Искушение
Часть 31 из 110 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Потому что Кэтмир специализируется на обучении драконов, человековолков, вампиров, а также ведьм и ведьмаков. Существуют и другие школы, предназначенные для других магических существ.
У меня опять взрывается мозг.
– Для каких?
– Ну, на Гавайях есть школа для водных существ, меняющих обличья.
– Для водных существ?
– Да. – Флинт смеется и, заметив мое замешательство, уточняет:
– Русалки вполне реальны. Как и шелки[14], нереиды и сирены, а также некоторые другие.
– Ты это серьезно?
– Вполне. – Он качает головой. – У тебя ошарашенный вид.
– Это потому, что я ошарашена.
– В школе Сералиан в Лас-Вегасе среди прочих обучают также и суккубов, – говорит Хадсон.
– Вот ты о чем? – Я картинно закатываю глаза. – О существах, известных своим ненасытным сексуальным аппетитом?
– Да ладно тебе, я просто хотел тебя просветить, – с невинным видом уверяет он. – Ты же сама задала этот вопрос.
На сей раз я ничего не говорю, а просто закатываю глаза… пока не замечаю, что Флинт недоуменно уставился на меня.
– Э-э, тебе что-то попало в глаз?
– Да, какая-то грязь. – Я начинаю тереть глаз. – Сейчас уже лучше.
– Значит, ты считаешь меня грязью в твоем глазу? – Хадсон гадливо крякает. – Хорошо же ты думаешь обо мне.
– Немного лучше, чем о микробах, вызывающих конъюнктивит.
Он смеется, и я чуть не останавливаюсь от изумления. Для такого козла у него на удивление приятный смех.
Мы с Флинтом заворачиваем еще в один коридор, и я так занята перепалкой с Хадсоном, что не вижу Джексона, ждущего меня у двери моего класса, и едва не налетаю на него.
– С тобой все в порядке? – спрашивает он, а Флинт в это же время говорит: – Притормози.
– Да, все хорошо, – немного раздраженно отвечаю я, обращаясь к ним обоим. Меня напрягает то, с каким участием они хмурятся, глядя на меня. Им следовало бы самим попробовать одновременно вести несколько различных бесед – особенно когда одна из них происходит только в твоей голове и твоего собеседника не слышит никто, кроме тебя.
– Вообще-то, – замечает Хадсон, – ни один из них не смог бы поддержать эту беседу, даже если бы они слышали ее. У этих двоих больше мускулов, чем мозгов.
Это настолько далеко от истины, что я даже не даю себе труда оскорбиться. Вместо этого я подкалываю его, потому что могу… и потому что дразнить его так приятно, что невозможно удержаться от искушения.
– Тебе просто завидно, потому что у тебя самого этих самых мускулов нет вообще.
– Ага, именно этому я и завидую.
В его тоне проскальзывает нечто такое, что приводит меня в замешательство, но я не успеваю понять, что именно.
К тому же в этот самый момент Флинт говорит:
– Мне надо идти на урок. Позвони мне, когда надумаешь полетать и тебе понадобится моя помощь. Навыки полета понадобятся тебе для Лударес.
Я машу Флинту, затем подаюсь вперед, обхватываю талию Джексона и улыбаюсь ему, а он улыбается мне.
– Извини, что я не смогла встретиться с тобой в кафетерии. Мне пришлось пропустить завтрак, поскольку я так устала, что проснулась, когда до первого урока оставалось пятнадцать минут.
– Поэтому-то я и пришел сюда. Давай встретимся в библиотеке после изобразительного искусства. На обеде меня не будет, поскольку в это время мне придется писать внутрисеместровый экзамен, который я пропустил, но вечером мы могли бы вместе поискать информацию о том, как можно убить Неубиваемого Зверя.
– Как мило. Малышу Джекси хочется совместить приятное с полезным, – презрительно бросает Хадсон.
– Оставь своего брата в покое, – говорю я.
Джексон оглядывается на пустой коридор, к которому я обращаюсь, затем вопросительно смотрит на меня.
Я пожимаю плечами.
– Хадсон.
Джексон щурится и молча кивает. Что еще он может сделать?
Хадсон прислоняется к каменной стене рядом с огромным гобеленом, на котором изображена армия драконов, облаченных в металлические доспехи и парящих над небольшой деревней. Это одновременно и страшно и красиво, и я отмечаю про себя, что надо присмотреться к этой сцене повнимательнее, когда закончится урок.
– Может, ты на какое-то время отстанешь от моего брата? – говорит Хадсон. – От влюбленных взоров, которые вы бросаете друг на друга, меня просто тошнит.
– Я тебя умоляю. Чтобы испытывать тошноту, тебе нужно иметь тело.
Хадсон пожимает плечами.
– Вы двое так отвратительны, что меня тошнит и без него.
Не желая втягиваться в еще один спор с Хадсоном, я опять перевожу взгляд на Джексона и вижу, что он хмуро смотрит на меня.
