Искушение
Часть 79 из 110 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– По закону горгульи входят в число правящих кланов, – говорю я. – Теперь, когда горгульи вернулись, у меня есть право на представительство в Круге. А поскольку в мире я единственная известная горгулья, я требую включения.
Остальные члены Круга переглядываются, и некоторые из них – включая родителей Флинта – кивают, а у Далилы делается страдальческий вид.
– Ты хоть знаешь, что означает такое требование? – спрашивает она.
– Это…
– Означает, что ты должна выдержать испытание, – подсказывает Хадсон.
– Означает, что я должна выдержать испытание, – повторяю я. О черт. Именно об этом все и толковали. Именно ради этого когда-то и придумали Лударес.
– Во что ты меня втянул? – спрашиваю я Хадсона.
– В этом испытании никто не участвует в одиночку, только сопряженные пары могут участвовать в нем, – говорит мне Сайрус. – А значит…
– Поэтому хорошо, что у нее есть пара, – объявляет Джексон, выйдя вперед. – И мы требуем включения. Вместе.
У Сайруса делается такой вид, словно он сейчас взорвется и убьет нас обоих прямо на сцене – и плевать на последствия, – но тут Имоджен, ведьма, входящая в Круг, встает.
– У них должно быть право потребовать включения, – изрекает она.
Ее партнер встает рядом с ней.
– Я согласен.
– Мы тоже. – Нури и Эйден тоже встают.
– Этого недостаточно, – говорю я Хадсону. – У нас не хватит голосов без человековолков.
– Право на место в Круге тебе обеспечивает закон, – объясняет Хадсон. – И голосование тут ни при чем.
– По закону горгульи имеют право на место в Круге. Это не может быть оспорено. Или поставлено на голосование. – Я смотрю в глаза Сайруса и вижу, что он тщательно обдумывает свой следующий ход.
– Хорошо. – В его голосе слышатся возмущение и ярость. – Ваш вызов принят. Испытание состоится через два дня на рассвете на арене.
– Скажи ему, что тебе нужно больше времени, – с тревогой говорит Хадсон. – Ты никак не успеешь подготовиться за два дня…
– Мне нужно больше времени! – заявляю я.
Сайрус бросает на меня злорадный взгляд.
– Больше времени нет. Круг не может позволить себе ждать здесь столько, сколько тебе вздумается. Либо через два дня, либо никогда. Выбирай.
– Тогда я, вероятно, увижу вас на арене, – говорю я.
Он кивает, и у него снова делается непроницаемое лицо.
– Да, увидишь.
Когда мы уходим со сцены, публика в зале выглядит такой же растерянной, какой чувствую себя я. Одни ученики хлопают и свистят, другие шепчутся, закрывая рты руками, или демонстративно игнорируют нас – последнее здесь, в Кэтмире, мне в новинку, но я обеими руками «за».
Чем меньше народу смотрит на меня, тем лучше. Особенно сейчас.
– Ну, все прошло лучше, чем можно было ожидать, – заключает Хадсон.
– Мы попали, да? – спрашиваю я.
Хадсон и Джексон отвечают одновременно:
– Определенно.
Глава 92. Если тебя тошнит, значит ли это, что ситуация тошнотворная и станет тошнотнее?
– Что я натворила? – спрашиваю я, как только мы выходим из зала и направляемся в башню Джексона. Паника – это живущий внутри меня дикий зверь, и из-за этого зверя у меня трясутся руки и вот-вот взорвется мозг. – Что я натворила?
– Все в порядке, – быстро отзывается Хадсон. – Ничего ты не натворила.
– Ты согласилась участвовать в Испытании, – говорит Джексон. – Всякий, кто хочет попасть в Круг, должен сделать это – и победить. Поэтому-то это и нужно делать в составе сопряженной пары – все дело в том, что это опасно, Грейс. И обычно смертельно опасно. Никому не удавалось добиться места в Круге вот уже тысячу лет. Думаешь, никто не пытался сместить Сайруса прежде?
– Конечно, это опасно, – отвечаю я. – Что в вашем мире не опасно?
– Это также и твой мир, – напоминает мне Хадсон, и в кои-то веки в его тоне нет высокомерия. Вообще-то в нем звучит тревога, и она искренна.
