Яд и Меч

— Мы — свободные путешественники с Ноэля, — обратился Юлиан к подъехавшему всаднику, который остановил резню. — Почему ваши люди нападают на нас?

Пыль под сапогами спрыгнувшего с коня мужчины взметнулась в воздух, заклубилась и подхватилась порывами ветра. Из-под кустистых бровей пожилой раб с печатью на щеках в виде перевернутого треугольника, знака вампиров, потянул носом воздух. Не зная запаха Старейшин, раб решил, что перед ним — такой же, как и он.

— Приказом Рингви из племени Юронзиев… Кхм, мы следим за всеми дорогами вокруг города! — ответил басовито вампир, крепкий и статный, с изможденным от тяжелого труда лицом и огромными растресканными ручищами.

— Мы желаем проехать, наш путь лежит через Детхай, а мы — не участники невольничьего рынка. Пожалуйста, пропустите нас, мы не замешаны в ваших войнах.

Юлиан говорил спокойно, без дерзости. Сейчас был не тот случай, чтобы демонстрировать свой статус.

— Да что ты болтаешь. А кто эти женщины? — незнакомец-вампир поднял бровь и обратился к притихшим айоркам. — Эй, вы! Вы — свободные женщины или рабыни, милочки?

— Свободные, — промямлила Фийя и втянула голову в плечи. Ей не нравился взгляд раба, грубый и жесткий.

Кайя молчала, лишь хмуро посмотрела сначала на Вицеллия, отчего ее лицо перекосилось в ненависти, потом безразлично мазнула по графу. Ее девочкой купил на невольничьем рынке Гор’Ахаг, и Юлиан не сомневался, что веномансер принуждал Кайю к близости с раннего возраста. Однако, тихая Кайя при господах всегда показывала себя скромницей, не жаловалась и все терпела. У нее была возможность покинуть старика по закону дважды, но она все еще жила с Вицеллием. Когда Юлиан обращался к Кайе и тоже наставлял ее, что ответить, если спросят, та лишь безучастно кивала и соглашалась, что да, скажет, что она свободная.

— Мы — рабыни! — наконец, возвестила, хрипловатым от беспокойства голосом Кайя и, предчувствуя возможность мести, указала пальцем на старика веномансера. — Он купил меня в Зунгруне!

На небольшой отряд из Ноэля наставили копья и тесаки. Пара нагов, облаченная в длинные рубахи, оскалившись, подползла чуть ближе, и острия копий блеснули в вечернем свете солнца.

— Ну-ну… — расхохотался вампир-раб. — Отвезем их Рингви, пусть подвесит на стенах рядом с другими.

— Может здесь с ними разделаемся, Лойс? — хмуро произнес Дормун, не выпуская из поля зрения руку с перстнем, уже укрытую перчаткой. Также он проследил взглядом, куда смазливый богатей спрятал толстый кошель.

— Нет! Вам же сказали, дурни, всех господ вести к Рингви. Глухой что ли?

— Да зачем опять тащиться в город? Там, за тем куцым холмом, у поместья Хадролота, старый дуб, Лойс. Ветки крепкие, им хватит!

Один из нагов качнул головой и осторожно коснулся рукава Дормуна.

— Юронжии, — прошипел он, предупреждая. — Не ришшкуй, Рингви это не понравитшаа.

— Следуйте за нами, господа нерабовладельцы! — рявкнул Лойс и отдал коню приказ пятками

Кайя под пристальным взглядом безмолвного Вицеллия проехала вперед, ближе к Лойсу. Рабы перед ней расступились, пропуская. Время от времени айорка оглядывалась и с упованием на месть с ядовитой улыбкой смотрела на старика-веномансера. Потом встречала обвиняющий взгляд Фийи исподлобья и тут же отворачивалась.

— Фийя, — прошептал, касаясь своей ногой ноги служанки, граф. — Скажи им, если что — ты рабыня. Тогда они тебя отпустят.

Пальцы айорки сжимали поводья кобылы так сильно, что побелели костяшки. По телу Фийи под серым платьицем и легкой накидкой пробежала дрожь — она боялась, но не за себя, а за Юлиана. Вицеллий обменялся взглядами со встревоженным графом. Старик был совершенно непоколебим и безмятежен. Даже вероломство Кайи не выбило Вицеллия из колеи.

