Испытай меня

— То же, что ты делаешь со мной, — тихо произносит она, обнимая меня. Я хочу прочитать в ее словах гораздо больше, чем она, скорее всего, имеет в виду, но вместо этого принимаю это как маленькую победу и обнимаю ее в ответ.

Мы не торопясь моем друг друга, затем, когда заканчиваем, я заворачиваю Сейдж в большой банный халат. Я вижу усталость в ее глазах, поэтому говорю:

— Как бы сильно мне ни хотелось повторить то, что мы только что сделали, нам нужно отдохнуть. Тебе предстоит завтра основательно пробежаться по магазинам, а мне нужно встретиться с мамой на обеде, — наклоняюсь к ней и целую ее в губы. — Можешь присоединиться к нам, если это не слишком скоро для тебя, — говорю ей и затягиваю пояс ее халата.

— Посмотрим, как завтра пройдет шопинг, — отвечает она, пробегая пальцами по своим длинным влажным волосам и укладывая голову на подушку. Пытаюсь сдержать свою улыбку, потому что я ожидал сомнений, но их нет. Сейдж прижимает ладонь к моей груди, и я, наконец, расслабляюсь и легко засыпаю, когда слышу звук ее размеренного дыхания, зная, что она тоже быстро заснула.





* * *


Приоткрываю глаза и, несмотря на темноту, вижу ее длинный статный силуэт на фоне окна. Даже на шестидесятом этаже огни Манхэттена все еще бросают свет через окна во всю стену. Правая рука и лоб Сейдж прижаты к стеклу, а глаза смотрят на улицы Нью-Йорка под нами.

На часах три часа сорок две минуты утра, а если Сейдж уже на ногах, то это означает только одно — кошмары. Я вылезаю из постели и иду по мягкому ковру туда, где она стоит. Обнимаю ее за талию сзади, прижимая к себе. Мягкий хлопковый халатик согревает мою кожу.

Сейдж напрягается, когда я сжимаю ее крепче в объятиях, но не двигается. Над ее плечом я вижу небольшие пятна света внизу от машин, которые медленно движутся по манхэттенским улицам ранним утром. После пары минут тишины я, наконец, чувствую, что Сейдж расслабляется и прислоняется ко мне.

— Ты в порядке? — целую ее в висок.

— Да, — отвечает она сонным и хриплым от эмоций голосом.

— Я надеялся, что от того, насколько уставшей ты была, ты проспишь всю ночь.

— Я тоже, — тихо отвечает она и обнимает руками мои руки, которые покоятся на ее животе. — Нью-Йорк — это действительно тот город, который никогда не спит, — говорит она. — Внизу уже целый час нескончаемые пробки.

— Манхэттен — это всегда зоопарк, — говорю ей, вспоминая годы, проведенные здесь в колледже.

— Мне интересно, каково было бы здесь жить одной, — произносит Сейдж. — Не одной, как будто бы совсем одна, потому что здесь живет более восьми миллионов человек, но каково бы это было — жить здесь и не знать никого. Просто существовать в городе, где никто тебя не знает. Просто бродить. Просто затеряться.

— Думаю, здесь было бы очень одиноко, — честно отвечаю я и задаюсь вопросом, откуда у нее появились такие мысли.

— Думаю, это было бы совершенством, — говорит она тихо и почти с тоской. — Чтобы никто не знал, кто ты такой. Чтобы никто не видел твоих шрамов, или недостатков, или переживаний.

— Ты этого хочешь, Сейдж? Скрывать то, кто ты на самом деле?

— Я не знаю, — честно признается она.

Прижимаюсь носом к ее волосам, вдыхая запах.

— Потому что я нахожу твои недостатки и шрамы прекрасными, и какие бы переживания у тебя ни были, я бы хотел их разрешить.

Если она позволит мне.

Чувствую, как гулко бьется ее сердце в груди, когда она медленно поворачивается в моих руках. Положив ладони мне на плечи, она смотрит на меня.

— Почему я, Холт? — Ее глаза просят у меня ответов — ответов, с которыми, боюсь, она не сможет справиться.

Я качаю головой.

— Я не знаю.

Потому что я, правда, не знаю. Я нанял ее на работу. Этого должно было быть достаточно, некий способ помочь ей. Это никогда не должно было вылиться во что-то большее. Но теперь все стало нечто большим, и я не могу позволить ей уйти.

