Индиго
Часть 51 из 57 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Пошел ты, – я ткнул указательным пальцем ему в грудь и ушел.
– Алекс… – позвал он.
Позже я прощу его. Но не сегодня.
Я позвонил Блэйку по пути в аэропорт, зная, что потом он расскажет обо всем Элфи и Лукасу.
– Наверное, стоит сообщить об этом в полицию, – сказал Блэйк. – Так он поступил с тобой.
– Не. Я лучше этого придурка, – сказал я, но в то время это было неправдой. Однако я понимал, что мне нужно стать лучше него и лучше многих людей, чтобы искупить вину.
Так я и сделал.
Пребывание в реабилитационном центре во второй раз отличалось от первого. Знал, что отличается, потому что в этот раз обращал внимание. Не то чтобы у меня не было причин искренне постараться в первый раз. Я просто был слишком поглощен собой и зациклен на таких словах, как «неприкосновенность», «рабочий процесс артиста» и «Игги Поп». В первый раз мне не на что было отвлекаться. Мой последний альбом оказался еще хуже, чем фильмы с Линдси Лохан, Фэллон ушла к Уиллу, а Блэйк и Дженна тушили пожары, оставленные мной. А меня просто просили – буквально только этого и ждали от меня – вернуться самим собой.
В этот раз на руках у меня был шикарный альбом, мой шедевр. Он только и ждал, когда его выпустят, а мне пришлось перенести дату. Мне нужно было вновь завоевать девушку, Стардаст. Неуверенность и сомнения (захочет ли она выслушать меня?) поглощали каждую миллисекунду моего дня. И все равно я понимал, что мне нужна реабилитация.
Поэтому я слушал.
Ходил на занятия.
Держался за руки с незнакомцами. С мамашами с окраин, пристрастившимися к прописанным таблеткам, и с сыном проповедника, упавшим в объятия дури, и дочерью русского олигарха, которая, как и я, употребляла килограммы наркоты, чтобы подавить чувство, будто мир сжимает тебя в кольцо. Я писал письма семье и друзьям. Гневные письма. Письма с извинениями. Смешные письма. Потом я сжег их все. Но я не мог писать Стардаст. Все, что я собирался ей сказать, каждое молящее слово – я скажу ей лично.
Несмотря на желание завоевать Инди, а может, именно из-за него, я выбрал расширенную программу лечения, которую про себя называю «Мне правда не все равно». Хотя я и знал, что, не выпустив альбом, каждый день теряю деньги, спонсоров, слушателей и фанатов и хрен знает кого еще.
Прошло три месяца. Я вышел из реабилитационного центра.
Блэйк собирался забрать меня, но мне не хотелось воспроизводить сцену с прошлого раза, когда я покидал центр. Мне казалось, что это испортит весь процесс, что само по себе было смешно, но я настоял. Я сел в такси и направился в аэропорт. Через несколько часов приземлился уже в Нью-Йорке. Съел сэндвич на заправочной станции, потому что некоторые вещи остаются неизменными, а затем проспал пятнадцать часов подряд. Еще никогда в жизни я так долго не спал. Словно проработал три месяца на чертовом кукурузном поле. Потом я проснулся и отправился в метро, просто чтобы снова почувствовать себя человеком. Я натянул шапку-бини и толстовку и пошел в звукозаписывающую студию.
Прошло два месяца. Я записал альбом.
Еще три месяца промо и интервью, журнальных обложек и заголовков «Возвращение года!», «Александр Уинслоу: артист, поэт и новый человек». И «Угадайте, кто вернулся». И «Уилл Бушелл, это кто?»
Я чувствовал, как время ускользает сквозь пальцы, но Блэйк сказал, что все нормально. Она не забудет. Настоящая любовь не умирает. Мне нужно было доказать ей, что я уже долго ничего не принимал. Только тогда она мне поверит.
А теперь позвольте я расскажу о своем альбоме. «Индиго» побила рекорды как самый быстро записанный альбом в истории студии «Уильямсбург». Я записал его за одну неделю и выпустил двенадцать песен.
1. Маленький принц
2. В погоне за астероидами
3. Под темными небесами
4. Возможно, это ты
5. Стоила ли она того?
