История с привидениями

– Да насмотришься еще на женщин, – рассмеялся брат. – Не сжигай глаза о первую встречную.

– Ты женат на Альме, – сказал Дон.

– Разумеется. Ей не терпится повидаться с тобой. И знаешь, – сказал Дэвид, продолжая улыбаться и держа вилку с аккуратно отрезанным кусочком мяса, – она даже немного польщена твоей книгой. Говорит, что внесла свой вклад в литературу! Но вот что я тебе скажу, – Дэвид подвинул стул ближе к столу. – Подумай о последствиях, если то, что ты утверждаешь в книге, правда. Если, конечно, подобные существа реальны – а ты уверял, что это так.

– Я знаю, – сказал Дон, – я думал…

– Погоди. Дай договорить. Ты понимаешь, какими ничтожными мы им кажемся? Сколько мы живем? Несчастные шестьдесят – семьдесят лет. А они – века, сотни веков. И становятся теми, кем захотят. Наши жизни рождаются в результате случайности, совпадения, слепой комбинации генов, а они создают себя по своему хотению. Они нас ненавидят. И они правы. Живя бок о бок с ними, мы всегда будем им омерзительны.

– Нет, – возразил Дон. – Это ошибка. Это неправильно. Они жестоки и беспощадны, они живут смертью… – Он почувствовал, что сейчас ему станет плохо. – Ты не должен так говорить.

– Вся твоя беда в том, что ты зациклился на этой своей сказке: ты уже не участвуешь в ней, но не перестаешь ее мысленно пересказывать самому себе, она живет где-то в уголке твоей памяти. Знаешь, твой лечащий врач сказал мне, что твой случай – первый в его практике: когда ты переходишь из одного состояния в другое, ты оказываешься в этой сказке. Ты бродишь по коридору клиники и разговариваешь с людьми, которых нет рядом. Ты словно репетируешь роль какого-то внутреннего спектакля. Все врачи были просто-напросто потрясены. Они заговаривали с тобой, ты отвечал им, но отвечал так, будто вел разговор с каким-то парнем по имени Сирс или другим – его звали Рики… – Дэвид улыбнулся и покачал головой.

– И чем заканчивалась история? – спросил Дон.

– А?

– Чем эта сказка закончилась? – Дон положил вилку, подался корпусом вперед и впился глазами в ласковое лицо брата.

– Они не пустили тебя, – сказал Дэвид. – Боялись, что ты можешь погибнуть. Понимаешь, это было частью твоей проблемы. Ты выдумал фантастических красивых созданий, а потом «вписал» себя в сюжет в роли их врага. Но они непобедимы. И не важно, сколько ты приложишь усилий и каких, – они всегда в конце концов выходят победителями.

– Да нет, это не… – начал Дон. Все не так: он припоминал лишь смутные наброски «истории», о которой говорил Дэвид, но чувствовал твердую уверенность, что брат неправ.

– Врачи сказали, что это самый необычный способ самоубийства из всех, к каким прибегают писатели. Ни о чем подобном им не приходилось слышать. И они не могли позволить тебе погубить себя, понимаешь? Им пришлось вытаскивать тебя оттуда.

Дон сидел будто на морозном ветру.



– Здравствуй и добро пожаловать вновь, – сказал Сирс. – Нам всем снился одинаковый сон, но ты, по-моему, первым из нас увидел его на одном из наших собраний.

– Что? – Рики вскинул голову и увидел перед собой любимую библиотеку Сирса: застекленный книжный стеллаж, кожаные кресла, составленные в круг, темные окна. Прямо напротив него Сирс затягивался сигарой и смотрел на него, как ему показалось, с легким раздражением. Льюис и Джон в черных галстуках, как и Сирс, держали в руках стаканы с виски и выглядели скорее взволнованными, чем раздраженными.

– Какой сон? – спросил Рики и помотал головой. Он тоже был в смокинге; по этой сигаре, по уютному полумраку, по тысяче милых знакомых деталей он узнал последнюю встречу Клуба Фантазеров.

– Ты задремал, – сказал Джон. – Сразу же, как закончил свою историю.

– Историю?

– А затем, – сказал Сирс, – ты посмотрел прямо на меня и заявил: «Ты мертв».

