Искушение

Джексон: Не знаю, заснула ты или заработалась, но я тут нашел кое-что интересное.

Джексон: Напиши мне, когда появится возможность, чтобы я знал, что ты в порядке.

Джексон: Скучаю по тебе.



Какой кошмар. Я поверить не могу, что забыла о нашей встрече. Мне весь день хотелось поскорее увидеть его, но затем я так увлеклась своей картиной, что это совершенно вылетело у меня из головы. Я говорю себе, что это из-за того, что мой мозг перегружен и мне совсем не хочется тратить время на поиски способа убить Неубиваемого Зверя и не погибнуть. Справедливости ради надо сказать, что это кажется вполне допустимым объяснением, но мне все равно паршиво при мысли о том, что я обещала прийти, но не пришла.

– Мой младший братец наверняка переживет, что ты продинамила его, – говорит Хадсон, и в его голосе звучит раздражение, которого в нем не было еще каких-то несколько минут назад. – Тебе надо продолжить работу, ведь сейчас ты в ударе.

– Несмотря на то, что я выбрала не тот оттенок черного? – машинально бормочу я, торопливо набирая ответ Джексону, в котором извиняюсь и пишу, что сейчас приду.

– Извини, что я так привередлив, но черный цвет от «Армани» весьма специфичен. – Вид у него при этом такой, будто он только что съел лимон.

Я сую телефон в рюкзак и начинаю убирать за собой, стараясь вычистить все так быстро, как только могу. Но получается не очень-то быстро из-за того, что я столько раз мешала краски.

– С чего ты вообще взял, что я думала о том черном цвете, который используется в бренде «Армани»?

– Извини, я просто… – Впервые за время моего знакомства с ним он совершенно сбит с толку. Как будто он одновременно сказал и недостаточно и слишком много. Я едва не спрашиваю его, что не так, но потом вспоминаю, что мы с ним не друзья, что он просто парень, засевший у меня в мозгу, и притом не очень-то приятный, и что я в общем-то ничего ему не должна.

Надо ускориться, пока Джексон не ушел из библиотеки. Я ожидаю, что Хадсон будет язвить – ведь это его любимое занятие, – но после моего замечания про «Армани» он, как ни странно, молчит. Я этому рада, поскольку это дает мне возможность целиком сосредоточиться на уборке красок и промывании кистей.

Я уже почти закончила, когда дверь изостудии вдруг распахивается, словно от порыва ветра. В класс врывается холодный воздух, я резко поворачиваюсь, гадая, какая опасность меня ждет, и вижу Джексона, который стоит передо мной с чуть заметной улыбкой на лице и странными искрами в глазах.

– Прости, прости! – говорю я и бросаюсь к нему, пока он захлопывает за собой дверь. – Я так отдалась работе, что забыла обо всем. Я не хотела…

– Да ладно, не бери в голову. – Он окидывает меня взглядом, видит мой заляпанный красками передник, и его улыбка становится шире. – Мне нравится, как ты выглядишь.

Я тоже оглядываю его и вижу поношенные джинсы и черную дизайнерскую футболку.

– Это взаимно.

– В самом деле? – Он обнимает меня, и я чувствую тепло внутри – одновременно возбуждающее, успокаивающее и радостное. – Я рада это слышать.

– От тебя так хорошо пахнет, – говорю я ему, на несколько долгих секунд уткнувшись лицом в изгиб между его шеей и плечом.

– Это тоже взаимно. – Он проводит клыком по чувствительному участку кожи под моим ухом. – Очень, очень взаимно.

– Скажи мне, что ты это не всерьез, – зевнув, говорит Хадсон. – Скажи, что это еще не кульминация вашей искрометной беседы.

– Почему бы тебе не вздремнуть? – шиплю я на него, отстраняясь от Джексона.

– Ты готова идти? – спрашивает он.

– Да, сейчас, вот только закончу убирать принадлежности. – Я снимаю передник, кладу его в шкафчик, затем ставлю на место оставшиеся баночки с краской.

Пять минут спустя мы уже идем по туннелям – которые совсем не кажутся мне страшными, когда Джексон шагает рядом, рассказывая о том, что ему удалось обнаружить в магических базах данных.

– Я потратил большую часть последних полутора часов, ища информацию о том, что собой представляет Неубиваемый Зверь, – говорит он, когда мы добираемся до круглого зала с куполообразным потолком и громадной люстрой из человеческих костей. – За последние несколько сотен лет набралось столько описаний, что можно подумать, будто это не реальное чудище, а сказочное. И сведения о том, что нас ждет, когда мы доберемся до него, добыть очень нелегко. Ясно только одно: мало кто остается жив после встречи с ним – а те, кому это удается, описывают его по-разному.