6. Идеальная паранойя
7. О, ты такая
8. Другой тип любви
9. Найди и убей
10. Почему сейчас?
11. Твой глупец
12. Индиго
«Индиго» стала моим первым синглом. На тех выходных Дженна и Блэйк прилетали в Нью-Йорк, чтобы напомнить моему хрупкому эго и наглой заднице, что это длительный процесс. Что сначала радиостанции прогоняют песню в различные часы дня и смотрят реакцию слушателей. Чтобы создать шумиху, нужно время и терпение, к тому же придется поцеловать много задниц. Но с «Полуночной Синевой» все это мне не понадобилась при записи. Песня буквально взорвала мир, подобно моей карьере, когда в двадцать один год я впервые попал в Billboard и захватил чарты, будто они просто сидели и ждали меня всю жизнь.
Успех радовал. И воодушевлял. Но в целом он был совершенно не важен. Не поймите меня неправильно – я записал альбом, потому что хотел его записать. Это была часть плана помасштабнее – тщательно продуманного, настойчивого и просчитанного. Я хотел, чтобы Инди поняла, кем является для меня. Она была не грязной шлюхой или девственно-чистым секретом или ошибкой. Она была не какой-то девкой из турне, которую я оседлывал каждую ночь, потому что она рядом и доступна.
Она стала моей музой.
Она стала моей жизнью.
Она стала моим всем.
Я сел на самолет обратно в Лос-Анджелес через девять месяцев после того, как приземлился в Нью-Йорке. Я был трезв, пребывал в отличной форме и готовился отправиться за тем, что принадлежало мне.
Вот только Инди никогда не была моей. В действительности она была единственной, кого я даже в мыслях не мог получить, потому что не заслуживал ее. Наконец я понял, чего пытались добиться Уилл, Лукас и Блэйк. Хуже того, я был рад, что они это сделали. Ведь если бы они не пихнули ее в мою жизнь, я бы никогда не дал второй шанс реабилитационному центру, никогда бы не написал «Полуночную Синеву» и точно никогда бы не понял, что значит эта штука, на которой я так много зарабатывал, – любовь.
– Алекс Уинслоу! Отлично выглядишь, приятель, – американский папарацци оказался прямо передо мной у аэропорта Лос-Анджелеса. За ним последовала кучка фотографов-папарацци. На них всех были черные кепки и черная одежда. Их улыбки казались смесью насмешки и самоуверенности.
– Никогда не чувствовал себя лучше, – улыбнулся я. Что отчасти было правдой и отчасти ложью. Я проскочил проверку с двумя безымянными телохранителями по бокам. Обычно я не пользовался их услугами, ведь я полагался на друзей, чтобы отвадить потенциальных сталкеров или чересчур агрессивных фанатов, но в этот раз мне нужно было все сделать в одиночку.
Я залез в машину, взятую напрокат, и забил адрес Индиго в приложение «Waze». Мне не нужен был водитель или любая другая подобная роскошь. Я знал, что Инди все еще живет в старой квартире, хоть и снимала квартиру получше для Крэйга, Наташи и Зигги. Потому что вот такой она была. Не думала о себе. Прошло столько месяцев, и мне в голову внезапно пришла мысль: вдруг она не помнит меня? Я выехал с огромной парковки и направился в нескончаемый поток машин Лос-Анджелеса. Эта мысль была смехотворной. Инди не могла забыть мужчину, который первым трахнул ее, по-настоящему трахнул, первого мужчину, которому она отдала сердце, первого мужчину, который его случайно разбил, и первого мужчину, сломавшего ее жизнь. Было так много этих «первый». Хороших и плохих.
Факт.
Я был в напряжении и готов взорваться в машине по пути к ней. Нога постоянно подпрыгивала на тормозе, отчего водители позади и впереди сигналили мне и показывали мне средний палец.
– Нельзя торопить любовь! – я высунул голову из окна, заставляя себя засмеяться.
– Черт побери, мама! Это же Алекс Уинслоу! – проорал подросток из тачки, стоящей рядом со мной в пробке.