Холмы измельчали и выровняли свои кривые спины. Город Саддамет теперь вырастал из-под земли, увеличивался, крепкие стены устремлялись в полыхающее закатными цветами небо. И вот, спустя час под конвоем отряд ступил на мертвые улочки города за стеной. Перед глазами путников развернулось ужасное зрелище. Распахнутые во всех без исключения домах двери зияли чернотой, а из жилищ доносился до рвоты резкий и сладостный запах гнили вперемешку с испражнениями. То тут, то там лежали нагие и изнасилованные тела женщин, а рядом с ними, уставившись изуродованными в крике лицами в небо, словно взывая в мольбе к дюжам, покоились их мужья, братья, сыновья и отцы.

Между неживыми домами с выбитыми окнами, выломанными дверьми и следами пожаров волочились рабы, в господских одеждах не по размеру. Их тела пахли страшным букетом из вина, грязи, пота, страха и ненависти, а осоловелые глаза искали в горах мертвецов что-нибудь ценное. По тихим вечерним улицам гулял прохладный ветер. Город Саддамет был мертв. Как мертвы были и опустошенные гневом рабы, которые, подобно гримам, бесцельно бродили меж трупов в ожидании магов и злых господ с Тролетьера.

«Вот как воспользовалось свободой большинство» — горестно отметил про себя Юлиан, различая выглядывающие блеклые тени из-за углов. Месть рабов, безжалостная и свирепая, обрушилась на всех жителей Саддамета без разбора, будь то честный портной или зажиточный плантатор. И вот теперь, когда врагов унизили, раздели и убили, невольники не знали, что делать дальше. Может некоторые и покинули Саддамет в поисках новой жизни, но большинство же осталось здесь, мародерствуя и пользуясь господскими благами.

Главная аллея с обугленными и поваленными деревьями извивалась, петляла между смердящих могил, некогда бывших домами. Путники прошли под красивой аркой из крашеного дерева, ступив во внутренний город, Хозяйский город. Здесь стояли крепкие и богатые поместья с ухоженными садами. В центре города, на площади, возвышался трехэтажный храм Природных Дюжей, сейчас разграбленный и пустой, со следами пожара. Его стрельчатые арки покрылись копотью, а на ступенях лежала груда извергающих вонь бывших господ Саддамета.

— Золото, они предлагали золото, представляете! — засмеялся счастливо Лойс, вспоминая тот кровавый день. — Молили отпустить их семьи, пощадить детей. Но почему наших детей никто и никогда не щадил, а? Почему эти собаки их отбирают, когда они подрастают, и везут, юных, на рынок, чтобы продать какому-нибудь похотливому скоту за звонкую монету?

Около здания Плениума колыхались одиннадцать подвешенных за горло тел. Вероятно, один плений успел сбежать, либо же покоился в общей могиле у храма. Плениев, по традиции, всегда была дюжина.

— А вот эти тоже прибыли из твоего Ноэля, — Лойс, неумело управляя фыркающей лошадью, показал острием меча на вздернутых под навесом таверны «Посонка Авины» трех мужчин, в светло-бирюзовых одеждах жителей Цветочных земель. — Утром подвесили, я лично петлю накидывал. Они так громко просили Рингви о пощаде, что надорвали глотки.

Ответа не последовало. Отряд остановился у соседнего с храмом Дюжей здания, чуть ниже, но шире и богаче, с вычурной мраморной лестницей, окаймленной тяжелыми вазами с желтыми опунциями. Из темного проема Плениума доносились смехи и громкие выкрики.

— Слезайте, господа нерабовладельцы! — насмешливо возвестил Лойс и неуклюже спустился с лошади, отобранной у одного из плениев. — Рингви ждет вас, а потом вас жду я. — и захохотал.

— А куда потом трупы, Лойс? — вмешался мрачный Дормун, до сих пор не спуская глаз с руки аристократа, под перчаткой которой прятался дорогой перстень. — В общую кучу же, да?

— Потом делай, что хочешь с телами, хоть насилуй, Дормун. Но кареглазку не трожь, она из наших.

Темноволосый раб коротко кивнул и встал ближе к Юлиану, чтобы после убийства первым участвовать в дележе его добра. Вицеллий вдруг скользнул рукой под пелерину, что не укрылось от наблюдательных глаз графа. Спрыгнув на землю, Юлиан подал Фийе руку, и девушка тихонько вылезла из седла — ее рука была холодна, как лед, а в глазах царил страх. Северянин, стараясь сдержать дрожь, улыбнулся, как можно бодрее, чтобы не пугать девушку своим страхом еще сильнее.

— Кайя, что же ты теперь будешь делать? — обратился к притихшей рядом с другими мужчинами рабыне Вицеллий.

Девушка вытянула лицо, похлопала глазами и задумалась. Казалось, что она еще не терзалась мыслями о будущем и жила лишь настоящим, но уже через пару секунд айорка взяла себя в руки и гордо задрала нос.