– Прости, – смущенно говорю я. – Твой брат очень любит трепать языком.
– Это еще слабо сказано, – кивнув, соглашается Джексон.
– Да, кстати, я хотела спросить тебя… почему у Хадсона есть британский акцент, а у тебя нет?
Джексон пожимает плечами.
– Наши родители британцы.
Я ожидаю, что он скажет что-то еще, но он молчит. Что говорит о многом. Я даже представить себе не могу, каково это – так мало общаться с родителями, чтобы даже не перенять их акцент. От этой мысли у меня щемит сердце.
– Ну конечно. Нам всем нужно проникнуться сочувствием к мальчику, который не был воспитан двумя самыми эгоцентричными людьми на планете, – язвит Хадсон.
Я не снисхожу до него и вместо этого меняю тему разговора с Джексоном.
– Я с удовольствием встречусь с тобой в библиотеке, когда приду из изостудии. Тебя устроит шесть часов?
Он кивает.
– Вполне. – Но когда он наклоняется, чтобы поцеловать меня, Хадсон издает звук, будто его рвет, и звук этот так мерзок, что я не могу целоваться.
Я опускаю голову, и Джексон вздыхает, но ничего не говорит. А только целует меня в макушку.
– В шесть.
– Да.
Я смотрю ему вслед и, едва он скрывается за поворотом, набрасываюсь на Хадсона:
– Неужели тебе обязательно было делать вид, будто ты блюешь?
Он с истинно британской надменностью роняет:
– Конечно.
– Неужели ты сам не понимаешь, насколько ты смешон?
Хадсон смотрит на меня с таким видом, будто не знает, что на это сказать – и даже как к этому отнестись. Он одновременно задет, изумлен и заинтригован.
– Это что-то новенькое. Раньше никто так обо мне не говорил.
– Это, наверное, потому, что они тебя плохо знали.
Я ожидаю едкого ответа, но вместо этого он задумчиво молчит. И, в конце концов, бормочет:
– Возможно, ты права.
Не знаю, что тут можно сказать, и думаю, этого не знает и он, потому что молчание затягивается – пауза самая длинная за все время нашего общения, не считая тех периодов, когда кто-то из нас спал.
Я разворачиваюсь и вхожу в класс, а Хадсон продолжает стоять, прислонившись к стене.
Что-то подсказывает мне, что физика полетов – это не мое, и я подыскиваю себе место в самом заднем ряду. Я ожидаю, что ко мне присоединится и Хадсон, но он в кои-то веки решает оставить меня в покое.
Жаль.
Глава 40. Безопасность – это так старомодно
У меня опять взрывается мозг.
– Для каких?
– Ну, на Гавайях есть школа для водных существ, меняющих обличья.
– Для водных существ?
– Да. – Флинт смеется и, заметив мое замешательство, уточняет:
– Русалки вполне реальны. Как и шелки[14], нереиды и сирены, а также некоторые другие.
– Ты это серьезно?
– Вполне. – Он качает головой. – У тебя ошарашенный вид.
– Это потому, что я ошарашена.
– В школе Сералиан в Лас-Вегасе среди прочих обучают также и суккубов, – говорит Хадсон.
– Вот ты о чем? – Я картинно закатываю глаза. – О существах, известных своим ненасытным сексуальным аппетитом?
– Да ладно тебе, я просто хотел тебя просветить, – с невинным видом уверяет он. – Ты же сама задала этот вопрос.
На сей раз я ничего не говорю, а просто закатываю глаза… пока не замечаю, что Флинт недоуменно уставился на меня.
– Э-э, тебе что-то попало в глаз?
– Да, какая-то грязь. – Я начинаю тереть глаз. – Сейчас уже лучше.
– Значит, ты считаешь меня грязью в твоем глазу? – Хадсон гадливо крякает. – Хорошо же ты думаешь обо мне.
– Немного лучше, чем о микробах, вызывающих конъюнктивит.
Он смеется, и я чуть не останавливаюсь от изумления. Для такого козла у него на удивление приятный смех.
Мы с Флинтом заворачиваем еще в один коридор, и я так занята перепалкой с Хадсоном, что не вижу Джексона, ждущего меня у двери моего класса, и едва не налетаю на него.
– С тобой все в порядке? – спрашивает он, а Флинт в это же время говорит: – Притормози.
– Да, все хорошо, – немного раздраженно отвечаю я, обращаясь к ним обоим. Меня напрягает то, с каким участием они хмурятся, глядя на меня. Им следовало бы самим попробовать одновременно вести несколько различных бесед – особенно когда одна из них происходит только в твоей голове и твоего собеседника не слышит никто, кроме тебя.
– Вообще-то, – замечает Хадсон, – ни один из них не смог бы поддержать эту беседу, даже если бы они слышали ее. У этих двоих больше мускулов, чем мозгов.
Это настолько далеко от истины, что я даже не даю себе труда оскорбиться. Вместо этого я подкалываю его, потому что могу… и потому что дразнить его так приятно, что невозможно удержаться от искушения.