Протягиваю руку и пробегаю пальцами по ее губам.

— Потому что, когда я думаю о жизни без тебя, это скучно и одиноко. А я не хочу быть одиноким, Сейдж.

— Я тоже больше не хочу быть одинокой, — шепчет она, целуя меня.

Тону в ощущении ее губ. Углубляя поцелуй, развязываю пояс халата и снимаю с ее плеч, позволяя ему растечься лужицей у наших ног. Я подталкиваю ее назад, и она ловит ртом воздух, когда теплая кожа ее спины прижимается к прохладному стеклянному окну.

Соски Сейдж напрягаются, когда я провожу подушечками больших пальцев по ее маленьким набухшим бутонам, а затем наклоняюсь и втягиваю один из них в рот. Она впивается ногтями мне в плечо, пока я сильнее посасываю, и стонет в ответ. Опуская руку, я скольжу пальцами между ее мягких складочек, находя ее влажность. Нежно поглаживаю и ввожу в нее палец. Она откидывает голову к стеклу и прикусывает губу.

— Повернись, — приказываю ей, и она подчиняется. — Положи ладони на стекло.

Сейдж кладет ладони на окно по обе стороны от своей головы. Схватив ее бедра, тяну на себя, слегка приподнимая попку в воздух. Ладонью поглаживаю нежную кожу ягодиц, так сильно желая взять ее в попку... но знаю, что она к этому пока еще не готова. Устраиваясь у ее входа, смазываю себя ее влажностью, а затем скольжу в нее одним сильным толчком. Она вскрикивает, но тут же начинает стонать от удовольствия, когда привыкает ко мне.

Накрываю ее ладони своими на стекле, переплетая наши пальцы.

— Я не буду нежничать, Сейдж, — предупреждаю ее, и она напрягается.


Поворачивает голову в сторону, и я вижу, что она ухмыляется.

— Я никогда и не просила тебя нежничать со мной, — говорит она, прижимаясь ко мне попкой, заставляя проникать в нее даже еще глубже. Господи Боже. Произнесенные ею слова возбуждают меня, и я еще сильнее твердею, если такое возможно.

Поднимаю руку, шлепаю ее по ягодицам, сильно, и чувствую тепло, разливающееся под моей рукой. Сейдж задыхается, но я не даю ей времени собраться, прежде чем начинаю трахать ее… сильно и глубоко, агрессивно и грубо. Я хочу вытрахать все чувства из нее. Хочу вытрахать все воспоминания о ее отце, убившем себя. Хочу вытрахать все воспоминания, которые она никогда не выбросит из головы, но больше всего хочу вытрахать всю ее боль. Хочу, чтобы я был ей нужен так же сильно, как она нужна мне. Чтобы она хотела меня так же сильно, как я хочу ее. Хочу, чтобы она любила меня так же, как я люблю ее.

— Холт! — кричит она.

— Скажи мне, чего ты хочешь, Сейдж, — выдыхаю ей в ухо, нежно прикусывая мочку.

— Я не знаю, — выкрикивает она, пока я вколачиваюсь в нее. Никогда в жизни я не был так заведен.

— Скажи мне, Сейдж.

— Холт. — Она выкрикивает мое имя, лбом снова прижимаясь к окну.

— Сейчас же, Сейдж! — кричу я, чувствуя, как член твердеет внутри нее. Убираю руки от ее рук и обхватываю ягодицы, впиваясь пальцами в мягкую плоть ее идеальной задницы. За всю свою жизнь я никогда не был так возбужден.

Лишь звуки опьяняющих стонов срываются с ее губ, а я злюсь, желая услышать, что она хочет меня. Трахаю ее сильнее, сердясь все больше с каждым толчком, пока, наконец, не освобождаюсь, изливая весь свой гнев в нее. Я громко рычу и изливаюсь в нее, а затем поспешно вынимаю член.

Повернувшись, молча направляюсь в ванную. Почему она не может этого сказать? Что сдерживает ее? Вздыхаю от разочарования, когда думаю, что, возможно, Сейдж никогда не захочет меня, не полюбит, не будет нуждаться во мне так, как она нужна мне.

Но как только дверь ванной захлопывается за мной, я слышу, как она тихим голосом бормочет те слова, которые я до смерти желал услышать.

