История с привидениями
Часть 24 из 87 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Эдвард… Это Эдвард…
– Он что-то уронил?
– Поднимись сюда.
Рики пошел наверх, понемногу раздражаясь с каждой ступенькой. Джон Джеффри выглядел потрясенным.
– Он что-нибудь опрокинул на себя? Поранился?
Джеффри стоял с раскрытым ртом. Наконец звуки снизу стали глуше.
– Это я опрокинул кресло. Я не знаю, что делать…
Рики дошел до площадки и взглянул на опустошенное лицо Джеффри.
– Где он?
– Во второй спальне…
Поскольку Джеффри не двигался, Рики один миновал холл и приблизился ко второй двери. Затем оглянулся; Джеффри кивнул, сглотнул и подошел к нему.
– Здесь.
У Рики пересохло во рту. Мечтая оказаться сейчас где-нибудь в другом месте и делать что-нибудь другое, он взялся за дверную ручку и повернул ее. Дверь отворилась.
Спальня была холодная и почти пустая. Два пальто, Эдварда и актрисы, лежали поперек незастеленных матрасов. Но Рики видел только Эдварда Вандерлея. Эдвард лежал на полу, обе руки прижаты к груди, ноги поджаты и согнуты в коленях. Лицо его было ужасно.
Рики отступил на шаг и чуть не упал, наткнувшись на кресло, которое перевернул до него Джон Джеффри. Без сомнения, Эдвард был мертв – Рики не знал, как он понял, но это было так, – тем не менее он спросил:
– Ты пощупал пульс?
– У него нет пульса. Он скончался.
Джон дрожал на пороге комнаты. Музыка и голоса доносились с лестницы.
Рики заставил себя опуститься на колени возле Эдварда. Он дотронулся до одной его руки, вцепившейся в зеленую рубашку; попытался нащупать пульс. И ничего не почувствовал, но ведь он не был врачом.
– Как ты думаешь, что с ним стряслось? – Он все еще был не в силах смотреть на перекошенное лицо Эдварда.
Джон сделал шаг в комнату.
– Сердечный приступ? Как ты думаешь, что это было?
– Не знаю… Да, вероятно. Перевозбуждение. Но…
Рики поднял глаза на Джеффри и снял свою руку с еще теплого запястья Эдварда.
– Что – но?
– Не знаю. Не могу сказать. Но, Рики, посмотри на его лицо.
Рики посмотрел: сведенные судорогой мышцы, рот распахнут, словно в крике, пустые глаза – лицо человека, которого жестоко пытали, заживо сдирая кожу.
– Рики, – промолвил Джон. – Это прозвучит как не вполне медицинская формулировка, но… но впечатление такое, что его до смерти напугали.
Рики кивнул и поднялся. Именно так Эдвард и выглядел.
– Мы не должны никого сюда пускать. Я спущусь и вызову скорую.
6
На этом и закончилась вечеринка у Джеффри: Рики Готорн вызвал по телефону «скорую», выключил проигрыватель и, сообщив, что с Эдвардом Вандерлеем «случилось несчастье» и помочь ему никто не в силах, отправил тридцать человек гостей по домам. Он никому не разрешил подниматься наверх. Он искал Анн-Веронику Мор, но та уже ушла.
Полчаса спустя, когда тело Эдварда было на пути в больницу или морг, Рики вез Стеллу домой.
– Ты не обратила внимание, когда ушла актриса? – спросил он.
– Она немного потанцевала с Недом Роулзом, а в следующую минуту была уже на пороге. Я подумала, что она собралась в уборную. Рики, это ужасно.
– Да. Ужасно.
– Бедный Эдвард! Я все еще не могу поверить.
– И я. – Глаза Рики наполнились слезами, и несколько секунд он вел машину вслепую. Чтобы только не молчать, чтобы только не вспоминать лицо Эдварда, он спросил: – Что она такого сказала тебе, что так тебя изумило?
– Что? Когда? Я едва обмолвилась с ней парой слов.
– В разгар вечеринки. Я видел, как вы беседовали, и мне показалось, что она тебя чем-то сильно удивила.
