловеще сияли белоснежные клейма, а значит, любой рабовладелец на Юге, коих было несметное количество, будет иметь право присвоить беглецов себе. Те, кто заклеймен печатью рабства, несут это знамя до самой смерти. Да, были случаи, когда освобождали от клейма, но это происходило так редко, а истории обрастали такими невероятными слухами, что надеяться не приходилось.

— А что ты…Что за «воля судьбы» привела тебя в Саддамет, доже’кайрой?

— Наш путь лежит в Элегиар.

— Зачем? — поднял бровь юронзий, возвращаясь к столу, и стал посматривать с интересом уже на безмолвных спутников графа. — Ты говоришь, что ты не доже’кайрой… то есть не рабовладелец. А кто эти женщины, а?

— По приглашению давнего товарища учителя, — Юлиан нахмурился. — Женщины свободны, они не рабыни, а айорки. У них, как ты видишь, нет на щеках магических клейм, Рингви, ибо в наших землях к айорам относятся, как к членам семьи.

В это время Рингви откусил здоровенный кусок мяса, снова вытер рот хлопковым полотенцем и убрал остатки ладонью, затем сделал глоток душистого вина из золотого кубка и отошел от стола. Он схватил небольшой инкрустированный самоцветами кинжал и пошел в сторону отряда вампиров. Мускулистые руки юронзия играли с оружием, подбрасывая его в воздух и ловко хватая за рукоять. Вместе с тем, мужчины с общины Рингви переглянулись между собой и в счастливом оскале стали ждать развлечения.

— Мне ничего не говорит это слово, Юлиан. Тех, кого здесь называют рабами, в Песчаных землях кличут доженами, но от этого ничего не меняется — они рабы. Но ты мне симпатичен, северянин с Ноэля! Мой песчаный народ Р’онзий уважает тех, кто не смердит от страха при первой опасности.

Юронзий молчал. Хитрые темно-карие, почти черные глаза, чуть узкие, лукаво посматривали на аристократа. Затем, выждав некоторое время и наслаждаясь безэмоциональным лицом Юлиана, которое понравилось Рингви, предводитель рабов продолжил.

— Пошутим же над судьбой! Пусть женщины определят вашу участь, — Рингви оскалился, а юронзии, в землях которых женщины приравнивались к скоту, вокруг него загоготали, с удовольствием поглядывая на обескураженных айорок. — Если они считают себя свободными и не угнетенными, пусть скажут об этом. Или придумают, как вас убить, а я исполню.

Юлиан кинул косой взгляд на кашляющего веномансера, который пытался привлечь к себе внимание. Краем глаза старик показывал на Кайю. Та стояла недалеко от Лойса и ручкой вытирала испарину со лба. Ей поплохело. Идея родилась неожиданно, дерзкая, но осуществимая.

— Хорошо, Рингви, это здравая идея, ибо никто, кроме самих рабов, никогда не скажет точно, угнетен он или нет, — Юлиан обратился к молодым женщинам и произнес уже сурово. — Говорите правду, Кайя и Фийя! А уж, если кто из вас соврет, то пусть наш справедливый и мудрый дюж Е’тан покарает обманщицу.

Рингви громко и довольно засмеялся, сложил руки на массивной груди и широко расставил ноги.

— Мы — свободные! — пропищала Фийя, макушка которой торчала из-за плеча графа.

— Мы — рабыни! — с ядовитой улыбкой, хотя и чуть испуганной, сказала Кайя, и отошла еще дальше от своего бывшего господина, на всякий случай.

— Кайя, ты обманщица! — выпалила Фийя, дрожа и гневно выглядывая из-за рукава графа на Рингви. — Если бы она захотела, то ушла бы от господина Гор’Ахага, но она всю жизнь провела с нами!

Лойс с хмурым лицом подошел к Рингви, осторожно коснулся рукава расшитой белоснежной рубахи и сказал.

— Рингви. Врет он все! Рабыня, вон та, рассказала по дороге, что старик — ее хозяин, в детстве купил ее в Зунгруне. А вот этот высокий богатей, клянусь матерью, владелец вон той сероглазки, которая боится признаться.