Наверное, из-за этого я и психую. Из-за этого и из-за того, что я только что согласилась участвовать в какой-то извращенной сверхъестественной версии реалити-шоу, причем такой, которая включает в себя внезапную смерть.
– И знаешь, ты можешь действовать сама вместо того, чтобы дать им себя раздавить, – добавляет он.
– Заткнись! – раздраженно ору я. Ору не в воображении, а по-настоящему, вслух. – Это ты втянул меня в эту хрень!
– Я? – оскорбляется Джексон. – Я всего лишь стараюсь помочь тебе выбраться из нее.
Я не даю себе труда объяснить ему, что говорю сейчас с Хадсоном, а не с ним. Я слишком взбешена.
– Вызвавшись умереть вместе со мной? Тоже мне помощь.
Теперь он раздражен.
– Мне что, надо было предоставить тебе выкручиваться самой? Мы же с тобой сопряжены. И это не просто слова.
– Если только ты не решишь иначе, – бросаю я, зная, что это удар ниже пояса, но мне все еще больно от того, что он сказал мне утром. А тут еще эта хрень с Испытанием плюс тот факт, что помогать мне в прохождении может только моя пара. То есть тот самый парень, который только что сообщил мне, что какое-то время он вообще не хотел быть моей парой.
Это все равно, что сыпать соль на открытую рану, затем налить в нее еще и уксус.
– Послушайте, – вступает в разговор Мэйси, – все это, несомненно, скверно. Но нам нужно слишком много сделать за следующие два дня, чтобы вы сейчас нападали друг на друга. Не могли бы мы просто успокоиться и разработать план?
– Я уверена, что у Сайруса уже есть план. – Я вздыхаю и запускаю руку в волосы. – И по итогам этого плана я должна быть либо закована в цепи, либо умереть.
– Ну нет, этого не будет, – говорит Зевьер. – Мы этого не допустим.
– А кто-нибудь из вас может сказать мне, что именно представляет собой это самое Испытание, на которое я только что подписалась? – Да, я знаю, по его образу и подобию был создан нынешний турнир Лударес, но каково оно само?
– В сущности, это тот же Лударес, но без правил и без предохранительных браслетов. Беспредел, в котором нет пощады и разрешено все, – объясняет Джексон. – И вместо двух команд по восемь игроков в нем с одной стороны участвуют двое претендентов, а с другой – восемь бойцов, которых выбирает Круг.
– То есть Лударес, но с применением стероидов? – спрашиваю я, охваченная еще большим ужасом, чем прежде. – И я должна буду бороться против них одна?
– Нет, вместе с твоей парой, – напоминает мне Джексон. – Я буду с тобой, Грейс.
Я вздыхаю, потому что как бы я ни была на него зла – а я очень, очень зла, – я понимаю, что так оно и есть. Джексон никогда не бросит меня в беде. Особенно когда у него есть возможность мне помочь. Вспомнив это, я чувствую, как испаряются последние остатки гнева. Потому что Джексон всегда старался сделать как лучше для меня – как бы он при этом ни ошибался, – и это перевешивает все.
– Итак, – говорю я наконец, подавив в себе панику, – у нас есть два дня для того, чтобы подготовить меня и Джексона к Испытанию. Просто фантастика. Ну как, есть какие-нибудь блестящие идеи?
С моей стороны это просто сарказм, но, судя по задумчивому выражению, которое принимают их лица, они в самом деле пытаются ответить на этот вопрос. В том числе поэтому я так люблю моих друзей.
– Думаю, надо обсудить, как выдворить из твоей головы Хадсона до того, как вы выйдете на поле, – говорит Флинт. – Иначе он будет продолжать тянуть силы из вас с Джексоном, и тогда вы проиграете – и, возможно, даже погибнете.
– Он прав, – соглашается Мэйси. – Мы должны выдворить его как можно скорее.
– А раз так, то нам нужно как можно скорее добраться до Неубиваемого Зверя, – добавляет Джексон. – Мы не можем выпустить его на волю, пока не добудем сердечный камень, который охраняет этот зверь.