Когда я наконец свернул в ее район, сердце заколотилось с бешеной скоростью. Я не понимал, какого черта происходит, но боялся получить сердечный приступ. Ничего хорошего это не сулит. Я и так уже выглядел как дерьмо. Под глазами синяки из-за постоянной работы, а волосы нужно было подстричь месяца два назад. Они и так уже походили на что-то среднее между запутанной гривой и мужским пучком. Конечно, я ни за что не завяжу волосы резинкой. Это почти так же неприемлемо, как и кантри-музыка. Просто хочу сказать, что я выглядел неопрятно, а еще и потел, как свинья. Отлично.
Иди возвращай, Инди. Потный бывший наркоша с синяками под глазами. Просто мечта любой девушки.
Мне понадобилось двадцать минут, чтобы припарковаться, и как бы жалко это ни звучало, я был рад потянуть время и поразмыслить над тем, что сказать ей. Вы можете подумать, что стоило лучше подготовиться, но тогда вы были бы неправы, потому что наш разговор мог пойти в любом направлении, и я постоянно менял решение относительно того, как его начать.
Я припарковал машину.
Вышел из нее.
Ощущая тяжесть в ногах и в сердце, я забрался по ступеням, с необоснованной надеждой и страхом в душе. Я постучал в дверь. Смотрел на нее несколько секунд, чувствуя, как пот струится по виску прямо в правый глаз, но не шевелился. Я пытался прислушаться к звукам, идущим изнутри, но казалось, что квартира пустовала. Я знал, что мог остаться здесь. В коридоре. Буду ждать ее. Было в этом что-то символичное. Но правда в том, что я и секунды больше не мог ждать.
Я ждал ее в реабилитационном центре.
И ждал, пока записывал «Индиго».
Я ждал ее на каждом самолете, во время каждого интервью и каждый раз, обнимая фаната. Каждый час, проведенный без нее. Каждый вздох, не зная, что она делает. Я уже достаточно выстрадал.
Я снова постучал. В третий раз. Потом позвонил в звонок.
Ее тут не было.
Я решил выйти на улицу и обойти здание. Может, она пошла в продуктовый на этой улице. Может, мы встретимся на полпути и ее большие голубые глаза распахнутся. Она побежит ко мне, как в замедленном кадре, и мы станем медленно и страстно целоваться, и нам даже не придется говорить обо всем том дерьме, произошедшем между нами.
Ноги понесли меня дальше по улице. Я прошел продуктовый и израильский кофешоп, потом корейский салон маникюра. Я знал эти места, потому что, возможно, я навещал ее район пару раз, прежде чем наконец заставил себя лечь в реабилитационный центр. Я зашел за угол и остановился на пересечении с маленьким парком, где вокруг качелей и горок стояло несколько скамеек. Парк был крошечным и никогда бы не привлек мое внимание, если бы не яркая голубая коляска у одной скамейки.
Скамейки, на которой сидела моя Синяя. Инди «Стардаст» Беллами.
И сюсюкалась с малышом в коляске.
Малышом.
Не ребенком вроде Зигги. А новорожденным.
На ней было большое свободное белое платье, а синие волосы были завязаны в косу, перекинутую через плечо, как мне всегда нравилось. Я замер на месте, не смея взглянуть на ребенка. Но Инди все сделала за меня, раскачивая коляску туда-сюда. Когда она отвела ее в сторону, я смог заметить маленького человечка внутри.
Малыш был таким крошечным.
Сердце остановилось. Буквально остановилось, а я знаю, что значит «буквально». Было слишком рано, и я провел столько часов в самолете, чтобы не подсчитать. Это… мой ребенок? Чей-то другой? Боже. Черт. Он не может быть чужим. Это мой ребенок. Боже мой. У меня ребенок. У Инди ребенок. И она ничего не сказала. Ни разу не позвонила. Не написала ни одного письма. Ничего.
У нее было полно способов связаться со мной. Я убедился, что у нее есть доступ ко всей моей команде. Блэйк каждую неделю проверял, все ли в порядке. Дженна приняла бы любое адресованное мне сообщение от нее с распахнутыми объятиями. Особенно теперь, когда она была мамой и стала похожа на теплое радушное человеческое существо. Уж не говоря о том, что у Инди были мой номер, моя электронная почта и мой секретный «Фейсбук»-аккаунт, который я дал только десяти людям во всем мире. Меня охватил гнев.