– Ох. Опять кошмар, – вздохнул Рики. – А, да. Неужели я так сказал? Господи, я так замерз…

– В наши годы немудрено: плохое кровообращение, – сказал доктор Джеффри.

– Какое сегодня число?

– М-да, отключился ты на совесть, – Сирс поднял брови. – Девятое октября.

– А Дон здесь? Где Дон? – Рики в панике закрутил головой, оглядывая библиотеку, словно племянник Эдварда мог прятаться где-то под креслом.

– Ну знаешь, Рики… – рассердился Сирс. – Если ты не помнишь: мы только что голосовали о том, чтобы отправить ему письмо. И вряд ли он объявится здесь до того, как письмо будет написано.

– Мы должны рассказать ему о Еве Галли, – сказал Рики, вспомнив голосование. – Обязательно.

Джон тонко улыбнулся, а Льюис откинулся на спинку кресла, глядя на Рики как на помешанного.

– Ты делаешь поистине удивительно противоречивые заявления, – сказал Сирс. – Джентльмены, поскольку нашему другу определенно надо поспать, предлагаю объявить вечер оконченным.

– Сирс, – сказал Рики, ощутив внезапный толчок другого воспоминания.

– Да, Рики?

– Когда мы встретимся в следующий раз – это будет в доме Джона, – не рассказывай свою историю. Ты не должен ее рассказывать. Последствия ее будут ужасны.

– Посиди-ка здесь немного, Рики, – приказал Сирс и сделал знак остальным выйти из комнаты.

Он вернулся с только что прикуренной сигарой и бутылкой.

– Похоже, тебе не помешает выпить. Видать, сон тебе приснился нехороший.

– А долго я спал? – Он услышал, как внизу на улице Льюис пытается завести «морган».


– Минут десять. Не больше. Так что там насчет моей будущей истории?

Рики открыл рот, попытался припомнить и повторить то, что несколько минут назад казалось ему таким важным, но вдруг понял, что выглядит довольно глупо:

– Даже не знаю… Что-то насчет Евы Галли…

– Могу пообещать тебе, что даже не заикнусь об этом. И думаю, что все остальные – тоже. Так будет лучше, тебе не кажется?

– Нет. Нет. Мы должны… – Рики понял, что сейчас опять заговорит о Дональде Вандерлее, и покраснел. – Это, наверное, мне тоже приснилось. Ты открыл окно, Сирс? Я просто окоченел. И так устал. Не могу себе представить, что…

– Годы. Только и всего. Наш жизненный отрезок близится к концу, Рики… Но мы долго пожили, правда?

Рики покачал головой.

– Джон уже умирает. Ты обратил внимание, какое у него лицо?

– Да, кажется, обратил… – сказал Рики, припоминая начало их сегодняшней встречи, случившееся как будто много лет назад, и тень, перечеркнувшую лоб Джона Джеффри.

– Смерть. Вот что ты увидел. К несчастью, это правда, мой старый друг, – Сирс ласково улыбнулся ему. – Я столько думал об этом, а ты припомнил Еву Галли, и все разволновались… Знаешь, о чем я думал? – Сирс затянулся сигарой и тяжело подался всем телом вперед. – Мне кажется, что Эдвард умер не своей смертью. Мне кажется, он увидел что-то настолько шокирующе прекрасное, настолько неземное, что организм простого смертного не выдержал потрясения. И еще мне кажется, что мы в своих историях уже целый год постоянно балансируем на границе этой красоты.

– Нет, только не красоты, – сказал Рики, – а скорее ужаса.

– Погоди. Я хочу, чтобы ты представил возможность существования расы неких существ – могучих, всезнающих, красивых созданий. Если бы они существовали, они бы ненавидели нас. По сравнению с ними мы казались бы скотом. Они жили бы веками, сотнями веков, и мы с тобой казались бы им детьми. Они не зависели бы от случайностей, совпадений или слепой комбинации генов. И они были бы правы в своей ненависти к нам: рядом с ними мы ничего не значим, – Сирс поднялся, поставил стакан и начал расхаживать по комнате. – Ева Галли. Вот когда мы упустили свой шанс. Рики, мы могли бы узнать такое, ради чего стоило бы отдать наши жалкие жизни.

– О, я вспомнил! – воскликнул Рики. – Бэйты. О них ты не должен рассказывать.