– О! – Стелла повысила голос. – Она спросила, замужем ли я. Я ответила, да, я миссис Готорн. И тогда она сказала: «О, я видела вашего мужа. Похоже, он будет достойным противником».
– Тебе, наверное, послышалось.
– Нет.
– Но это бессмыслица.
– Она так сказала.
А через неделю, когда Рики позвонил в театр, в котором работала девушка, чтобы попытаться вернуть ей пальто, ему сообщили, что она вернулась в Нью Йорк, – на следующий день после вечеринки неожиданно бросила пьесу и уехала из города. Никто не знал, где ее искать. Она просто исчезла, и слава богу: она была слишком молода, слишком нова здесь и оставила слишком мало воспоминаний о себе, чтобы стать легендой. В тот вечер, который тогда казался последним заседанием Клуба Фантазеров, Рики, в порыве вдохновения, повернулся к печальному Джону Джеффри и спросил:
– Каким был твой самый дурной поступок?
И Джон спас их, откликнувшись:
– Этого я вам не скажу, но поведаю о худшем в моей жизни происшествии. – И рассказал историю о призраках.
Часть вторая. Месть Доктора Рэбитфута
Идешь за тенью – она ведет тебя;
Попробуешь убежать – она последует за тобой.
Бен Джонсон
I. Другая нива, но что там посеяно…
Из дневника Дона Вандерлея
1
Давнишняя идея о Докторе Рэбитфуте… идея новой книги, повесть о том, как Доктор Рэбитфут разрушил маленький город, как странствующий балаганщик раскидывает свой шатер на его окраине, торгует эликсирами, и снадобьями, и панацеями (чернокожий?), и даже показывает небольшую интермедию – джаз, танцовщицы, тромбоны и т. п. Зрители и воздушные шарики. И Милбурн – самое подходящее место.
Прежде всего о самом городке, потом – о Докторе. Городишко моего дяди, Милбурн, из тех населенных пунктов, что сами себе создают место заточения, а потом вьют там гнездо. Не город и не село – что-то среднее, слишком маленькое для первого и слишком скученное для второго, и чересчур исполненное самосознанием о своем статусе. (Местная газета называется «Горожанин». Милбурн, похоже, гордится даже своими малюсенькими трущобами – районом в несколько улиц, называющимся Холлоу, он словно выпячивает их напоказ со словами: смотрите, у нас есть такие места, где надо соблюдать осторожность после захода солнца, годы не сделали нас отсталыми, старомодными и непорочными. Смех, да и только. Если беда когда-нибудь и придет в Милбурн, она появится не из Холлоу.) Три четверти мужского населения работает где-то в других местах: в основном в Бингэмптоне – дорога жизни питает город. Милбурн странно спроектирован и заселен, он неподвижный, тяжелый, и в то же время суетливый. (Они наверняка там без конца сплетничают друг о друге.) Суетливый оттого, что жителей, должно быть, не оставляет ощущение, что они навсегда что-то упустили, что годы все-таки сделали их отсталыми и непорочными. Вероятно, я все это почувствовал, поскольку очень силен контраст этих мест с Калифорнией – там такие волнения незнакомы. Это очень похоже на северо-восточный тип тревожной озабоченности, свойственный подобным городкам. Самое место для Доктора Рэбитфута.
(К слову о тревогах. Эти трое пожилых мужчин, с которыми я познакомился сегодня – друзья моего дяди, – просто всецело охвачены ими. Несомненно, надо как-то разобраться с причиной, заставившей их пригласить меня, не выдавая, насколько тяжело мне было оставаться в Калифорнии и что я готов был уехать куда угодно, где бы смог продолжать работать.)
Чисто внешне, несомненно, эти места очень милы. Даже в коричневых тонах Холлоу есть какая-то неуловимая прелесть 30-х годов. Здесь есть дежурная городская площадь, дежурные аллеи с деревьями – кленами, лиственницами, дубами, – леса полны замшелого бурелома: такое впечатление, что леса, окружающие город, сильнее, гуще, чем редкая сетка улиц, составляющих его центр. И когда я приехал сюда, я увидел большие дома, которые заслуживают называться особняками.
И все же… это великолепное, благословенное местечко для начала романа о Докторе Рэбитфуте.