– Почему мой брат настолько преисполнен решимости умереть? – брюзжит Хадсон. – Вам не нужен сердечный камень. Вам нужно просто выпустить меня, чтобы я перестал кормиться за счет ваших уз сопряжения. И все необходимое для этого у вас уже есть.
– В этом деле у тебя нет права голоса, – говорю я, когда Джексон и Флинт начинают спорить по поводу наилучшего способа убить зверя.
– Ну конечно. А как насчет того, что больше всего это затронет именно меня?
Тьфу. Я раздосадована и испугана, а тут еще этот комплекс мученика у Хадсона. Только этого мне не хватало.
– Комплекс мученика? – рычит он. – Ты это серьезно? Только благодаря мне ты сейчас не закована в цепи и тебя не везут в темницу моих родителей, и ты утверждаешь, что комплекс мученика у меня? Ты что, шутишь?
Я вздыхаю.
– Ты не должен был это слышать.
– Последние известия, экстренный выпуск – я нахожусь в твоей голове. – Он начинает ходить туда-сюда перед книжными шкафами Джексона. – Я слышу все. Я знаю каждую твою ехидную мысль. Вижу каждый твой страх. Мне известно, что сейчас ты боишься. И что ты не хочешь мне доверять из-за того, что тебе говорят обо мне все остальные.
Но хотя бы на минуту послушай, что тебе говорю я. Просто подумай над этим. Я клянусь, я пытаюсь тебе помочь. Клянусь, что только это я и делаю, Грейс. Только это я и делал с тех пор, как вернулся к жизни – всячески старался помочь тебе.
Я хочу ему верить, правда, хочу. Так хочу, что это удивляет меня. Но мне страшно. Я уже совершала ошибки, доверяла людям, которым не следовало доверять. Пример тому – Лия.
– Я не такой, как Лия, – говорит он. – Я бы никогда не пошел на такое. Никогда не заставил бы тебя пережить то, что с тобой сделала она. То, что произошло с ней – это одна из тех моих ошибок, о которых я сожалею больше всего, и, если бы я мог взять свои слова обратно, я бы…
– Какие слова? – спрашиваю я, пораженная мукой и раскаянием, написанными на его лице. Прежде я не видела его таким и думала, что он на это неспособен.
Остальные члены Круга переглядываются, и некоторые из них – включая родителей Флинта – кивают, а у Далилы делается страдальческий вид.
– Ты хоть знаешь, что означает такое требование? – спрашивает она.
– Это…
– Означает, что ты должна выдержать испытание, – подсказывает Хадсон.
– Означает, что я должна выдержать испытание, – повторяю я. О черт. Именно об этом все и толковали. Именно ради этого когда-то и придумали Лударес.
– Во что ты меня втянул? – спрашиваю я Хадсона.
– В этом испытании никто не участвует в одиночку, только сопряженные пары могут участвовать в нем, – говорит мне Сайрус. – А значит…
– Поэтому хорошо, что у нее есть пара, – объявляет Джексон, выйдя вперед. – И мы требуем включения. Вместе.
У Сайруса делается такой вид, словно он сейчас взорвется и убьет нас обоих прямо на сцене – и плевать на последствия, – но тут Имоджен, ведьма, входящая в Круг, встает.
– У них должно быть право потребовать включения, – изрекает она.
Ее партнер встает рядом с ней.
– Я согласен.
– Мы тоже. – Нури и Эйден тоже встают.
– Этого недостаточно, – говорю я Хадсону. – У нас не хватит голосов без человековолков.
– Право на место в Круге тебе обеспечивает закон, – объясняет Хадсон. – И голосование тут ни при чем.
– По закону горгульи имеют право на место в Круге. Это не может быть оспорено. Или поставлено на голосование. – Я смотрю в глаза Сайруса и вижу, что он тщательно обдумывает свой следующий ход.
– Хорошо. – В его голосе слышатся возмущение и ярость. – Ваш вызов принят. Испытание состоится через два дня на рассвете на арене.
– Скажи ему, что тебе нужно больше времени, – с тревогой говорит Хадсон. – Ты никак не успеешь подготовиться за два дня…
– Мне нужно больше времени! – заявляю я.
Сайрус бросает на меня злорадный взгляд.