– А в их описаниях есть что-то общее? – спрашиваю я, стараясь сосредоточить все свое внимание на этом разговоре, а не на том, что сейчас мы проходим неподалеку от того подземного зала, где бывшая девушка Хадсона пыталась убить Джексона и меня. – Ну, кроме того, что в конце каждой такой истории все погибают?

Может, спросить Хадсона, что он помнит о той ночи, но потом решаю, что это неважно. К тому же что, если он захочет осмотреть то место, где его воскресили? Рассказы и показы – это не мое, особенно здесь, внизу.

– Я ничего не помню, – тихо говорит Хадсон, шагая рядом с нами и ведя рукой по каменной стене. Он идет немного впереди, так что я не вижу его лица. – Я не подговаривал ее, если ты думаешь об этом.

– Ни о чем таком я не думаю, – отвечаю я, хотя это и не совсем так. Трудно не опасаться Хадсона, когда я здесь, в подземелье, и еще труднее не злиться на него. Может быть, то, что тут произошло, и не его вина, но нелегко себе представить, что он со своим даром убеждения не сыграл какой-то роли в том, что Лия была так одержима мыслью о его воскрешении.

– Да, в этих рассказах есть кое-что общее, – отвечает Джексон, и его рука обхватывает меня крепче, наверное, потому, что он чувствует мою тревогу.

«Нельзя вести себя как ребенок», – думаю я, давлю в себе страх и вместо этого сосредотачиваюсь на том, что могу изменить.

– А что именно? Ты уже выяснил, как отыскать это существо?

Я помню, что в пещере он сказал, что этот самый Зверь обитает недалеко от Северного полюса. Ну почему не в Греции, Египте, Лос-Анджелесе или Майами? Меня устроило бы любое место из тех, где тепло и есть пляжи, потому что после визита к Кровопускательнице мне очень хочется уехать подальше от всего этого снега.

– Собственно говоря, это единственное, с чем согласны авторы всех рассказов, – говорит Джексон. – Неубиваемый Зверь живет где-то неподалеку от полюса. Похоже, все готовы с удовольствием рассказывать о том, где его можно найти – чтобы, планируя свою поездку, вы смогли избежать встречи с ним.

– Еще бы. – Я состраиваю гримасу. – Находиться на Северном полюсе – само по себе жесть, а тут еще это чудище, которое надо убить. Кстати, ты уверен, что оно не проводит март на Таити?

На лице Джексона отражается непонимание, затем до него доходит.

– Прости. Когда мы сделаем это дело и закончим Кэтмир, я отвезу тебя куда-нибудь, где солнечно и тепло. Я обещаю.


– Я не дам тебе забыть это обещание, – говорю я. – Не могу же я провести остаток жизни на этой чертовой Аляске.

– Мы не обязаны оставаться жить на Аляске после окончания школы. Я знаю, что ты собиралась поступить в университет до того, как погибли твои родители и ты приехала сюда. Мы и сейчас можем это сделать, если ты этого хочешь.

– Честно говоря, я не знаю, чего хочу. – Это плохо, я знаю, особенно если учесть, что до окончания школы остается всего три месяца. Но сейчас у меня такое чувство, будто план, имевшийся у меня до гибели родителей, принадлежал какому-то другому человеку. – А чего хочешь ты? – спрашиваю я Джексона, поскольку понимаю, что любые мои планы должны включать в себя и моего суженого.

– Не знаю, был ли у меня вообще какой-то план. Когда ты бессмертен, у тебя куда больше времени на то, чтобы все обдумать.

– Особенно если ты принц и живешь уже пару веков. – «Позднее надо будет спросить его о том, как растут и взрослеют вампиры», – думаю я. Ведь мне известно, что если мерить человеческими годами, то ему всего около восемнадцати лет. Я очень надеюсь, что первую сотню лет своей жизни он не носил подгузник и не сосал палец.

Хадсон прыскает от смеха, он явно услышал мою последнюю мысль, но не поворачивается ко мне. Я не могу удержаться от улыбки, когда представляю себе двадцатилетнего Хадсона в подгузнике.

Это наконец привлекает его внимание, и он оглядывается на меня, подняв бровь.

– Да вы извращенка, мисс Фостер.

Я заливаюсь густым румянцем, но Джексон, похоже, этого не замечает.

