Искажение

Сон этот возвращается каждую ночь, хотя часто ускользает из памяти: он снится в первой фазе быстрого сна, а затем его затирает пустота. Но внезапно проснувшись под утро и видя красные цифры часов возле кровати, я помню, что лежал на полу сельской школы, глядя на своего товарища по отделению и отчетливо видя, как по его лицу скачут электрические разряды, а вытаращенные, словно у загнанного зверя, глаза пытаются отыскать меня взглядом.

Я видел, Эстер, механическая сука, как по его лицу скачут электрические разряды.

Пропотевшая простыня превратилась в кокон. С отвращением отбросив ее в сторону, я выхожу на балкон и сажусь в плетеное кресло. В темноте светится огонек сигареты. В остатках засохших растений в горшках шелестит ветер, охлаждая воспаленный лоб.

Следовало бы поручить поиски сына профессионалу – юристу или детективу. Наверняка это не такая уж сложная задача, но мне не хватит времени, да и, похоже, смелости, чтобы сейчас туда пойти, даже если все получится. Намного легче вернуться в Харман, поехать в пустыню и умереть. У меня вдруг мелькает мысль, что мечты – для трусов. Смельчаки не тратят времени на мечты – у смельчаков есть планы.



В торговом центре царит обычная для выходных сутолока. Я жалею, что сюда пришел, едва пройдя через вращающуюся дверь. Громкая музыка, разноцветные витрины и шум висящих в воздухе разговоров утомляют и выводят из равновесия. В одном из проходов стоит клоун в оранжевом парике и с большим красным носом, который вручает детям шарики на веревочке, агитируя родителей делать покупки. Торговый центр отмечает пятилетие своей деятельности. А перед моим мысленным взором стоит девочка из района Эрде, которая держит розовый шарик и стережет тело убитой «клещами» матери.

Скрежеща зубами, я захожу в магазин электроники, чтобы найти беспроводные наушники, которые можно подключить к коммуникатору. Старые постоянно зацепляются обо что-нибудь проводом, к тому же он опасно изогнулся возле разъема. После долгого блуждания между полок я наконец выбираю популярную модель «Сони» и расплачиваюсь в кассе.

Я направляюсь к выходу из здания, когда за моей спиной раздается громкий хлопок. Машинально съежившись, я прячусь за деревянной скамейкой у фонтана. Молодая мать с младенцем на коленях с ужасом смотрит на меня. Я не в силах сдерживать собственные рефлексы.

Оглядевшись в поисках источника звука, я вижу в нескольких метрах от себя кружащееся в воздухе облако из голубых полосок фольги. Маленький мальчик плачет, держа в руке веревочку от лопнувшего шара – вероятно, полоски были внутри. Родители пытаются успокоить малыша, а к ним уже бежит девушка в разноцветном костюме, помощница клоуна. В руке она держит новый шарик, который вручает расстроенному ребенку.

– Прошу прощения, если вас напугал, – говорю я женщине на скамейке. – Я только что вернулся из миссии в Ремарке и еще не привык.

– Да, понимаю, – отвечает она, хотя по ее голосу ясно, что она ничего не понимает.

Я не чувствую ни злости, ни замешательства – скорее то, что я не на своем месте. У меня нет ничего общего с этими людьми, пришедшими за воскресными покупками. Я всю жизнь скверно себя чувствовал посреди толпы, но теперь одичал вдвойне. Лучше уж вернуться домой, пока я не сделал чего-нибудь плохого кому-то или себе самому.



Понедельник, 13 июня, 14.50

Шоссе D62, Республика Рамма



Около полудня мне позвонил Крис. На этот раз приглашение в Палавию стало для меня настоящим избавлением. Все протесты отца, который хотел, чтобы я остался с ним, оказались безуспешны. Честно говоря, я не выдержал бы больше в столице, что-то велело мне покинуть дом. Я не мог дождаться встречи с парнями из взвода.

До Палавии ходит не слишком много поездов, так что, хотя я люблю на них ездить, а мой дед был железнодорожником и в детстве брал меня с собой на работу, я выбрал автобус, – лишь бы как можно скорее поехать к кому-то, кто поймет, как я себя чувствую. Лишь бы не рассказывать постоянно «как там» и не высматривать опасность за каждым углом.

