Из жизни кукол
Часть 55 из 76 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Оса Понтен нервничала. Но ей явно было любопытно.
Они прошли через гостиную, дышавшую пятидесятыми, и Оса остановилась на пороге кабинета. Алисы не было, но в воздухе все еще висел запах лавандовых духов. Стены покрыты стеллажами с аккуратно расставленными папками, и Эмилия подумала, не бухгалтерские ли материалы в них содержатся. У стола со стопкой книг стояли два пустых стула.
— Я схожу за ней, а вы можете подождать в гостиной, — предложила Оса.
Эмилия села на черный кожаный диван и посмотрела в панорамное окно, выходившее на задний двор. Маленькая веранда, сад не больше тридцати квадратных метров. В гостиной — мебель пятидесятых-шестидесятых годов. Ничего дорогостоящего, подумала Эмилия. Послышался телефонный звонок.
Вниз по лестнице простучали быстрые шаги, и Оса ответила. В таких домах бывают тонкие гипсокартонные стены, и, хотя Оса понизила голос, Эмилия все слышала.
— Привет, Эрик… Да, он на работе, но Алиса дома. И еще — ко мне пришли. Я потом расскажу.
На полке слева от дивана стоял виниловый проигрыватель; прислушиваясь к разговору, Эмилия нагнулась и стала разбирать надписи на корешках пластинок.
— Да… Могу попросить Алису зайти к тебе потом… Свена-Улофа на выходных не будет, так что мы с тобой… Да, я позвоню… Целую.
Сначала несколько пластинок с классической музыкой и григорианскими хоралами, а потом Эмилия сильно удивилась.
Она встала с дивана, чтобы получше рассмотреть конверты.
“The Clash”? “Kraftwerk”?
— Чьи это пластинки? — спросила Эмилия, когда Оса Понтен вошла в гостиную.
— Старые пластинки Свена-Улофа. Он отказывается их выбрасывать.
Эмилия поставила “Autobahn”[73] на полку.
— Надеюсь, я не помешала. В смысле — если вам надо поговорить по телефону, я сама могу зайти к Алисе.
Оса улыбнулась.
— Ничего страшного. Звонила моя сестра.
Которую зовут Эрик и с которой ты изменяешь мужу, подумала Эмилия и улыбнулась в ответ.
— Ну что же, тогда подождем Алису?
— Она в туалете и не хочет выходить.
— Может, пойдем к ней вместе? — предложила Эмилия. Оса кивнула.
Слева от лестницы, ведущей на второй этаж, была видна гостиная, а по правой стене тянулись семейные фотографии Алисы и ее родителей, сделанные в ателье. Поднимаясь, Эмилия отметила, что они расположены в хронологическом порядке. Алиса делалась все младше и к концу лестницы стала грудным младенцем у отца на руках.
Лестница переходила в коридорчик с тремя закрытыми дверями. Последней была дверь туалета, рядом с которой висела репродукция рубенсовского “Поклонения пастухов” в рамке.
Порожка не было, и серое ковровое покрытие уходило под дверь туалета.
— Алиса? — Оса встала у двери. — Может быть, выйдешь?
— Нет.
Голос у семнадцатилетней Алисы был еще детским, и Эмилии стало неприятно.
В расследовании по делу Новы и Мерси Алиса упоминалась как потенциальная свидетельница, одна из формулировок врезалась Эмилии в память.
По словам терапевта Алисы, девочка стала сниматься в порно, взбунтовавшись против родителей.
По его же словам, в некоторых фильмах содержались сцены такой жестокости, что их можно было принять за реальное изнасилование.
Все это имело место три года назад.
Алисе было четырнадцать, подумала Эмилия. Она ходила в восьмой класс и, наверное, держала себя вызывающе, ничего удивительного. Девочка-подросток в футболке в обтяжку и в короткой юбчонке, ребенок, который учится быть взрослым. Иногда достаточно зрелый, чтобы принимать жизненно важные решения, но в той же степени наивный и подверженный манипуляциям.
Она постучала в дверь.
— Меня зовут Эмилия, я эксперт-криминалист и хотела бы задать пару вопросов насчет…
— Уходите. Пожалуйста.
Оса положила руку Эмилии на плечо. Жест вышел неожиданным, они несколько секунд смотрели друг другу в глаза. Мягко глядя на Эмилию, Оса беззвучно выговорила: продолжайте.