– Больше времени нет. Круг не может позволить себе ждать здесь столько, сколько тебе вздумается. Либо через два дня, либо никогда. Выбирай.
– Тогда я, вероятно, увижу вас на арене, – говорю я.
Он кивает, и у него снова делается непроницаемое лицо.
– Да, увидишь.
Когда мы уходим со сцены, публика в зале выглядит такой же растерянной, какой чувствую себя я. Одни ученики хлопают и свистят, другие шепчутся, закрывая рты руками, или демонстративно игнорируют нас – последнее здесь, в Кэтмире, мне в новинку, но я обеими руками «за».
Чем меньше народу смотрит на меня, тем лучше. Особенно сейчас.
– Ну, все прошло лучше, чем можно было ожидать, – заключает Хадсон.
– Мы попали, да? – спрашиваю я.
Хадсон и Джексон отвечают одновременно:
– Определенно.
Глава 92. Если тебя тошнит, значит ли это, что ситуация тошнотворная и станет тошнотнее?
– Что я натворила? – спрашиваю я, как только мы выходим из зала и направляемся в башню Джексона. Паника – это живущий внутри меня дикий зверь, и из-за этого зверя у меня трясутся руки и вот-вот взорвется мозг. – Что я натворила?
– Все в порядке, – быстро отзывается Хадсон. – Ничего ты не натворила.
– Ты согласилась участвовать в Испытании, – говорит Джексон. – Всякий, кто хочет попасть в Круг, должен сделать это – и победить. Поэтому-то это и нужно делать в составе сопряженной пары – все дело в том, что это опасно, Грейс. И обычно смертельно опасно. Никому не удавалось добиться места в Круге вот уже тысячу лет. Думаешь, никто не пытался сместить Сайруса прежде?
– Конечно, это опасно, – отвечаю я. – Что в вашем мире не опасно?
– Это также и твой мир, – напоминает мне Хадсон, и в кои-то веки в его тоне нет высокомерия. Вообще-то в нем звучит тревога, и она искренна.
Наверное, из-за этого я и психую. Из-за этого и из-за того, что я только что согласилась участвовать в какой-то извращенной сверхъестественной версии реалити-шоу, причем такой, которая включает в себя внезапную смерть.
– И знаешь, ты можешь действовать сама вместо того, чтобы дать им себя раздавить, – добавляет он.
– Заткнись! – раздраженно ору я. Ору не в воображении, а по-настоящему, вслух. – Это ты втянул меня в эту хрень!
– Я? – оскорбляется Джексон. – Я всего лишь стараюсь помочь тебе выбраться из нее.
Я не даю себе труда объяснить ему, что говорю сейчас с Хадсоном, а не с ним. Я слишком взбешена.
– Вызвавшись умереть вместе со мной? Тоже мне помощь.
Теперь он раздражен.
– Мне что, надо было предоставить тебе выкручиваться самой? Мы же с тобой сопряжены. И это не просто слова.
– Если только ты не решишь иначе, – бросаю я, зная, что это удар ниже пояса, но мне все еще больно от того, что он сказал мне утром. А тут еще эта хрень с Испытанием плюс тот факт, что помогать мне в прохождении может только моя пара. То есть тот самый парень, который только что сообщил мне, что какое-то время он вообще не хотел быть моей парой.
Это все равно, что сыпать соль на открытую рану, затем налить в нее еще и уксус.
– Послушайте, – вступает в разговор Мэйси, – все это, несомненно, скверно. Но нам нужно слишком много сделать за следующие два дня, чтобы вы сейчас нападали друг на друга. Не могли бы мы просто успокоиться и разработать план?
– Я уверена, что у Сайруса уже есть план. – Я вздыхаю и запускаю руку в волосы. – И по итогам этого плана я должна быть либо закована в цепи, либо умереть.
– Ну нет, этого не будет, – говорит Зевьер. – Мы этого не допустим.
– А кто-нибудь из вас может сказать мне, что именно представляет собой это самое Испытание, на которое я только что подписалась? – Да, я знаю, по его образу и подобию был создан нынешний турнир Лударес, но каково оно само?