– А, с этим все давно кончено, – сказал Сирс. – Все в прошлом. – Он подошел к Рики, облокотился на кресло и посмотрел на него сверху вниз. – Боюсь, что теперь все мы – hors commerce, или hors de combat?

– Ну, что касается тебя, – то hors de combat, – сказал Рики, припоминая, что об этом они уже говорили. Ему было совсем худо; тело ломило – он так не простужался ни разу в жизни.

Сирс еще ближе склонился к нему:

– Это можно сказать обо всех нас, Рики, – Сирс вынул изо рта сигару и потянулся пощупать его горло. – Мне показалось, что у тебя припухли гланды. Тебе повезет, если ты не умрешь от пневмонии. – Огромная ладонь Сирса сомкнулась вокруг горла Рики.

Рики беспомощно чихнул.



– Прислушайся к моим словам, – сказал Дэвид. – Ты понимаешь, насколько это важно? Ты поставил себя в положение, при котором единственный логический выход – твоя смерть. И хотя ты сознательно наделил этих существ всеми мыслимыми пороками и сделал их воплощением зла, подсознательно ты понял, насколько они совершенны по сравнению с людьми. Вот почему твоя «сказка» была так опасна, и для тебя – в первую очередь. Как считает твой врач, подсознательно ты чувствовал, что они хотят убить тебя. И ты сам себе напридумывал, что хочешь отдать им свою жизнь. Это опасные симптомы, малыш.

Дон покачал головой.

Дэвид положил вилку и нож:

– Давай поставим эксперимент. Я могу доказать тебе, что ты хочешь жить. Хорошо?

– Я знаю, что хочу жить. – Он бросил взгляд на неоспоримо реальную улицу и увидел неоспоримо реальную женщину, удаляющуюся от них по противоположной стороне: овчарка продолжала тянуть ее за поводок. Нет – не от них, подумав, понял он, а к ним, как только что проходила по этой стороне. Все напоминало фильм, в котором один и тот же статист мелькал в разных эпизодах, в различной обстановке или декорациях, и лишний раз раздражал напоминанием о том, что сюжет – всего лишь вымысел. Однако – вон она, следует по пятам красивой собаки, не вымысел, а участница уличного движения, его часть.

– Я докажу тебе. Вот сейчас я возьму тебя руками за горло и чуть сдавлю. Когда захочешь, чтобы я перестал, скажешь – и я остановлюсь.

– Но это нелепо.

Дэвид быстро протянул к нему руки и сжал горло.

– Стоп, – сказал Дон. Дэвид напряг мускулы и резко встал со стула, толкнув столик в сторону. Графин опрокинулся, и вино забулькало на скатерть. Никто из обедающих ничего не заметил – все продолжали жевать и разговаривать неоспоримо реально, нанизывая неоспоримо реальную еду и отправляя ее в неоспоримо реальные рты. «Стоп», – попытался повторить он, но руки Дэвида сжимали горло слишком сильно, и звука не получилось. Лицо Дэвида было сосредоточенным, как у человека, занятого приготовлением отчета или охотящегося за мухой: он опрокинул стол бедром.

Затем лицо Дэвида изменилось и стало уже не его лицом, а мордой оленя с красивыми ветвистыми рогами, или огромной совой, или тем и другим одновременно.



– Здравствуй, Питер. Значит, отважился заглянуть за кулисы, – приветствовал его Кларк Маллигэн, шагнув в сторону от двери проекторной и приглашая войти. – Как мило, что вы привели его, миссис Барнс. Мне порой так одиноко здесь. Что случилось? Пит, ты что-то грустный сегодня.

Питер открыл рот, затем закрыл его:

– Я…

– Можешь поблагодарить его, Питер, – сухо сказала мать.

– Наверное, это фильм так разволновал его, – сказал Маллигэн. – Он на многих так действует. Сам-то я просмотрел его уже сотни раз, но все равно еще берет за душу. Питер, это всего лишь кино.

– Кино? – спросил Питер. – Да нет… мы же поднимались по лестнице…

Он поднял руку и заметил, что держит в ней нож Боуи.

– Правильно: на этом и заканчивается пленка. Твоя мама сказала, что ты хотел посмотреть, как тут все крутится-вертится. Поскольку вы сегодня мои единственные зрители, то мы никому не помешаем, правильно?