Искушение

И я теряюсь еще больше.

Я так быстро выхожу из душа и вытираюсь, что моя пижама прилипает к телу, когда я чищу зубы и ложусь спать.

Накрываясь одеялом, я смотрю на кровать Мэйси и понимаю, что Хадсона в комнате нет. Так тихо, что, наверное, сейчас он просто-напросто спит. Что хорошо, ведь мне надо как следует все обдумать, и я совсем не хочу, чтобы он подслушивал мои мысли.

Потому что, по правде говоря, я не могу просто сидеть и ждать, когда он совершит что-то ужасное. В той стене, которой я отгородилась от него, появились трещины, и кто знает, что он сделает, когда она станет настолько хрупкой, что он сумеет вырваться на волю?

Теперь, когда наступили выходные, я должна ускорить поиски магических предметов, которые нужны, чтобы выдворить его из моей головы. Сегодня Джексон напомнил мне, что он опасен и ему нельзя доверять. А тут еще эти трещины в стене… и мне вдруг начинает казаться, что пройдут не недели, а считаные дни до того, как он проломит ее.

И тогда нам всем хана.





Глава 45. Оставь свои детские проблемы с отцом за дверью




Я просыпаюсь, слыша пронзительные звуки будильника и видя солнечный свет, льющийся в наше окно.

– Выключи его, – бормочет Мэйси и накрывает голову подушкой. – Ради бога, выключи эту штуку.

Я выключаю будильник, но затем встаю, потому что уже девять пятнадцать, и через сорок пять минут мне надо быть в кафетерии. Это не так уж трудно, но ночью я плохо спала и уже сейчас чувствую себя уставшей.

Стараясь не шуметь, я иду в ванную, умываюсь и чищу зубы, но через минуту Мэйси переворачивается и спрашивает:

– Куда ты?

– Я должна встретиться с Джексоном за завтраком, а потом мы пойдем в библиотеку, чтобы заняться поиском данных. – Я смотрю на ее сонные глаза. – Ты же не забыла, что в голове у меня обитает вампир и мои мысленные стены не смогут сдерживать его вечно, да?

Мэйси тяжело вздыхает, хнычет в подушку, но затем откидывает одеяло и садится, поставив ноги на пол.

Разглядев ее получше, я смеюсь, и она смотрит на меня с кислой миной. Я пытаюсь извиниться, но у меня ничего не выходит – глядя на нее, я не могу не ухмыляться, потому что выглядит она совершенно несуразно. Ее ярко-розовые волосы торчат, подобно петушиному гребню, а тушь, которую она вчера весьма щедро наложила на ресницы, размазалась, так что теперь она похожа на енота. Пусть и на очень милого енота, но енот есть енот.

– Зачем ты встаешь? – удивляюсь я и иду к шкафу. – Поспи еще, ведь, судя по твоему виду, тебе бы не помешало выспаться.

– Это точно. Один из человековолков закатил вчера вечеринку, и она немного вышла из-под контроля. – Она машет рукой перед своим лицом. – Поэтому-то я сейчас и выгляжу, как старая карга.

– Ну, я бы так не сказала, но раз уж ты настаиваешь, то ладно. – Я ухмыляюсь. – Но напрашивается вопрос: зачем тебе вставать, если ты могла бы приходить в себя весь день?

– Потому что я иду с тобой, глупая.

– Что? Нет, ты вовсе не обязана этого делать. Мы с Джексоном будем просто сидеть и весь день корпеть над пыльными книгами.

– А я чем хуже? – Мэйси встает и бредет в ванную. – К тому же поиск данных – это мой конек. Это удается мне просто офигительно – даже без заклинаний. Так что я буду вам помогать, пока в два часа не пойду на встречу с Гвен.

– Неужели существует заклинание для облегчения поиска данных? – изумленно спрашиваю я.

Она закатывает глаза – во всяком случае, мне так кажется, но из-за дикого количества размазанной туши невозможно сказать, так ли это наверняка.

– Если хорошенько поискать, можно найти заклинание для чего угодно.

– Для чего угодно? – переспрашиваю я, но она уже закрыла за собой дверь ванной. И через несколько секунд включает душ.

– Да, для чего угодно, – отвечает Хадсон. – Ведьмы и ведьмаки – на редкость практичные существа. Зачем делать что-то, прикладывая усилия, если можно справиться и без них?

Он сидит на полу у двери, подтянув к себе колени и обхватив их руками. Впервые после того, как он возник в моей голове, на нем линялые джинсы. Они порваны на коленях, штанины потрепаны внизу, но на нем они смотрятся потрясно. Как и его белая футболка.

– А как насчет вампиров? – спрашиваю я, потому что мне любопытно. И потому, что мне хочется отвлечь свое внимание от того факта, что Хадсон выглядит классно, и от того, что я заметила этот факт. – Они тоже практичны?

Он фыркает.

– Только когда речь идет о том, кого они будут есть.

– Это ужасно! – говорю я, но невольно смеюсь.

– Обычно ужасы по одному не являются. – Он трет ладонями свои колени. – «Вообще-то так делают те, кто нервничает», – думаю я. – Неужели ты сама еще это не поняла?

Эти слова многое о нем говорят. Но обычно он выражается не так свирепо, и я невольно начинаю гадать, что такого могло случиться ночью, что так ожесточило его. Может, спросить? Но сейчас я чувствую себя относительно спокойно, и лучше оставить все как есть. Тем более что скоро я должна встретиться с Джексоном.

– Мне надо переодеться, хорошо? – говорю я Хадсону, подойдя к шкафу, чтобы выбрать, что надеть.