– Он что-то уронил?
– Поднимись сюда.
Рики пошел наверх, понемногу раздражаясь с каждой ступенькой. Джон Джеффри выглядел потрясенным.
– Он что-нибудь опрокинул на себя? Поранился?
Джеффри стоял с раскрытым ртом. Наконец звуки снизу стали глуше.
– Это я опрокинул кресло. Я не знаю, что делать…
Рики дошел до площадки и взглянул на опустошенное лицо Джеффри.
– Где он?
– Во второй спальне…
Поскольку Джеффри не двигался, Рики один миновал холл и приблизился ко второй двери. Затем оглянулся; Джеффри кивнул, сглотнул и подошел к нему.
– Здесь.
У Рики пересохло во рту. Мечтая оказаться сейчас где-нибудь в другом месте и делать что-нибудь другое, он взялся за дверную ручку и повернул ее. Дверь отворилась.
Спальня была холодная и почти пустая. Два пальто, Эдварда и актрисы, лежали поперек незастеленных матрасов. Но Рики видел только Эдварда Вандерлея. Эдвард лежал на полу, обе руки прижаты к груди, ноги поджаты и согнуты в коленях. Лицо его было ужасно.
Рики отступил на шаг и чуть не упал, наткнувшись на кресло, которое перевернул до него Джон Джеффри. Без сомнения, Эдвард был мертв – Рики не знал, как он понял, но это было так, – тем не менее он спросил:
– Ты пощупал пульс?
– У него нет пульса. Он скончался.
Джон дрожал на пороге комнаты. Музыка и голоса доносились с лестницы.
Рики заставил себя опуститься на колени возле Эдварда. Он дотронулся до одной его руки, вцепившейся в зеленую рубашку; попытался нащупать пульс. И ничего не почувствовал, но ведь он не был врачом.
– Как ты думаешь, что с ним стряслось? – Он все еще был не в силах смотреть на перекошенное лицо Эдварда.
Джон сделал шаг в комнату.
– Сердечный приступ? Как ты думаешь, что это было?
– Не знаю… Да, вероятно. Перевозбуждение. Но…
Рики поднял глаза на Джеффри и снял свою руку с еще теплого запястья Эдварда.
– Что – но?
– Не знаю. Не могу сказать. Но, Рики, посмотри на его лицо.
Рики посмотрел: сведенные судорогой мышцы, рот распахнут, словно в крике, пустые глаза – лицо человека, которого жестоко пытали, заживо сдирая кожу.
– Рики, – промолвил Джон. – Это прозвучит как не вполне медицинская формулировка, но… но впечатление такое, что его до смерти напугали.
Рики кивнул и поднялся. Именно так Эдвард и выглядел.
– Мы не должны никого сюда пускать. Я спущусь и вызову скорую.
6
На этом и закончилась вечеринка у Джеффри: Рики Готорн вызвал по телефону «скорую», выключил проигрыватель и, сообщив, что с Эдвардом Вандерлеем «случилось несчастье» и помочь ему никто не в силах, отправил тридцать человек гостей по домам. Он никому не разрешил подниматься наверх. Он искал Анн-Веронику Мор, но та уже ушла.
Полчаса спустя, когда тело Эдварда было на пути в больницу или морг, Рики вез Стеллу домой.
– Ты не обратила внимание, когда ушла актриса? – спросил он.
– Она немного потанцевала с Недом Роулзом, а в следующую минуту была уже на пороге. Я подумала, что она собралась в уборную. Рики, это ужасно.
– Да. Ужасно.
– Бедный Эдвард! Я все еще не могу поверить.
– И я. – Глаза Рики наполнились слезами, и несколько секунд он вел машину вслепую. Чтобы только не молчать, чтобы только не вспоминать лицо Эдварда, он спросил: – Что она такого сказала тебе, что так тебя изумило?
– Что? Когда? Я едва обмолвилась с ней парой слов.
– В разгар вечеринки. Я видел, как вы беседовали, и мне показалось, что она тебя чем-то сильно удивила.