— Я посмотрю сначала, как Вас… — Кайя исправилась, и продолжила хриплым от злорадного возбуждения голосом. — Как тебя, чертов хрен, подвесят на стене! Плюну на твое старое тело, которое ты смел класть на меня. А потом уйду и буду свободной! У меня нет рабского клейма, и я буду счастлива!

— А на что же ты будешь жить, Кайя? — поинтересовался совершенно спокойным голосом веномансер. — Ведь до сегодняшнего дня одевал тебя, дарил украшения и кормил я.

Кайя подернула плечами — она не знала.


— Какая тебе уже разница, козел старый?

— Ну что ж, раз уж пришел, как ты говоришь, мой час, то уже никакой, — с легкой насмешкой в голосе сказал Вицеллий Гор’Ахаг. — Но я бы на твоем месте забрал у меня, твоего бывшего господина, все золото. Оно ведь тебе понадобится, Кайя? Или ты отдашь его прочим рабам, чтобы те распотрошили то, что твое по праву, а?

С этими словами Вицеллий вновь скользнул под плащ, достал сморщенной рукой плотный кожаный кошель и потряс им в воздухе по дуге, с ядовитой ухмылкой наблюдая за бегающим вслед за кошельком туда-сюда взглядом Кайи.

Алчность в молодых карих глазах разгоралась все ярче и ярче. Девушка видела прикованные к мешочку с монетами взоры других невольников, и, наконец, не выдержав, спустилась с лошади. Осторожно ступая, она подходила все ближе и ближе. Потом резко выкинула вперед руку, держась подальше от старика, и жадно вырвала кошель. Прижала к своей груди, и вернулась к кобыле, а испуганными глазами огляделась по сторонам — уж не покусится ли кто на такое сокровище. Но все пока держались в стороне. Пока. Два нага что-то тихо прошипели друг другу на своем, змеином, языке.

Юлиан потянул чутким носом воздух. Он узнал запах, который источал кошель. Как можно незаметнее для окружающих Вицеллий Гор’Ахаг протер ладони платком, убрав яд, и выкинул его. Со стороны могло показаться, будто привередливый чистоплюй просто счищает грязь.

Под нацеленными на отряд копьями Юлиан, Вицеллий и Фийя, оставив коней снаружи, прошли сквозь распахнутые высокие двери Плениума внутрь. Оттуда доносились громогласные раскаты смеха. Боязливая Кайя, которая не хотела потерять кобылу, вцепилась той в поводья и пошла следом за всеми, на всякий случай держась ближе к Лойсу. Тот глядел на нее покровительственно и предвкушающе.

Там, в центральном зале, сейчас заваленным золотом, шелками и украшениями, сидели на скамье несколько коренастых мужчин и пили. На столах были расставлены яства, вино в бронзовых кувшинах, а на широких золоченых тарелках лежали цитрусы. Каменные куполообразные своды Плениума украшали многочисленные ленточки, кошельки, ракушки, можжевеловые веточки, резные женские фигурки, монетки и прочие символы Дюжей.

Один из пьющих обернулся и встал, услышав цокот, вытер сильные руки о хлопковое полотенце и тыльной стороной ладони очистил губы. Лошадь звонко ступала по мраморной мозаике, которая была выложена на полу главного зала в виде двенадцати символов, сплетенных между собой сложным узором.

— Еще одни? — низким голосом с сильным акцентом спросил у раба Рингви, Рингви Восставший, Рингви Дикий.

— Да. Пытались обойти город вдоль хребтов.





Рингви был очень широкоплеч, но невысок. Его красно-коричневая кожа, каштановые волосы и приземистое телосложение выдавали жителя Диких земель, края Юга, откуда поставляли сильных, крепких и выносливых рабов. Однако, и самых яростных бунтарей по натуре, тех, кто рождался на полях битв посреди песков, и кого еще в колыбели окропляли кровью врагов. На правой щеке Рингви пестрело белоснежное круглое клеймо — он был человеком.

Юронзий, облаченный в богато расшитую рубаху с высоким воротом, белоснежные шаровары с накинутым поверх тела расписным васильковым халатом, смотрелся очень экзотично — кирпичная кожа резко контрастировала со светлыми и мягкими одеждами, а угловатое лицо казалось еще жестче. Рингви был словно не из этого мира, но, взятый в рабство на войне, он принес в спокойные господские земли смерть и хаос из своих земель.