Он небрежно машет рукой, как бы говоря: «Делай, что хочешь», но вместе с тем прислоняется головой к стене и закрывает глаза.

– Спасибо, – благодарю его я и начинаю просматривать свою одежду.

Он не отвечает.

Я уже было собираюсь достать один из тех прикидов, которые подарила мне Мэйси, когда я только что приехала сюда, но, в конце концов, все же останавливаю свой выбор на бирюзовом топике и черных лосинах из моей прежней жизни. Поскольку теперь я живу в замке, где полно сквозняков и мне совсем не хочется провести следующие десять часов, замерзая, поверх топика я надеваю свой любимый кардиган. И, когда он оказывается на мне, мягкий и теплый, я начинаю чувствовать себя куда больше самой собой, чем когда-либо после того, как я перестала быть камнем.

Это приятное чувство.

– Я оделась, – говорю я Хадсону, и он кивает, но не открывает глаз.

Сейчас у меня впервые появилась возможность спокойно, без помех рассмотреть его – обычно он постоянно начеку и готов обмениваться со мной колкостями, стоит мне только взглянуть на него – и я не могу не заметить, что он выглядит очень усталым.

Я его понимаю. Я проспала две ночи подряд, однако по-прежнему чувствую себя так, будто меня переехала фура. Но его усталость более нервная, болезненная, глубокая – интересно, что происходит сейчас в его голове? Что он чувствует и чувствует ли хоть что-то?

Четыре дня назад я даже представить себе не могла, что стану беспокоиться о Хадсоне. Ведь я знаю, что он сделал с Джексоном и всеми остальными учениками Кэтмира. И что собирался сделать с миром.

Может, у меня стокгольмский синдром? Несмотря на все, что сделал тот, кто держал тебя в плену, несмотря на то, что он чудовище, ты начинаешь испытывать симпатию к нему, да? Господи, хоть бы это было не так.

– А не кажется ли тебе, что все обстоит как раз наоборот? Ведь это ты держишь меня в плену вот уже почти четыре месяца. – Его четкий британский выговор вернулся в полной мере, как и высокомерная ухмылка, которая и делает Хадсона… Хадсоном.

У меня округляются глаза.

– Я? Это же ты не желаешь уходить из моей головы.

– Не желаю уходить из твоей головы? – фыркает он. – Да ты хоть представляешь, как это нелепо? Я жажду уйти из твоей головы. Это ты зря теряешь время, посещая уроки и малюя картины – да, и целуясь с моим братцем – в то самое время, когда тебе следует заниматься поисками кровяного камня!

– Извини, что, живя своей жизнью, я создаю у тебя такое впечатление, будто зря трачу время, но я не могу бросить все и носиться по свету, лишь бы избежать очередного приступа твоих детских капризов.

– Детские капризы? – Его голос звучит тихо и зловеще. – Ты уже во второй раз обвиняешь меня в детских капризах после того, как я выразил законное беспокойство по поводу твоего отношения к этому делу. В первый раз я это проглотил, но сейчас предупреждаю тебя – не вздумай это повторить.

Меня возмущает его угроза, не говоря уже о том, с каким видом он произносит ее.

– А то что? – спрашиваю я, вне себя от негодования.

Он вскакивает и вмиг оказывается рядом со мной, так что расстояние между его лицом и моим составляет всего несколько дюймов.

– А то, что тогда я перестану вести себя прилично, и вряд ли тебе – и твоему драгоценному суженому – будет под силу с этим справиться.

– По-твоему, завладеть моим телом и залить меня кровью – это и есть вести себя прилично? – верещу я. – По-твоему, то и дело отпускать ехидные замечания по поводу твоего брата, когда я с ним, – это и есть вести себя прилично?

Его глаза превращаются в узкие щелки.

– По сравнению с тем, что ты делаешь со мной – да, думаю, я веду себя прилично.

– Что я делаю с тобой? Что я делаю с тобой? – Я взмахиваю рукой. – Давай, не стесняйся, поведай мне, что ужасного я, по-твоему, делаю с тобой, если не считать попыток найти способ сделать так, чтобы ты мог жить вне моей головы.

– Ты… – Он замолкает, сжав кулаки и стиснув зубы, и сверлит меня взглядом. – Я… – Зарычав, он разворачивается и пробивает стену кулаком.

Я отшатываюсь, пораженная силой его ярости. И еще больше тем, что в стене рядом с моей головой зияет дыра размером с кулак. Я опускаю взгляд на свои руки – может, он опять завладел моим телом и заставил меня пробить эту дыру?

Но костяшки моих пальцев не покраснели. Так что нет, дыру проделала не я, ее проделал Хадсон. Но как?

Меня пронзает страх при мысли, что он обладает такой силой даже теперь, когда у него нет тела. Даже когда он находится внутри меня. Я знаю, главная его сила – это дар убеждения, и впервые начинаю гадать, не использует ли он его против меня без моего ведома.

Может быть, поэтому мне порой и бывает его жаль. Может быть, поэтому вчера вечером я и подумала, что он, возможно, не совсем тот враг, которого я так опасаюсь. Может быть, поэтому…

– Не могла бы ты перестать? – шепчет Хадсон, и вид у него сейчас слабый и больной. – Не навсегда, а хотя бы на несколько минут. Не могла бы ты перестать?





Глава 46. Горгульям тоже бывает нужно наводить красоту




– Перестать делать что? – недоуменно спрашиваю я, когда он отворачивается от меня.

– Хадсон? – говорю я, когда он не отвечает, но он только качает головой и, подойдя к окну, смотрит на снег. – Перестать делать что?

Он смеется, но это не обычный его язвительный смех. Этот смех просто… грустен.