– В сущности, это тот же Лударес, но без правил и без предохранительных браслетов. Беспредел, в котором нет пощады и разрешено все, – объясняет Джексон. – И вместо двух команд по восемь игроков в нем с одной стороны участвуют двое претендентов, а с другой – восемь бойцов, которых выбирает Круг.
– То есть Лударес, но с применением стероидов? – спрашиваю я, охваченная еще большим ужасом, чем прежде. – И я должна буду бороться против них одна?
– Нет, вместе с твоей парой, – напоминает мне Джексон. – Я буду с тобой, Грейс.
Я вздыхаю, потому что как бы я ни была на него зла – а я очень, очень зла, – я понимаю, что так оно и есть. Джексон никогда не бросит меня в беде. Особенно когда у него есть возможность мне помочь. Вспомнив это, я чувствую, как испаряются последние остатки гнева. Потому что Джексон всегда старался сделать как лучше для меня – как бы он при этом ни ошибался, – и это перевешивает все.
– Итак, – говорю я наконец, подавив в себе панику, – у нас есть два дня для того, чтобы подготовить меня и Джексона к Испытанию. Просто фантастика. Ну как, есть какие-нибудь блестящие идеи?
С моей стороны это просто сарказм, но, судя по задумчивому выражению, которое принимают их лица, они в самом деле пытаются ответить на этот вопрос. В том числе поэтому я так люблю моих друзей.
– Думаю, надо обсудить, как выдворить из твоей головы Хадсона до того, как вы выйдете на поле, – говорит Флинт. – Иначе он будет продолжать тянуть силы из вас с Джексоном, и тогда вы проиграете – и, возможно, даже погибнете.
– Он прав, – соглашается Мэйси. – Мы должны выдворить его как можно скорее.
– А раз так, то нам нужно как можно скорее добраться до Неубиваемого Зверя, – добавляет Джексон. – Мы не можем выпустить его на волю, пока не добудем сердечный камень, который охраняет этот зверь.
– Почему мой брат настолько преисполнен решимости умереть? – брюзжит Хадсон. – Вам не нужен сердечный камень. Вам нужно просто выпустить меня, чтобы я перестал кормиться за счет ваших уз сопряжения. И все необходимое для этого у вас уже есть.
– В этом деле у тебя нет права голоса, – говорю я, когда Джексон и Флинт начинают спорить по поводу наилучшего способа убить зверя.
– Ну конечно. А как насчет того, что больше всего это затронет именно меня?
Тьфу. Я раздосадована и испугана, а тут еще этот комплекс мученика у Хадсона. Только этого мне не хватало.
– Комплекс мученика? – рычит он. – Ты это серьезно? Только благодаря мне ты сейчас не закована в цепи и тебя не везут в темницу моих родителей, и ты утверждаешь, что комплекс мученика у меня? Ты что, шутишь?
Я вздыхаю.
– Ты не должен был это слышать.
– Последние известия, экстренный выпуск – я нахожусь в твоей голове. – Он начинает ходить туда-сюда перед книжными шкафами Джексона. – Я слышу все. Я знаю каждую твою ехидную мысль. Вижу каждый твой страх. Мне известно, что сейчас ты боишься. И что ты не хочешь мне доверять из-за того, что тебе говорят обо мне все остальные.
Но хотя бы на минуту послушай, что тебе говорю я. Просто подумай над этим. Я клянусь, я пытаюсь тебе помочь. Клянусь, что только это я и делаю, Грейс. Только это я и делал с тех пор, как вернулся к жизни – всячески старался помочь тебе.
Я хочу ему верить, правда, хочу. Так хочу, что это удивляет меня. Но мне страшно. Я уже совершала ошибки, доверяла людям, которым не следовало доверять. Пример тому – Лия.
– Я не такой, как Лия, – говорит он. – Я бы никогда не пошел на такое. Никогда не заставил бы тебя пережить то, что с тобой сделала она. То, что произошло с ней – это одна из тех моих ошибок, о которых я сожалею больше всего, и, если бы я мог взять свои слова обратно, я бы…
– Какие слова? – спрашиваю я, пораженная мукой и раскаянием, написанными на его лице. Прежде я не видела его таким и думала, что он на это неспособен.