Искушение

– В нашем мире убийство – это относительно нормально. Но попытаться разорвать узы сопряжения? Это неслыханно. В основном потому, что это невозможно. Поверь мне, если бы это было возможно, моя мать наверняка развелась бы со своей парой, этим уродом. – Хадсон начинает ходить взад и вперед. – Магия, способная разорвать узы сопряжения, должна быть чем-то жутким.

Надо же. Что ж, ладно.

Я прижимаю руку к животу, все еще пытаясь прийти в себя после слов Джексона. Как он мог вообще заговорить о таком? У меня тысяча вопросов, но я не представляю себе, как их задать. И начинаю с самого простого:

– Ты больше не хочешь быть сопряженным со мной?

– Конечно, хочу! – восклицает он и сжимает мои руки. – Хочу больше всего на свете.

– Тогда почему ты вообще предлагаешь… – В моих ушах звучит странный звон, и я трясу головой, пытаясь избавиться от него. – Я думала, что узы сопряжения неразрывны.

– Я тоже так думал. Но я спросил Кровопускательницу…

– Ты спросил об этом ее? Когда мы были там? – Боль внутри меня становится все острее. – Когда? Когда она усыпила меня? Когда она заперла меня в той клетке?

– Нет, не тогда. Разумеется, нет. – Он бросает на меня умоляющий взгляд. – Это было раньше, намного раньше.

Это еще хуже.

– Что значит «намного раньше», если учесть, что я пробыла в Кэтмире пару недель, затем отсутствовала почти четыре месяца и вернулась несколько дней назад? Когда именно ты задал ей этот вопрос? И почему?

– Я задал ей его после того, как ты приехала сюда и я понял, что мы сопряжены. Я едва не убил тебя, когда разбил то окно… Мне просто казалось, что это плохая идея – быть сопряженным с обычной девушкой, которая может умереть из-за меня. Поэтому я отправился к ней и спросил, нет ли такой магии, которая могла бы разорвать узы сопряжения.

Тут есть столько всего, в чем нужно разобраться, что я даже не знаю, с чего начать. А Хадсон в кои-то веки молчит, и от него никакого толку. Предатель.

Почему же Джексон не сказал мне сразу, что мы с ним сопряжены? Да, я понимаю, почему он не сделал этого в первый день нашего знакомства, но почему он не сообщил мне об этом после игры в снежки или после того, как мы начали встречаться?

Мне трудно поверить также и в то, что он собирался разорвать эти узы – даже не сказав мне. Он собирался сделать нечто столь необратимое, столь мучительное, столь ужасное, даже не спросив моего мнения. Это отразилось бы на мне, я в этом уверена, а он даже не собирался спрашивать?

И теперь, после того как мы столько всего пережили, он заговаривает о разрыве уз нашего сопряжения только потому, что наличие Хадсона в моей голове доставляет ему неудобства? И это несмотря на то, что мы уже так близки к выдворению его оттуда другим путем? Таким, который никак не затронет этих уз?

– И она дала тебе это заклинание? – наконец шепчу я.

– Да, дала.

У меня пресекается дыхание.

– И ты его взял?

– Я боялся. Я чуть не убил тебя. Мне не хотелось причинить тебе вред, Грейс.

– Ну да, потому что все это такая ерунда. – Я дико озираюсь. – Где оно? Где ты его держишь?

Не знаю, почему это имеет значение, но для меня это важно. Если он знает, где лежит бумага с этим заклинанием, если он может добраться до него в любую минуту…

– Я его выбросил.

– Что? – Это не тот ответ, которого я ожидала.

– Я выбросил его в тот же день, когда она дала мне его. Я не мог заставить себя сделать это, Грейс. Не мог поступить так ни с собой, ни с тобой еще до того, как мы хотя бы попытались. И тем более не спросив твоего разрешения.

Я медленно выдыхаю, чувствуя, как боль ослабевает. Она не уходит совсем, но начинает мало-помалу стихать. Потому что он не смог это сделать. Не смог разорвать то, что соединяло нас еще до того, как все началось, тем более не сказав об этом мне. Это меняет дело. Если бы он сохранил эту бумагу… не знаю, как бы я это пережила.

– Мы не станем разрывать узы нашего сопряжения, Джексон.

– Это могло бы уморить его. Не имея доступа к энергии, которую он получает от этих уз, он бы быстро умер, не так ли? Думаю, при таком сценарии с тобой все было бы хорошо. Вытягивая из нас силы, он медленно убивает нас.

Его слова бередят мои едва затянувшиеся раны.

– И тогда мне пришлось бы сидеть и наблюдать, как он умирает. А также страдать от потери моего суженого.

– Ты бы не потеряла меня. Я по-прежнему был бы здесь…

– Но ты бы перестал быть моей парой. – Я смотрю на него, зная, что в моих глазах отражается вся боль моего сердца, и шепчу: – Ты правда этого хочешь?

– Конечно же, нет! – почти кричит он.

– Хорошо. Тогда больше не говори об этом.

– Грейс…

– Нет. – Я хочу броситься к нему, обнять его за талию, но мне все еще больно.

– Прости меня. – Он прижимает меня к себе, обнимая так крепко, как я хотела обнять его. – Я просто хотел лучшего для тебя.


– Мне не нужна такая помощь, – отвечаю я, гадая, правда ли то, что он сказал. В самом ли деле он заговорил об этом только потому, что хотел лучшего для меня.