– Тебе просто завидно, потому что у тебя самого этих самых мускулов нет вообще.
– Ага, именно этому я и завидую.
В его тоне проскальзывает нечто такое, что приводит меня в замешательство, но я не успеваю понять, что именно.
К тому же в этот самый момент Флинт говорит:
– Мне надо идти на урок. Позвони мне, когда надумаешь полетать и тебе понадобится моя помощь. Навыки полета понадобятся тебе для Лударес.
Я машу Флинту, затем подаюсь вперед, обхватываю талию Джексона и улыбаюсь ему, а он улыбается мне.
– Извини, что я не смогла встретиться с тобой в кафетерии. Мне пришлось пропустить завтрак, поскольку я так устала, что проснулась, когда до первого урока оставалось пятнадцать минут.
– Поэтому-то я и пришел сюда. Давай встретимся в библиотеке после изобразительного искусства. На обеде меня не будет, поскольку в это время мне придется писать внутрисеместровый экзамен, который я пропустил, но вечером мы могли бы вместе поискать информацию о том, как можно убить Неубиваемого Зверя.
– Как мило. Малышу Джекси хочется совместить приятное с полезным, – презрительно бросает Хадсон.
– Оставь своего брата в покое, – говорю я.
Джексон оглядывается на пустой коридор, к которому я обращаюсь, затем вопросительно смотрит на меня.
Я пожимаю плечами.
– Хадсон.
Джексон щурится и молча кивает. Что еще он может сделать?
Хадсон прислоняется к каменной стене рядом с огромным гобеленом, на котором изображена армия драконов, облаченных в металлические доспехи и парящих над небольшой деревней. Это одновременно и страшно и красиво, и я отмечаю про себя, что надо присмотреться к этой сцене повнимательнее, когда закончится урок.
– Может, ты на какое-то время отстанешь от моего брата? – говорит Хадсон. – От влюбленных взоров, которые вы бросаете друг на друга, меня просто тошнит.
– Я тебя умоляю. Чтобы испытывать тошноту, тебе нужно иметь тело.
Хадсон пожимает плечами.
– Вы двое так отвратительны, что меня тошнит и без него.
Не желая втягиваться в еще один спор с Хадсоном, я опять перевожу взгляд на Джексона и вижу, что он хмуро смотрит на меня.
– Прости, – смущенно говорю я. – Твой брат очень любит трепать языком.
– Это еще слабо сказано, – кивнув, соглашается Джексон.
– Да, кстати, я хотела спросить тебя… почему у Хадсона есть британский акцент, а у тебя нет?
Джексон пожимает плечами.
– Наши родители британцы.
Я ожидаю, что он скажет что-то еще, но он молчит. Что говорит о многом. Я даже представить себе не могу, каково это – так мало общаться с родителями, чтобы даже не перенять их акцент. От этой мысли у меня щемит сердце.
– Ну конечно. Нам всем нужно проникнуться сочувствием к мальчику, который не был воспитан двумя самыми эгоцентричными людьми на планете, – язвит Хадсон.
Я не снисхожу до него и вместо этого меняю тему разговора с Джексоном.
– Я с удовольствием встречусь с тобой в библиотеке, когда приду из изостудии. Тебя устроит шесть часов?
Он кивает.
– Вполне. – Но когда он наклоняется, чтобы поцеловать меня, Хадсон издает звук, будто его рвет, и звук этот так мерзок, что я не могу целоваться.
Я опускаю голову, и Джексон вздыхает, но ничего не говорит. А только целует меня в макушку.
– В шесть.
– Да.
Я смотрю ему вслед и, едва он скрывается за поворотом, набрасываюсь на Хадсона:
– Неужели тебе обязательно было делать вид, будто ты блюешь?
Он с истинно британской надменностью роняет:
– Конечно.
– Неужели ты сам не понимаешь, насколько ты смешон?
Хадсон смотрит на меня с таким видом, будто не знает, что на это сказать – и даже как к этому отнестись. Он одновременно задет, изумлен и заинтригован.
– Это что-то новенькое. Раньше никто так обо мне не говорил.
– Это, наверное, потому, что они тебя плохо знали.
Я ожидаю едкого ответа, но вместо этого он задумчиво молчит. И, в конце концов, бормочет:
– Возможно, ты права.
Не знаю, что тут можно сказать, и думаю, этого не знает и он, потому что молчание затягивается – пауза самая длинная за все время нашего общения, не считая тех периодов, когда кто-то из нас спал.
Я разворачиваюсь и вхожу в класс, а Хадсон продолжает стоять, прислонившись к стене.
Что-то подсказывает мне, что физика полетов – это не мое, и я подыскиваю себе место в самом заднем ряду. Я ожидаю, что ко мне присоединится и Хадсон, но он в кои-то веки решает оставить меня в покое.
Жаль.
Глава 40. Безопасность – это так старомодно