Баллард упоминал насчет Вернера – будто бы Адам нашел ученого, который работал с Филипом Мейером, но больше по телефону ничего говорить не хотел. Если это хитрость, чтобы выманить меня из Раммы, – я охотно дам себя обмануть.

Бросив в рюкзак кое-какие вещи, я отправился в путь около двух часов дня, и теперь смотрю из окна автобуса на поля и зеленые луга, на которых пасутся коровы. Ярко светит солнце, но, похоже, собирается гроза.



На перроне автовокзала в Палавии уже ждут Баллард и Вернер. Похоже, Крис в самом деле не врал и организовал встречу. Адам хромает на левую ногу и мрачно смеется, что его обманула судьба – за все время службы в Ремарке он не получил ни одной травмы, а на второй день отпуска вывихнул лодыжку на лестнице в собственном доме. Повреждение на вид несерьезное и должно пройти до конца отпуска.

– В худшем случае буду стрелять по тем мудакам сидя, – добавляет он.

До дома Криса мы едем на такси, поскольку хозяин успел выпить пару банок пива. Вернер добрался до Палавии на час раньше меня, и они посидели в вокзальном баре, дожидаясь автобуса из Раммы. Мила, жена Криса, оказывает нам радушный прием.

На столе оказываются яства, о которых у тетки Беллы даже не слышали, – рыбный суп с креветками, утка по-пекински и фаршированная мясом паприка. Есть еще кукурузные лепешки, которые сперва кажутся сладкими, но потом от них жжет во рту. Впервые с начала отпуска я ем с удовольствием и накладываю себе еще кусок мяса.

– Ну как вам, господа? – допытывается Мила.

– Великолепно! – отвечаю я с набитым ртом.

– Жаль, что вы жена Криса, – говорит Адам. – Немедленно бы на вас женился.

– Думай, что говоришь, – грозит пальцем Баллард. – А то моя жена может и поверить.

– Уже поверила. – Мила хлопает его по спине.

– Кстати, знаешь, Адам, что она опаснее, чем повстанцы? Нападение на базу Адмирум – по сравнению с ней детские игрушки.

Мила откидывает назад светлые волосы и строит грозную физиономию. Она подает нам рассыпчатые пирожные и кофе, после чего улетучивается к подруге, сообщив, что вернется через два часа. Баллард даже не скрывает, что будет лучше, если к тому времени мы уже уйдем. Терпимость любой супруги имеет свои границы.

– Я бы оставил вас переночевать, – говорит Крис, – но, сами понимаете… Я приехал на несколько дней, так что нам нужно немного побыть вместе.

– Ясное дело, – киваю я.

– Через две улицы отсюда есть приличный недорогой отель. Остановитесь там до завтра. После завтрака поедем в Град, за тридцать километров от Палавии, а потом я подброшу вас на вокзал.

– А что там в Граде? – удивленно спрашиваю я.

– Психиатрическая больница, – отвечает Вернер. – Месяц назад я попросил брата, способного компьютерщика, чтобы он пошарил в Сети и выяснил что-нибудь про исследовательскую группу с базы Дисторсия. Оказалось, что вместе с Мейером работал физик из Раммы, доктор Бернард Вайнхаус. После возвращения из пустыни Саладх ему пришлось лечиться у психиатров, пока он в конце концов не попал в клинику в Граде. Это одна из крупнейших больниц такого типа в стране.


– Если этот человек серьезно болен, нас к нему не пустят. Или с ним будет тяжело объясниться. Не знаю, есть ли в том смысл.

– Я проверил, Маркус. Вчера я разговаривал с ним по телефону. Психиатрическая больница – не тюрьма, и даже в тюрьме осужденным положены свидания.

– Но с ним вообще можно общаться?

– Вполне. Может, у него и есть какие-то галлюцинации, этого я не знаю, но умственно отсталым он мне не показался, скорее достаточно умным и симпатичным человеком. И он сказал, что, если мы хотим поговорить о Ремарке, он с удовольствием с нами встретится.

– Даже верить не хочется – столько везения сразу.

– Я тоже так подумал, – вставляет Крис. – Но, собственно, что нам терять? Несколько часов, за которые Мила задаст мне завтра перцу, и только.

– Моя старуха только рада, что я уехал, – говорит Вернер. – Такая же вредная, как и жена нашего сержанта.