Юронзий в безмолвной ярости уставился на раба и сверкнул злыми глазами. Средним пальцем, окутанным снятыми с трупов кольцами, он указал братьям на Лойса. Вампир побледнел и отшатнулся, сделал шаг назад, еще один, но его схватили под руки четверо крепких мужчин из племени Р’онзий, как они называли себя сами. Пятый обнажил из ножен длинный господский меч.

— Нет-нет! Рингви, Рингви!!! Пощади меня! Рингви! — закричал дурным голосом и попытался вырваться пожилой вампир.

Не смотря на то, что Лойс был вампиром, существом более сильным, чем простой человек, четверо юронзиев так крепко держали его, что тот лишь трепыхался влево-вправо от ужаса. Багряные жилы вздувались на плечах людей песков, пока пятый размещал меч за спиной Лойса. В конце концов, вампира с силой толкнули назад, он насадился задом на клинок, что вошел в него лишь наполовину, упершись в кость.

Истошные вопли прокатились под куполом Плениума. Все рабы отошли чуть назад, прикрыли рты растопыренными пальцами. Кто-то уже блевал в углу, не в силах сдержать себя. Те, что были вампирами, смотрели на убийство чуть спокойнее и вдыхали запах крови. Даже несколько нагов, с их смиренными нравами, нервно отползли ближе к выходу. Две айорки стояли, одна бледнее другой, и всхлипывали. Лишь на лицах Вицеллия и Юлиана лежала маска безразличия, хотя, все-таки, граф не выдержал и свел на переносице брови, сморщив лицо.

Когда крики и стоны Лойса затихли, а в круглой комнате повисла тишина, Рингви улыбнулся как ни в чем не бывало.

— Настоящие воины Р’онзий всегда держат данное слово!

Братья Рингви, что скорее всего были просто его личными воинами, одобрительно кивали и тихо переговаривались между собой на неизвестном Юлиану языке.

Юронзий же после этих слов подошел к Кайе и улыбнулся, сложив руки на груди. Меж пальцами блестел клинок.

— Продолжай, женщина! Я тебя слушаю.

— Этот… старый… хрен. Он всегда унижал меня. — Кайя продолжала смотреть на тело Лойса, дрожала, но пыталась взять себя в руки. Она злобно ткнула пальцем в Вицеллия, едва ли не рыдая от гнева. Тот же чуть склонил голову и казался совсем спокойным. — Он насиловал меня, когда я была совсем юна! Он заставлял ласкать его… Прислуживать. Называл… слабоумной, оскорблял. Он — само зло! Он…

Вдруг Кайя замолкла. Испарина сменилась градом пота. Рукой айорка скользнула к горлу, посинела, судорожно открыла рот и попыталась схватить им воздух. Кайя тужилась что-то сказать, но не могла, словно мешал ком там, где она пыталась его сдавить, чтобы убрать. Хватка не ослабевала. Мешочек с монетами глухо упал на пол, а девушка рухнула сначала на колени, потом на бок. Ее тело изогнулось в судорогах, Кайя пыталась сделать вдох, хотя бы один, легкие горели… но не могла. Немые муки бьющейся и катающейся по полу женщины видели все. Рингви осторожно отступил назад и прищурился, не веря тому, что видит.

— Что… Как… — прошептал юронзий.

Тело замерло, изо рта пошла пена. Наконец, муки женщины прекратились и она умерла. Толпа в ужасе расступилась и задрожала, а мертвая Кайя оказалась в центре опустевшего вокруг нее зала, словно проклятая богами.

— Ну что ж, значит боги все-таки есть, а, Рингви? — поднял бровь Юлиан, спокойно взирая на тело вероломной служанки.

Рингви молчал. По его лицу не было понятно, бледен он или нет, но вытаращенные глаза опасливо смотрели на мордашку Кайи, которая отчего-то сделалась синей, вспухла и исказилась в жуткой гримасе.

— Отпустите их! Верните им все! — прохрипел Рингви, затем обратился сам к себе шепотом. — За что же меня боги так наказали? За что?