— Алиса, чего ты боишься? — спросила Эмилия.
Последовало долгое молчание. Судя по звуку по ту сторону двери, Алиса привалилась к стене.
— Почему ты не хочешь со мной разговаривать? Потому что я из полиции?
Эмилия подождала несколько секунд и, не дождавшись ответа, снова заговорила.
— У меня вопрос про майку, которую тебе подарила Фрейя Линдхольм. Я эту майку не видела, ее исследовали в полиции Евле, а потом переслали экспертам в Линчёпинг. Если не хочешь, не выходи. Но мне бы очень помогло, если бы ты уделила мне несколько минут. На майке отпечатано изображение. Надпись “Голод”, и…
— Фрейя сказала, что не вернется. Она подарила мне эту майку вроде как на прощанье, но майка мне оказалась велика, и я использовала ее как затычку от вони.
— Затычку от вони?
— Да, мы затыкаем вентиляцию, чтобы в комнаты не тянуло вонью с фабрики.
Снова молчание.
Из-за двери донеслись приглушенные всхлипывания.
— Фрейя тогда ушла из интерната не одна… — сказала наконец Алиса. — Я думала, они собираются сбежать все втроем, но две другие вернулись…
— Ты про кого? Кто вернулся?
— Нова и Мерси, — сказала Алиса. — А Фрейя — нет.
Обливали бензином
Евле
О прошлом Новы у Кевина уже имелось относительно ясное представление. Биография Мерси теперь тоже начинала вырисовываться отчетливее.
Живя в Брэкке, она общалась с парнями-шведами, регулярно продавалась им, а впоследствии и их отцам. Никого, кажется, не заботило, что она еще ребенок.
Судя по изложенному в письме, девочки сейчас вряд ли на севере. Заниматься емтландским следом не стоит.
Выезжая с парковки возле “Ведьмина котла” и направляясь к шоссе номер 76, на Евле, Кевин думал о женщине по имени Барбру Йоранссон. Похоже, она была единственным человеком, кто по-настоящему принимал участие в судьбе Мерси.
Барбру на общественных началах работала в лагере для беженцев в Брэкке, она регулярно ездила в поселок на поиски Мерси. Слухи ширились, и к концу того лета у Барбру накопилось достаточно, чтобы пойти в полицию. Само собой, в полицейском округе размером с небольшую страну, где трудились всего трое полицейских, не оказалось отдела, который ведал бы преступлениями на сексуальной почве. Но благодаря Барбру дело сдвинулось с мертвой точки, из полиции лена в Эстерсунде прислали помощь. Все закончилось семью обвинительными приговорами, из которых два вынесли отцам парней.
Полились потоки грязи и клеветы.
По словам адвоката, защищавшего мужчин, юная нигерийка соблазняла их, а после секса вымогала деньги.
Да вы посмотрите на нее. Она же выглядит на восемнадцать.
Кевин уже не помнил, сколько раз слышал подобные слова.
Она лгала моим клиентам, чтобы ввести их в заблуждение. А теперь ее ложь угрожает разрушить карьеру двух успешных и уважаемых людей.
Один из обвиняемых отцов был управленцем среднего звена в местной администрации, активный член Левой партии. Второй — практикующим психотерапевтом.
I’m not really a therapist. I’m the rapist[74].
Кевин был уверен, что цитата не из “Ходячих мертвецов”, однако именно этот сериал пришел ему на ум, когда вонь с бумажной фабрики усилилась.
Зомби истребляют человечество, людей на земле осталось немного, и все же они никак не могут скооперироваться, они с трудом уживаются друг с другом.
От зомби хотя бы знаешь, чего ожидать, подумал Кевин. Они предсказуемы, они никого не дурачат и не играют в игры. Они убивают лишь потому, что голодны, и на самом деле не более жестоки, чем животные.
А вот люди предают друг друга только так.
Люди жестоки по-настоящему.
Вот, например, Эркан. Образование — психология и социальная работа, хотя он и не психотерапевт. По словам начальника и коллег — душевный парень, глубоко увлеченный своим делом. И в то же время — сводник, который продает свои так называемые идеалы за деньги.
Запах с бумажной фабрики усилился, и Кевин припомнил, что говорил отец, когда они проезжали фабрику возле Крамфорса. Что там пахнет не сульфитом и не сульфатом.