Теперь оцепенение прошло.
Я как дурак ходил взад-вперед по тротуару рядом с забитой машинами дорогой. Она все еще не заметила меня, но вскоре заметит. И что мне тогда сказать? Спасибо, что рассказала мне о ребенке? И все же у нее были причины злиться на меня…
Черт. Черт.
Мы разберемся, решил я. Справимся с ребенком. Он был таким маленьким, мальчик это или девочка. Он не вспомнит, что меня не было в его жизни первые несколько месяцев. Все нормально. Мы могли начать с того, на чем закончили. Разве это не причина для Инди дать мне еще один шанс? Я был трезв, богаче бога и по уши влюблен в нее. К тому же я стану менять подгузники и все такое, от которого парни шарахаются. Черт, мне не нравилась идея использовать ребенка в качестве рычага против Инди. Я снова думал как манипулятор-наркоман Алекс, а я хотел оставить этого урода там, в реабилитационном центре.
Я ступил в парк одновременно с кем-то другим. Но тот человек был быстрее, и его шаги не замедляли шок и ужас от увиденного.
Мужчина пронесся мимо меня.
– Алекс… – позвал он.
Позже я прощу его. Но не сегодня.
Я позвонил Блэйку по пути в аэропорт, зная, что потом он расскажет обо всем Элфи и Лукасу.
– Наверное, стоит сообщить об этом в полицию, – сказал Блэйк. – Так он поступил с тобой.
– Не. Я лучше этого придурка, – сказал я, но в то время это было неправдой. Однако я понимал, что мне нужно стать лучше него и лучше многих людей, чтобы искупить вину.
Так я и сделал.
Пребывание в реабилитационном центре во второй раз отличалось от первого. Знал, что отличается, потому что в этот раз обращал внимание. Не то чтобы у меня не было причин искренне постараться в первый раз. Я просто был слишком поглощен собой и зациклен на таких словах, как «неприкосновенность», «рабочий процесс артиста» и «Игги Поп». В первый раз мне не на что было отвлекаться. Мой последний альбом оказался еще хуже, чем фильмы с Линдси Лохан, Фэллон ушла к Уиллу, а Блэйк и Дженна тушили пожары, оставленные мной. А меня просто просили – буквально только этого и ждали от меня – вернуться самим собой.
В этот раз на руках у меня был шикарный альбом, мой шедевр. Он только и ждал, когда его выпустят, а мне пришлось перенести дату. Мне нужно было вновь завоевать девушку, Стардаст. Неуверенность и сомнения (захочет ли она выслушать меня?) поглощали каждую миллисекунду моего дня. И все равно я понимал, что мне нужна реабилитация.
Поэтому я слушал.
Ходил на занятия.
Держался за руки с незнакомцами. С мамашами с окраин, пристрастившимися к прописанным таблеткам, и с сыном проповедника, упавшим в объятия дури, и дочерью русского олигарха, которая, как и я, употребляла килограммы наркоты, чтобы подавить чувство, будто мир сжимает тебя в кольцо. Я писал письма семье и друзьям. Гневные письма. Письма с извинениями. Смешные письма. Потом я сжег их все. Но я не мог писать Стардаст. Все, что я собирался ей сказать, каждое молящее слово – я скажу ей лично.
Несмотря на желание завоевать Инди, а может, именно из-за него, я выбрал расширенную программу лечения, которую про себя называю «Мне правда не все равно». Хотя я и знал, что, не выпустив альбом, каждый день теряю деньги, спонсоров, слушателей и фанатов и хрен знает кого еще.
Прошло три месяца. Я вышел из реабилитационного центра.
Блэйк собирался забрать меня, но мне не хотелось воспроизводить сцену с прошлого раза, когда я покидал центр. Мне казалось, что это испортит весь процесс, что само по себе было смешно, но я настоял. Я сел в такси и направился в аэропорт. Через несколько часов приземлился уже в Нью-Йорке. Съел сэндвич на заправочной станции, потому что некоторые вещи остаются неизменными, а затем проспал пятнадцать часов подряд. Еще никогда в жизни я так долго не спал. Словно проработал три месяца на чертовом кукурузном поле. Потом я проснулся и отправился в метро, просто чтобы снова почувствовать себя человеком. Я натянул шапку-бини и толстовку и пошел в звукозаписывающую студию.