Перед троицей в страхе расступились все рабы, пропуская. Вицеллий с деловым видом подошел к мертвой Кайе, вырвал у нее из одеревеневших рук кошелек, придерживая его платком, и спрятал под плащ. Затем снял с айорки серьги и кольца, взял под узду кобылу Кайи, насмешливо зыркнул на притихших рабов и повел лошадь за собой. Юлиан забрал с пояса Лойса свой меч. Отряд взобрался на коней, которых вернули по приказу Рингви, и покинул город. Буквально за воротами Вицеллий Гор’Ахаг отпустил поводья кобылы Кайи, что шла, пошатываясь. Животное остановилось, качнулось раз, качнулось два, и упало на бок, захрипело и умерло. А уже через четверть часа маленький отряд, слегка поредевший, вздыбал пыль с тропы.

— Тео! Тео Юлиан! — радостно возвестила Фийя, когда Саддамет остался позади. — А вы говорили, что богов нет! Вот! Они нас защитили!


Воздух наполнил смех двух мужчин. Вицеллий искренне хохотал во весь голос, оторвавшись от книги по генеалогии. Лицо старика выражало столь безудержную радость, что стало будто бы моложе. Через пару минут, когда смех смолк и мужчины теперь лишь фыркали и с улыбкой поглядывали на ничего не понимающую женщину, Юлиан решил все объяснить.

— Фийя. Учитель использовал борькор на кошель и намеренно передал его Кайе, а она, касаясь своего лица смазанными ядом руками, умерла от удушья спустя десять минут, — сказал, посмеиваясь, Юлиан. — Ты же заметила, что кобыла, которую гладила Кайя, тоже погибла?

— Так это были не дюжи, а Вы!? — воскликнула изумленно и неверяще Фийя.

— Замечательное создание, — иронично изогнул бровь Вицеллий, возвращая себя в свое обычное вредное и ворчливое состояние. — Верит в богов, старается лишний раз не напрягать свой и без того недалекий умишко и делает то, что прикажут. Идеально. А вот ты, Юлиан, меня разочаровал! — старик ядовито хмыкнул.

— Почему, учитель?

— Мне пришлось подсказывать. Если бы я этого не сделал, ты бы и не догадался.

— Я благодарен Вам, Вицеллий, — прижал руку к груди красивым жестом Старейшина. — Каюсь, не сообразил сразу.

— Вот-вот! Старайся соображать быстрее. Ум твой хоть и велик, но весьма медлителен, — с этими словами, привычно поиздевавшись над учеником, Вицеллий погрузился в чтение.

Юлиан не ответил на поддевку, а лишь улыбнулся. Вицеллий был бы не Вицеллием, не съязви он в такой момент. Хотя старик и вел себя странно в последние дни, сегодняшний его поступок, как обычно выверенный, развеял все сомнения. Перед графом был все тот же Королевский Веномансер — ядовитый, как сама его профессия.

Разрушенный Саддамет остался далеко позади, а по левую руку острая гора, очень тонкая и высокая, становилась все четче. «Палец Густы» — такое забавное название носила эта вершина, в честь дюжа любви. Она служила условной границей между королевствами. Видишь гору впереди и слева? Значит, ты еще в Детхае. Палец Густы остался позади? Уже Дюльмелия. Это королевство, управляемое тремя Наместниками, имело выход к Черной Найге и служило главным продавцом драгоценных камней, которые добывались благодаря черному труду рабов. Из недр Дюльмелии извлекали также железо, медь, олово и серебро.

Остановиться пришлось в маленькой деревеньке, заплатив пару сеттов хозяевам домов, чтобы те пустили на ночлег. Следующие полторы недели крохотный отряд брел по землям Дюльмелии, пересекая ее с запада на восток. Дороги были широкими и укрывались гравием, а по ним без остановки тек деловой люд.

Не раз и не два встречались наги, облаченные в платья и рубахи, вампиры и даже пара оборотней. Начался Юг, самый настоящий Юг!





* * *


Ближе к закату, когда кровавое солнце освещало опустевшие поля Дюльмелии, всадники ехали по тракту, тихонько переговариваясь. Чуть поодаль от тропы, под крепкой сосной, на плаще сидел мужчина: ни молодой, ни старый, с уже проступившей на висках сребристой сединой. Как решил Юлиан, он активно устраивался на ночлег, только-только начал разбирать заплечную суму, достал кожаную флягу и теперь жадно припадал к ней. Незнакомец с любопытством поглядел на проезжающих мимо путников и оторвался от воды.