– Прости, – повторяет он. – Мне так жаль.

Не знаю, достаточно ли мне этого. Не знаю, что я бы сочла достаточным сейчас, но это все-таки начало. Хоть какое-то начало.

– Хорошо, – говорю я, хотя мне сейчас совсем не хорошо. Но у нас нет времени. Мы должны пойти на собрание.

Может быть, если я какое-то время подышу нормально, боль уйдет. Как и терзающее меня ощущение, что он меня предал.

Идя к двери, я с ужасом жду, что сейчас мне придется иметь дело с очередной колкостью Хадсона, но в кои-то веки он не произносит ни звука.





Глава 90. Адское пламя и кровяной камень[22]




Десять минут спустя, когда мы идем на собрание, я все никак не могу прийти в себя. Я твержу себе, что все будет хорошо – с Джексоном, с церемонией вручения кровяного камня, с Неубиваемым Зверем, – но как я могу убедить себя в этом, если Джексон был готов разорвать узы нашего сопряжения?

Теперь все не так. А тут еще Хадсон, который вновь принялся разглагольствовать, подливая масла в огонь.

– Мой отец убил всех горгулий, какие только были – какое именно из этих слов тебе непонятно? – спрашивает он. – Или ты думаешь, что он убивал их втайне? Нет, он делал это открыто, словно говоря всем: только попробуйте поставить мои действия под вопрос! И если кто-то смел усомниться, он убивал и его – или, по крайней мере, дискредитировал. Или ты воображаешь, будто он не справится с какой-то там маленькой глупышкой? Это его формулировка, а не моя, – спешит добавить он, когда я прихожу в ярость. – Именно такой он тебя видит.

– Да ведь это смешно, – бормочу я и смотрю на Джексона, который разговаривает с Мекаем.

– Конечно. Но он такой и есть – он смешон. Но также и гнусен. Он чудовище. Хотя и смешное. Тебе не следует об этом забывать.

Больше он ничего говорит, молчат и Джексон, и Мекай, молчу я сама, пока мы спускаемся по лестнице, перескакивая через ступеньки. Остальные ожидают нас внизу, и все они выглядят куда счастливее, чем я себя чувствую. Но надо думать, их король не хочет убивать.

– Ты хорошо выглядишь, Грейс, – говорит мне Флинт, ударяя кулаком о мой кулак.

– Ты тоже хорошо выглядишь, – отвечаю я, потому что так оно и есть. Все они выглядят обалденно в своей парадной форме, особенно теперь, когда на них надеты блейзеры, а не эти дурацкие фиолетовые мантии.

– Ну что, вы готовы к шоу? – спрашивает Мекай, предлагая руку Иден.

Кажется, она немного удивлена этим жестом – думаю, ее берцы и агрессивная манера держаться не способствуют галантным жестам со стороны парней, – но затем улыбается такой широкой улыбкой, какой я у нее еще не видела.

– Само собой! – отвечает она и берет его под руку.

Зевьер предлагает руку Мэйси, и она хихикает, прежде чем принять ее. Я не могу не улыбаться, глядя на то, как они с Зевьером искоса посматривают друг на друга, когда думают, что их никто не видит.

– Похоже, остались только ты и я, – говорит Флинт, обращаясь к Гвен, и многозначительно шевелит бровями.

Она смотрит на него так, словно считает немного странным, но кивает и осторожно берет его под руку. Ей уже намного лучше, но рука все еще покрыта синяками и ссадинами.

Джексон убирает с моего лица упавшие кудряшки.

– Все будет хорошо, я тебе обещаю. Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось.

– Знаю, – отвечаю я, и он берет меня за руку. Но я не забыла того, что он сказал мне раньше.

Иногда мне кажется, что Джексон пытается защитить меня от всех, кроме самого себя. Но когда наши ладони соприкасаются, я понимаю, как истощены его силы. Я передала ему энергию по узам сопряжения сразу после нашего возвращения с Кладбища Драконов, и мне показалось, что ему стало лучше, но теперь я уже не так в этом уверена.

Теперь нам надо добыть пятый магический предмет. И нельзя терять времени.

– Тебе так не терпится выгнать меня, да? – спрашивает Хадсон.

– Мне не терпится сделать так, чтобы с твоим братом снова стало все нормально, – отвечаю я. – Это не одно и то же.

Я ожидаю услышать какой-нибудь нахальный ответ, и мне не приходится долго ждать.

– Джексон и нормальность – это две вещи, которые не сочетаются друг с другом – неужели ты этого не заметила?

– И это говорит парень, живущий в моей голове, – парирую я, поскольку сейчас меня раздражают вообще все. – Не хочу тебя расстраивать, но ненормальность – это не про него, а про тебя.

Хадсон начинает отвечать, но обрывает речь, когда мы входим в актовый зал, наполовину заполненный учениками, многие из которых поворачиваются и смотрят на нас, когда мы направляемся к последнему ряду кресел.

В ведущем к сцене проходе расстелена фиолетовая ковровая дорожка – фиолетовая, это ж надо! Она определенно предназначена для нас, и, идя по ней, я чувствую себя полной дурой, хотя все остальные, похоже, относятся к этому спокойно.

Дядя Финн ожидает, когда мы выйдем на сцену, он опять возится со звуковой аппаратурой. Увидев нас, он улыбается и ободрительно подмигивает Мэйси и мне.