– А моя осталась в Хармане.

– Да, кстати, Маркус, как там Неми?

– Я звонил ей несколько раз, но она не отвечает, – внезапно я ощущаю навалившуюся тяжесть. – Наверняка обиделась из-за того, что я не хотел, чтобы она летела в пустыню. Мы с ней из-за этого поссорились на базе Кентавр. Я объяснял Неми, что она может отказаться от участия в этой операции, но она чертовски боится потерять контракт и не получить убежища.

Мы разговариваем так еще около часа, сравнивая свои впечатления от отпуска и слегка сетуя на судьбу. Если из этой пьяной болтовни что-то и следует, то только черная картина солдатской жизни. Короче говоря, мы в полной заднице, даже вернувшись на родину. Разве что кто-то тебя ждет и скучает – так, как Мила ждет Балларда или Мария Нормана.

Мы с некоторой неохотой собираемся. Крис провожает нас до подъезда, мы пожимаем внизу друг другу руки и отправляемся вдвоем в отель. Вернер постоянно спотыкается, но, похоже, все реже. В отеле берем два соседних номера и в коридоре договариваемся выпить вечером водки. Ничего другого нам в голову не приходит.



Вторник, 14 июня, 11.15

Град, Центральная провинция, Республика Рамма



За несколько километров до больницы нам приходится остановиться на обочине. Вчерашнее возлияние с Адамом изгнало из моего желудка съеденную на завтрак яичницу. Пока я блюю под огромным деревом, Баллард и Вернер обмениваются шуточками возле машины. У меня трещит голова, ноги дрожат от усталости, а мир вокруг вертится будто чертово колесо. Хорошо еще, что в автомобильном бардачке нашлись обезболивающие таблетки.

Нет на земле более глупого зверя, чем человек.

– Здорово же ты набрался, – говорит Крис.

– Сегодня я ни на что не годен.

– Придется как-то собраться. – Он бросает взгляд на экран навигатора. – Сейчас будем на месте.

Мы подъезжаем к воротам клиники. Баллард берет парковочный билет, и мы кружим по площади, ища место в тени. Найдя его где-то на краю парковки, направляемся к главному входу, до которого несколько сотен метров.

Комплекс огромен – десятка полтора четырехэтажных зданий, разбросанных на территории парка. Глядя на них, можно подумать, будто половина населения сидит в психушке. Не обязательно та, что следовало бы, но тем не менее.

Перед нами раздвигаются стеклянные двери, и мы входим в прохладное нутро. В главном холле ходит туда-сюда персонал в голубой форме. На диванах у стен, похоже, ждут визита несколько пациентов. За стойкой сидит женщина лет пятидесяти, с дежурной улыбкой на лице.

– Здравствуйте, – говорит Крис. – Мы хотели бы навестить знакомого, который лечится в вашей больнице. Его зовут Бернард Вайнхаус.

– Да, конечно. – Женщина вводит фамилию в компьютер. – Господин Вайнхаус находится в корпусе «С». Налево от выхода и дальше по указателям.

– Большое вам спасибо. Нам нужно оставить свои документы?

– Нет, просто запишитесь на отделении в реестр. Но вам следует знать, что всем вместе вам туда нельзя.

– Как это? – спрашивает Адам. – Не понимаю.

– По нашим правилам, на отделениях для тяжелобольных пациента может навещать одновременно только один человек. Чтобы не нарушать тишину и не подвергать стрессу других пациентов.

– И ничего с этим не поделать? – уточняет Крис.

– Увы, персоналу даны соответствующие указания, и вас на отделение не пропустят. Если хотите, можете войти по одному, с интервалом не менее часа.

– Заебись! – вырывается у Вернера.

– Прошу прощения за товарища, – примирительным тоном говорит Баллард. – Мы приехали издалека и не знали. Может, как-нибудь договоримся?

С лица администраторши исчезает улыбка.

– Нет, господа, мы не договоримся. А если персонал сочтет нужным, вас могут вообще не пустить. В рабочие дни посещение зависит от усмотрения медсестер.

Мы выходим и останавливаемся на ступенях. Баллард угощает меня сигаретой. Вернер тихо ругается и сплевывает на тротуар. Ситуация, может, и не патовая, но немилосердно нас бесит.

– И что будем делать? – прерываю я невыносимую тишину.