– О! – Стелла повысила голос. – Она спросила, замужем ли я. Я ответила, да, я миссис Готорн. И тогда она сказала: «О, я видела вашего мужа. Похоже, он будет достойным противником».
– Тебе, наверное, послышалось.
– Нет.
– Но это бессмыслица.
– Она так сказала.
А через неделю, когда Рики позвонил в театр, в котором работала девушка, чтобы попытаться вернуть ей пальто, ему сообщили, что она вернулась в Нью Йорк, – на следующий день после вечеринки неожиданно бросила пьесу и уехала из города. Никто не знал, где ее искать. Она просто исчезла, и слава богу: она была слишком молода, слишком нова здесь и оставила слишком мало воспоминаний о себе, чтобы стать легендой. В тот вечер, который тогда казался последним заседанием Клуба Фантазеров, Рики, в порыве вдохновения, повернулся к печальному Джону Джеффри и спросил:
– Каким был твой самый дурной поступок?
И Джон спас их, откликнувшись:
– Этого я вам не скажу, но поведаю о худшем в моей жизни происшествии. – И рассказал историю о призраках.
Часть вторая. Месть Доктора Рэбитфута
Идешь за тенью – она ведет тебя;
Попробуешь убежать – она последует за тобой.
Бен Джонсон
I. Другая нива, но что там посеяно…
Из дневника Дона Вандерлея
1
Давнишняя идея о Докторе Рэбитфуте… идея новой книги, повесть о том, как Доктор Рэбитфут разрушил маленький город, как странствующий балаганщик раскидывает свой шатер на его окраине, торгует эликсирами, и снадобьями, и панацеями (чернокожий?), и даже показывает небольшую интермедию – джаз, танцовщицы, тромбоны и т. п. Зрители и воздушные шарики. И Милбурн – самое подходящее место.
Прежде всего о самом городке, потом – о Докторе. Городишко моего дяди, Милбурн, из тех населенных пунктов, что сами себе создают место заточения, а потом вьют там гнездо. Не город и не село – что-то среднее, слишком маленькое для первого и слишком скученное для второго, и чересчур исполненное самосознанием о своем статусе. (Местная газета называется «Горожанин». Милбурн, похоже, гордится даже своими малюсенькими трущобами – районом в несколько улиц, называющимся Холлоу, он словно выпячивает их напоказ со словами: смотрите, у нас есть такие места, где надо соблюдать осторожность после захода солнца, годы не сделали нас отсталыми, старомодными и непорочными. Смех, да и только. Если беда когда-нибудь и придет в Милбурн, она появится не из Холлоу.) Три четверти мужского населения работает где-то в других местах: в основном в Бингэмптоне – дорога жизни питает город. Милбурн странно спроектирован и заселен, он неподвижный, тяжелый, и в то же время суетливый. (Они наверняка там без конца сплетничают друг о друге.) Суетливый оттого, что жителей, должно быть, не оставляет ощущение, что они навсегда что-то упустили, что годы все-таки сделали их отсталыми и непорочными. Вероятно, я все это почувствовал, поскольку очень силен контраст этих мест с Калифорнией – там такие волнения незнакомы. Это очень похоже на северо-восточный тип тревожной озабоченности, свойственный подобным городкам. Самое место для Доктора Рэбитфута.
(К слову о тревогах. Эти трое пожилых мужчин, с которыми я познакомился сегодня – друзья моего дяди, – просто всецело охвачены ими. Несомненно, надо как-то разобраться с причиной, заставившей их пригласить меня, не выдавая, насколько тяжело мне было оставаться в Калифорнии и что я готов был уехать куда угодно, где бы смог продолжать работать.)
Чисто внешне, несомненно, эти места очень милы. Даже в коричневых тонах Холлоу есть какая-то неуловимая прелесть 30-х годов. Здесь есть дежурная городская площадь, дежурные аллеи с деревьями – кленами, лиственницами, дубами, – леса полны замшелого бурелома: такое впечатление, что леса, окружающие город, сильнее, гуще, чем редкая сетка улиц, составляющих его центр. И когда я приехал сюда, я увидел большие дома, которые заслуживают называться особняками.
И все же… это великолепное, благословенное местечко для начала романа о Докторе Рэбитфуте.