– Я еще точно не знаю, каковы мои планы, но для того, чтобы это понять, у нас есть целая жизнь, – отвечает наконец Джексон и сжимает мое плечо.

Мы выходим из туннелей, проходим через одну из жутких темниц, и, когда ее дверь с лязгом захлопывается за нами, я наконец расслабляюсь.

– А что еще ты узнал об этом чудище? – спрашиваю я, когда мы идем к лестнице, ведущей в библиотеку. Мы проходим через комнату отдыха на первом этаже, и хотя некоторые ученики пялятся на меня, их намного меньше, чем было пару дней назад.

Может быть, они в самом деле начинают привыкать к тому, что рядом с ними обитает человек-горгулья. Если я сама смогу привыкнуть к той части этого уравнения, которая относится к горгулье, все наверняка станет куда проще.

– Оно большое. Просто огромное. Если судить по некоторым описаниям, высотой в двадцать-тридцать этажей. И оно очень, очень старое.

– Это ободряет, – не без иронии говорю я. – Любому захочется сразиться с чудовищем размером с гору, которое живет чуть ли не вечно.

– Вряд ли оно размером с гору. Скорее, размером с часть горы.

– А, тогда другое дело, – прикалываюсь я уже у входа в библиотеку. Но когда Джексон берется за ручку двери, я понимаю, что витражи снаружи темные. – О нет! Амка что, закрыла библиотеку, пока ты ходил за мной? Мне так жаль…

– Не беспокойся, – с улыбкой говорит он и быстро целует меня в губы. – У меня все под контролем.

Хадсон отступает в сторону, а Джексон открывает дверь и делает мне знак войти. Пройдя несколько шагов, я вижу, что Джексон пригласил меня в библиотеку не только для поиска и изучения информации, но и на настоящее свидание. Потому что в центре зала накрыт небольшой круглый стол, на котором горят свечи и стоит один из самых роскошных букетов, который я когда-либо видела.

– Ну и ну, – говорит Хадсон, неторопливо входя в зал и держа руки в карманах. – Уютно, да? Скажи Джексону, что я ошеломлен, но вообще-то ему не стоило это делать.





Глава 42. «Ben & Jerry»[16] – единственные парни, с которыми я хочу драться




– О, Джексон, ты не обязан был это делать. – Я иду к столу, чувствуя волнение при виде свечей, газированной воды во льду и цветов. По-настоящему красивых цветов. – Они великолепны.

– Я рад, что они тебе нравятся.

– Я от них в восторге, – поправляю его я, утыкаясь лицом в белые, сиреневые и фиолетовые лепестки. – Какие душистые. – Я протягиваю их ему.

– Я нюхал их, когда выбирал, – говорит он. – И в них нет ничего особенного.

Услышав эти слова, я таю, потому что для меня это нечто совершенно особенное. Потому что, во-первых, он взял на себя труд устроить для меня такой ужин, поскольку подумал, что это придется мне по душе. Во-вторых, он взял на себя труд отыскать цветы посреди Аляски и выбрал их сам. А в-третьих, он сделал это, несмотря на то, что наши с ним отношения – это первые любовные отношения в его жизни, первый раз за сто лет, когда он позволил себе отдаться чувствам. Как я могу не запасть на Джексона, когда он демонстрирует мне снова и снова, какой он заботливый?

– Это же цветы, а не поездка в Париж, – говорит Хадсон, взяв книгу со стола библиотекаря и начав листать ее, и в голосе у него звучит раздражение, но я игнорирую его. Час еще не поздний, так что ему хватит времени испортить мне настроение до того, как я вернусь в свою комнату.

– Для меня они очень даже особенные, – отвечаю я им обоим, обхватив талию Джексона и крепко сжав его. – Прости, что я забыла. Я чувствую себя такой виноватой.

– Не надо себя винить. – Он мягко улыбается и убирает с моего лица упавшую кудряшку. – У тебя были непростые дни. И рядом со столом Амки есть микроволновка. Так что мы можем легко подогреть твой ужин.

– А из чего он состоит? – спрашиваю я, и урчание в моем животе напоминает мне, что сегодня я почти ничего не ела.

Джексон смеется.

– Садись и увидишь сама.

Он подводит меня к столу, и я вижу, что он приготовил для меня не только свечи и цветы. В этой аляскинской глуши он раздобыл тако, точно такие же, какие подают в моей любимой такерии в Сан-Диего. – Как тебе это удалось?

– Не могу же я открыть тебе все мои секреты, – с улыбкой отвечает он.