Соратники Рингви, такие же краснокожие и коренастые, с грубыми и мужественными чертами, схватились за лежащие на скамьях мечи, и поднялись к своему предводителю. На лицах этих иноземных мужчин тоже было написано, что они с рождения приучены к клинку и виду крови — об этом говорили и жестокий взгляд, и уверенный хват меча, и грациозные движения крепких тел.

— Почему я не слышу приветствий и поклонов, а? — громко сказал Рингви и обратился к своим воинам. — Как сладкожопые с севера обычно здороваются, а, братья?

— Да осветит солнце ваш путь! — загоготал один из юронзиев, схватившись за живот.

— Ты тоже, хозяин некрополя, не слишком приветлив, — ответил хмуро Юлиан.

Рингви Дикий подошел к Юлиану, который возвышался даже над северянами, задрал почтительно вверх голову и рассмотрел бледное и узкое лицо с длинным носом, синие глаза и черные, как перья ворона, волосы. Вицеллий вместе с Фийей встали чуть позади, стараясь не привлекать к себе лишнее внимание, ну а Кайя топталась где-то сбоку, рядом с Лойсом, поглаживая кобылу по теплой морде.

— Рингви! — дернулся в предупреждающем крике Лойс. — Осторожнее! Они вампиры.

И хотя меч Юлиана уже болтался у Лойса на ремне в вычурных ножнах, находиться рядом с высоким длинноруким вампиром было не лучшей затеей. Однако Рингви даже не шевельнулся. Он не мешал Юлиану изучать доселе незнакомых ему юронзиев с их экзотичной внешностью, и сам же отвечал встречным любопытным взглядом, ибо бледные и черноволосые северяне даже в Детхае были редкостью.

— Откуда будешь? — спокойно спросил Рингви Бунтарь.

— С Ноэля…

Красивое мощное тело, подобно дикому зверю, изящно двигалось под одеждами. Голова Рингви была очень коротко, по-рабскому, острижена, хотя, как известно, народы далекого юга любили носить длинные волосы. В ушах бунтаря сверкали дырки — когда-то там были украшения. Те, кого Рингви назвал братьями, тоже имели клочковатые короткие и грубые волосы, по которым небрежно прошлись ножом, срезая пряди.

— Почему ты молчишь, рабовладелец? Ты должен умолять меня сохранить тебе жизнь! — спустя минуту после открытого обмена взглядами громко рассмеялся Рингви. — Неужто от страха передо мной ты забыл, что у тебя есть язык?

— Я не рабовладелец.

— Тогда что ты забыл в Саддамете?

— Мы просто проезжаем мимо, мы не собирались участвовать в Больших Торгах и покупать невольников. Мы оказались здесь по воле судьбы, Рингви, стечению обстоятельств… Как и ты.

— Рингви… Он врет… — начал было Лойс, желая рассказать про историю служанки Кайи, которая выдала своих господ и призналась, что она — рабыня.

— Да закрой рот, Лойс! — рявкнул на посмевшего снова вмешаться раба юронзий. — Еще слово, и твоя задница сядет на меч.

Мужчины из племени Рингви усмехнулись и с пренебрежением уставились на раба, шумно переговариваясь между собой на диком и грубом языке с сильной фонетикой. А Лойс насупился и притих, лишь плотно сжал губы да теперь буравил взглядом то юронзиев, то господ из Ноэля.

— Судьбы? — вернулся к теме разговора Рингви. — Ее не существует, как и богов. Знаешь ли ты, доже’кайрой, с кем говоришь? Я, хозяин Руха, должен был умереть славной смертью и оказаться со своим другом в Песчаных залах Красных гор, а не здесь… Нет! Были бы боги и судьба, меня бы не опоили с братьями и не продали в Рабском просторе! — лицо юронзия в презрении искривилось в кислую мину, он помолчал и добавил. — Как тебя зовут?

— Юлиан.

— Ты видел на Цитрусовом большаке войско? — глаза Рингви стали серьезнее и он подошел почти вплотную. — Сколько их?

— Много. Они ждут, что вы отправитесь в Зунгрун освобождать других рабов.

— Болваны! — расхохотался Рингви и отскочил по-звериному назад в большом прыжке. — О’шаройне, Песчаные Боги, с чего они взяли, что я пойду на Зунгрун? Hyragata, dagmone!

Затем он задумался, подошел к столу и рывком схватил золотой кубок с вином, опрокинул в себя и зашагал туда-сюда, рядом с братьями, что молчали и лишь время от времени что-то брали со стола и жевали. Их мощные челюсти легко раскусывали кости, а зубы сверкали белизной хищников.

— Там слишком много клеймовщиков, — Рингви и с отвращением коснулся белого пятна на щеке. — Мы все падем еще на подходе в Зунгрун.