Там воняет деньгами.
Они прошли через гостиную, дышавшую пятидесятыми, и Оса остановилась на пороге кабинета. Алисы не было, но в воздухе все еще висел запах лавандовых духов. Стены покрыты стеллажами с аккуратно расставленными папками, и Эмилия подумала, не бухгалтерские ли материалы в них содержатся. У стола со стопкой книг стояли два пустых стула.
— Я схожу за ней, а вы можете подождать в гостиной, — предложила Оса.
Эмилия села на черный кожаный диван и посмотрела в панорамное окно, выходившее на задний двор. Маленькая веранда, сад не больше тридцати квадратных метров. В гостиной — мебель пятидесятых-шестидесятых годов. Ничего дорогостоящего, подумала Эмилия. Послышался телефонный звонок.
Вниз по лестнице простучали быстрые шаги, и Оса ответила. В таких домах бывают тонкие гипсокартонные стены, и, хотя Оса понизила голос, Эмилия все слышала.
— Привет, Эрик… Да, он на работе, но Алиса дома. И еще — ко мне пришли. Я потом расскажу.
На полке слева от дивана стоял виниловый проигрыватель; прислушиваясь к разговору, Эмилия нагнулась и стала разбирать надписи на корешках пластинок.
— Да… Могу попросить Алису зайти к тебе потом… Свена-Улофа на выходных не будет, так что мы с тобой… Да, я позвоню… Целую.
Сначала несколько пластинок с классической музыкой и григорианскими хоралами, а потом Эмилия сильно удивилась.
Она встала с дивана, чтобы получше рассмотреть конверты.
“The Clash”? “Kraftwerk”?
— Чьи это пластинки? — спросила Эмилия, когда Оса Понтен вошла в гостиную.
— Старые пластинки Свена-Улофа. Он отказывается их выбрасывать.
Эмилия поставила “Autobahn”[73] на полку.
— Надеюсь, я не помешала. В смысле — если вам надо поговорить по телефону, я сама могу зайти к Алисе.
Оса улыбнулась.
— Ничего страшного. Звонила моя сестра.
Которую зовут Эрик и с которой ты изменяешь мужу, подумала Эмилия и улыбнулась в ответ.
— Ну что же, тогда подождем Алису?
— Она в туалете и не хочет выходить.
— Может, пойдем к ней вместе? — предложила Эмилия. Оса кивнула.
Слева от лестницы, ведущей на второй этаж, была видна гостиная, а по правой стене тянулись семейные фотографии Алисы и ее родителей, сделанные в ателье. Поднимаясь, Эмилия отметила, что они расположены в хронологическом порядке. Алиса делалась все младше и к концу лестницы стала грудным младенцем у отца на руках.
Лестница переходила в коридорчик с тремя закрытыми дверями. Последней была дверь туалета, рядом с которой висела репродукция рубенсовского “Поклонения пастухов” в рамке.
Порожка не было, и серое ковровое покрытие уходило под дверь туалета.
— Алиса? — Оса встала у двери. — Может быть, выйдешь?
— Нет.
Голос у семнадцатилетней Алисы был еще детским, и Эмилии стало неприятно.
В расследовании по делу Новы и Мерси Алиса упоминалась как потенциальная свидетельница, одна из формулировок врезалась Эмилии в память.
По словам терапевта Алисы, девочка стала сниматься в порно, взбунтовавшись против родителей.
По его же словам, в некоторых фильмах содержались сцены такой жестокости, что их можно было принять за реальное изнасилование.
Все это имело место три года назад.
Алисе было четырнадцать, подумала Эмилия. Она ходила в восьмой класс и, наверное, держала себя вызывающе, ничего удивительного. Девочка-подросток в футболке в обтяжку и в короткой юбчонке, ребенок, который учится быть взрослым. Иногда достаточно зрелый, чтобы принимать жизненно важные решения, но в той же степени наивный и подверженный манипуляциям.
Она постучала в дверь.
— Меня зовут Эмилия, я эксперт-криминалист и хотела бы задать пару вопросов насчет…
— Уходите. Пожалуйста.
Оса положила руку Эмилии на плечо. Жест вышел неожиданным, они несколько секунд смотрели друг другу в глаза. Мягко глядя на Эмилию, Оса беззвучно выговорила: продолжайте.