— Тебя. Я хочу тебя, Холт.





Глава 14




Сейдж



Утренний секс у окна изнурил меня. Я заснула снова с трудом, но, проснувшись, вижу, что время уже ближе к обеду, чем к завтраку. Холта нигде не видно, но я нахожу записку на прикроватном столике.



Надеюсь, ты хорошо спала.

Целую, Х.



Быстро надеваю черные обтягивающие джинсы и темно-серую блузку. Дополняю все украшениями красного цвета и надеваю красные лодочки для яркости красок. Проводя щипцами для завивки по волосам, создаю большие естественные волны, а затем наношу легкий макияж с помощью подводки, туши и красной помады.

Через тридцать минут я выхожу из номера и направляюсь к Пятой-авеню, туда, где, как сказал Холт, мне больше всего посчастливится закупиться. У меня есть мысль насчет платья, но, двигаясь от одного бутика к другому, я выхожу с пустыми руками. Все либо слишком блестящее, либо гламурное. Мне нужно элегантное, но простое.

В перерывах между походами по бутикам я набираю сообщения Холту, но спустя час он так и не отвечает ни на одно. Пока иду по забитым улицам Нью-Йорка к своему последнему магазинчику на сегодня, «У Барни», останавливаюсь и покупаю нью-йоркский хот-дог у уличного торговца. Купленный на углу с тележки под небольшим желтым зонтиком, хот-дог наполнен квашенной капустой, жаренным луком и пряной горчицей. Просто божественно.

Я наслаждаюсь прогулкой, рассматривая все достопримечательности, которые только попадаются. Я в восторге от зданий, пробок и суеты людей, которые куда-то спешат попасть. Однако даже если бы провела здесь неделю, я бы все равно не увидела всего.

Когда захожу в «У Барни», я ошеломлена его роскошью. Все чисто и идеально. Каждая полка, каждый экран, каждый работник само совершенство с головы до пят. Нахожу сотрудника по продажам, Дэб, которая весьма полезна, и я ей благодарна за это, потому что сама явно не смогла бы сориентироваться в таком магазине. Я описываю то, что ищу, а Дэб, не теряя времени, запихивает меня в примерочную и вручает пять платьев, которые выглядят именно так, как я просила, — простые, роскошные и элегантные. Через несколько минут выбор сокращается до двух моделей, и вот я стою перед зеркалом в своем уже любимом платье. Оно идеально сидит, облегая каждый изгиб, скрывая каждый недостаток, подчеркивая все мои достоинства. Пока двигаюсь туда-сюда перед зеркалом, отмечаю, что оно идеально подходит для моего высокого роста.

— Сногсшибательно, — говорит Дэб об оливковом платье. — Не могу поверить, как превосходно оно сочетается с вашими зелеными глазами.

— Это мой любимый цвет, — признаю я.

— Упаковать его для вас?

Когда опускаю взгляд на ценник, с трудом сглатываю — у меня пересохло горло, и я чуть ли не закашливаюсь. Больше четырех тысяч долларов за кусок ткани, который вряд ли еще раз надену. Пот начинает собираться на лбу, и я взвешиваю все «за» и «против» траты больше, чем одна моя целая зарплата на такое платье. Я всегда была рациональной и уравновешенной, но сегодня выбрасываю все это из окна. Улыбаюсь и киваю Дэб. Она вешает платье на сгиб руки и уходит с моей кредиткой.

Одевшись, поправляю прическу и выхожу. Дэб встречает меня перед примерочной с пакетом для одежды, моей кредиткой и чеком. Затем выхожу из магазина, чувствуя себя довольной, когда сливаюсь с массой людей на улице. Все шумят и куда-то торопятся. Мне нравится энергетика Нью-Йорка, и, как сказал Холт, он похож на Чикаго, только гораздо лучше.

Вернувшись в номер, обнаруживаю Холта сидящим за небольшим овальным столом, его телефон прижат к уху. Он поворачивается, и улыбка появляется на его губах. Он разговаривает, но глазами пристально следит за мной, пока я иду в спальню, чтобы повесить платье в шкаф.

Не желая его отвлекать, сбрасываю туфли и ложусь на кровать, чтобы отдохнуть пару минут. Спустя несколько минут слышу, как Холт заходит в комнату, но держу глаза закрытыми.

— Шоппинг утомляет, — бормочу я, смеясь.