— Странники! Да осветит солнце ваш путь! — мужчина, завидев явных иноземцев, поднялся со своей дорожной кровати-накидки и очень живо засеменил к дороге.

— И Вам здравствуйте, — кивнул головой Юлиан.

Вицеллий промолчал, лишь болезненно прищурился и, наконец, захлопнул книгу, уложенную около передней луки — глаза старика слезились. Чтение в наступающих сумерках никому ни шло на пользу, даже вампиру. И хотя Юлиан уже не раз говорил веномансеру, что читать верхом опасно, ибо лошадь — животное пугливое и за ней нужен контроль, Вицеллий на это лишь высокомерно огрызался.

— Я вижу, вы издалека! Быть может, вам интересно узнать новости и слухи Юга за монетку? — улыбнулся почтительно незнакомец. — Меня зовут Йонетий, Йонетий из Джамогеры, земли Нор’Мастри.

— Почему бы и нет. Учитель, вы не возражаете?

— Посмотрим, что скажет этот бродяга. Но только недолго. Темнеет.

Спустя пару минут троица уже восседала на расстеленных льняниках подле незнакомца. Тот, облаченный в широкополую шляпу с озорной желтой кисточкой на острой вершине, легкую рубаху с половинчатыми рукавами, коричневую жилетку да серые шаровары с полусапогами, достал трубку, потом сыпанул табак и с улыбкой испустил с пальцев искру, произнеся коротенько «Фиа'Раъш», что означало на языке Хор’Аф «Огонь».

Лошади с аппетитом жевали сочный спорыш рядом с примостившимися под сосной путниками. Последний луч солнца скользнул по широкой шляпе, на тулье вспыхнули металлические побрякушки-украшения, и небо над путниками погасло. Тут же поднялся ветер и погнал курчавые плотные тучи, которые не сулили ничего хорошего.

— Ну-с, с чего начать… — Йонетий затянулся дымом, посматривая на темное небо, которое пряталось за ветвями сосны. — Я следую из города Джамогеры, где находится моя гильдия Бродячих чародеев, — произнес красиво поставленным голосом мужчина с короткой бородкой. — Над Нор’Мастри сейчас сгущается мгла. Грядет война…

— С юронзиями? — спросил Юлиан.

— Нет, с молочным братом, — плечи Йонетия горестно подернулись. — Король Нор’Эгуса, Гайза Шейрос, не желает передавать озеро Куртул вместе с городом нашему королю. По соглашению город, как победное знамя, должен переходить от одного королевства к другому каждые полвека. Однако Гайза отказался следовать старым обещаниям.

— Гайза — это же наговское имя, — нахмурился Юлиан.

— Увы… Теперь вокруг светейшего трона, которые всегда занимала династия Идеорана, обвилась кольцами змея. Короля Орлалойя убили.

— Измена?

Йонетий постучал по мундштуку и попускал изо рта клубы сладкого дыма, которые унеслись порывами ветра. В глазах странствующего чародея томилась печаль. То ли от грядущей войны, то ли от смерти славного и старинного рода, то ли от личных жизненных передряг.

— Да. В середине зимы, с пару месяцев назад. Гайза Шейрос, который служил при дворе генералом, поднял восстание. Поговаривают, что генерал был для всего змеиного народа символом ясного рассудка, волевой руки и поклонения своим корням. А нагов-то в последнее время в Эгусе стало, как песка в землях юронзиев.

— Значит, измену поддержали…

— К сожалению, да! Не все, конечно… Ходят слухи, будто Гайза нарочно распространял о себе добрые новости. Наги, наги они ведь такие, весьма дальновидные создания с холодным умом… И Гайзу теперь называют не иначе, как прямым потомком праотца Шине.

— Высокомерное заявление, — заметил с ухмылкой Вицеллий.

— А что с придворными? — Юлиан вспомнил о Зостре Ра’Шасе, Старшем маге из столицы Нор’Эгуса.

— Часть отошла к праотцам, часть встала на сторону казарменного короля, — ответил Йонетий и придержал шляпу под порывом яростного ветра. — Всю семью светейшего короля Орлалойя перевешали, обвиняя в сговорах и пособничестве против новоявленного правителя. Так что пламя Прафиала, которое несли в себе потомки Идеоранов, окончательно потухло.