— Алиса, чего ты боишься? — спросила Эмилия.
Последовало долгое молчание. Судя по звуку по ту сторону двери, Алиса привалилась к стене.
— Почему ты не хочешь со мной разговаривать? Потому что я из полиции?
Эмилия подождала несколько секунд и, не дождавшись ответа, снова заговорила.
— У меня вопрос про майку, которую тебе подарила Фрейя Линдхольм. Я эту майку не видела, ее исследовали в полиции Евле, а потом переслали экспертам в Линчёпинг. Если не хочешь, не выходи. Но мне бы очень помогло, если бы ты уделила мне несколько минут. На майке отпечатано изображение. Надпись “Голод”, и…
— Фрейя сказала, что не вернется. Она подарила мне эту майку вроде как на прощанье, но майка мне оказалась велика, и я использовала ее как затычку от вони.
— Затычку от вони?
— Да, мы затыкаем вентиляцию, чтобы в комнаты не тянуло вонью с фабрики.
Снова молчание.
Из-за двери донеслись приглушенные всхлипывания.
— Фрейя тогда ушла из интерната не одна… — сказала наконец Алиса. — Я думала, они собираются сбежать все втроем, но две другие вернулись…
— Ты про кого? Кто вернулся?
— Нова и Мерси, — сказала Алиса. — А Фрейя — нет.
Обливали бензином
Евле
О прошлом Новы у Кевина уже имелось относительно ясное представление. Биография Мерси теперь тоже начинала вырисовываться отчетливее.
Живя в Брэкке, она общалась с парнями-шведами, регулярно продавалась им, а впоследствии и их отцам. Никого, кажется, не заботило, что она еще ребенок.
Судя по изложенному в письме, девочки сейчас вряд ли на севере. Заниматься емтландским следом не стоит.
Выезжая с парковки возле “Ведьмина котла” и направляясь к шоссе номер 76, на Евле, Кевин думал о женщине по имени Барбру Йоранссон. Похоже, она была единственным человеком, кто по-настоящему принимал участие в судьбе Мерси.
Барбру на общественных началах работала в лагере для беженцев в Брэкке, она регулярно ездила в поселок на поиски Мерси. Слухи ширились, и к концу того лета у Барбру накопилось достаточно, чтобы пойти в полицию. Само собой, в полицейском округе размером с небольшую страну, где трудились всего трое полицейских, не оказалось отдела, который ведал бы преступлениями на сексуальной почве. Но благодаря Барбру дело сдвинулось с мертвой точки, из полиции лена в Эстерсунде прислали помощь. Все закончилось семью обвинительными приговорами, из которых два вынесли отцам парней.
Полились потоки грязи и клеветы.
По словам адвоката, защищавшего мужчин, юная нигерийка соблазняла их, а после секса вымогала деньги.
Да вы посмотрите на нее. Она же выглядит на восемнадцать.
Кевин уже не помнил, сколько раз слышал подобные слова.
Она лгала моим клиентам, чтобы ввести их в заблуждение. А теперь ее ложь угрожает разрушить карьеру двух успешных и уважаемых людей.
Один из обвиняемых отцов был управленцем среднего звена в местной администрации, активный член Левой партии. Второй — практикующим психотерапевтом.
I’m not really a therapist. I’m the rapist[74].
Кевин был уверен, что цитата не из “Ходячих мертвецов”, однако именно этот сериал пришел ему на ум, когда вонь с бумажной фабрики усилилась.
Зомби истребляют человечество, людей на земле осталось немного, и все же они никак не могут скооперироваться, они с трудом уживаются друг с другом.
От зомби хотя бы знаешь, чего ожидать, подумал Кевин. Они предсказуемы, они никого не дурачат и не играют в игры. Они убивают лишь потому, что голодны, и на самом деле не более жестоки, чем животные.
А вот люди предают друг друга только так.
Люди жестоки по-настоящему.
Вот, например, Эркан. Образование — психология и социальная работа, хотя он и не психотерапевт. По словам начальника и коллег — душевный парень, глубоко увлеченный своим делом. И в то же время — сводник, который продает свои так называемые идеалы за деньги.
Запах с бумажной фабрики усилился, и Кевин припомнил, что говорил отец, когда они проезжали фабрику возле Крамфорса. Что там пахнет не сульфитом и не сульфатом.
Там воняет деньгами.