Прошло два месяца. Я записал альбом.
Еще три месяца промо и интервью, журнальных обложек и заголовков «Возвращение года!», «Александр Уинслоу: артист, поэт и новый человек». И «Угадайте, кто вернулся». И «Уилл Бушелл, это кто?»
Я чувствовал, как время ускользает сквозь пальцы, но Блэйк сказал, что все нормально. Она не забудет. Настоящая любовь не умирает. Мне нужно было доказать ей, что я уже долго ничего не принимал. Только тогда она мне поверит.
А теперь позвольте я расскажу о своем альбоме. «Индиго» побила рекорды как самый быстро записанный альбом в истории студии «Уильямсбург». Я записал его за одну неделю и выпустил двенадцать песен.
1. Маленький принц
2. В погоне за астероидами
3. Под темными небесами
4. Возможно, это ты
5. Стоила ли она того?
6. Идеальная паранойя
7. О, ты такая
8. Другой тип любви
9. Найди и убей
10. Почему сейчас?
11. Твой глупец
12. Индиго
«Индиго» стала моим первым синглом. На тех выходных Дженна и Блэйк прилетали в Нью-Йорк, чтобы напомнить моему хрупкому эго и наглой заднице, что это длительный процесс. Что сначала радиостанции прогоняют песню в различные часы дня и смотрят реакцию слушателей. Чтобы создать шумиху, нужно время и терпение, к тому же придется поцеловать много задниц. Но с «Полуночной Синевой» все это мне не понадобилась при записи. Песня буквально взорвала мир, подобно моей карьере, когда в двадцать один год я впервые попал в Billboard и захватил чарты, будто они просто сидели и ждали меня всю жизнь.
Успех радовал. И воодушевлял. Но в целом он был совершенно не важен. Не поймите меня неправильно – я записал альбом, потому что хотел его записать. Это была часть плана помасштабнее – тщательно продуманного, настойчивого и просчитанного. Я хотел, чтобы Инди поняла, кем является для меня. Она была не грязной шлюхой или девственно-чистым секретом или ошибкой. Она была не какой-то девкой из турне, которую я оседлывал каждую ночь, потому что она рядом и доступна.
Она стала моей музой.
Она стала моей жизнью.
Она стала моим всем.
Я сел на самолет обратно в Лос-Анджелес через девять месяцев после того, как приземлился в Нью-Йорке. Я был трезв, пребывал в отличной форме и готовился отправиться за тем, что принадлежало мне.
Вот только Инди никогда не была моей. В действительности она была единственной, кого я даже в мыслях не мог получить, потому что не заслуживал ее. Наконец я понял, чего пытались добиться Уилл, Лукас и Блэйк. Хуже того, я был рад, что они это сделали. Ведь если бы они не пихнули ее в мою жизнь, я бы никогда не дал второй шанс реабилитационному центру, никогда бы не написал «Полуночную Синеву» и точно никогда бы не понял, что значит эта штука, на которой я так много зарабатывал, – любовь.
– Алекс Уинслоу! Отлично выглядишь, приятель, – американский папарацци оказался прямо передо мной у аэропорта Лос-Анджелеса. За ним последовала кучка фотографов-папарацци. На них всех были черные кепки и черная одежда. Их улыбки казались смесью насмешки и самоуверенности.
– Никогда не чувствовал себя лучше, – улыбнулся я. Что отчасти было правдой и отчасти ложью. Я проскочил проверку с двумя безымянными телохранителями по бокам. Обычно я не пользовался их услугами, ведь я полагался на друзей, чтобы отвадить потенциальных сталкеров или чересчур агрессивных фанатов, но в этот раз мне нужно было все сделать в одиночку.
Я залез в машину, взятую напрокат, и забил адрес Индиго в приложение «Waze». Мне не нужен был водитель или любая другая подобная роскошь. Я знал, что Инди все еще живет в старой квартире, хоть и снимала квартиру получше для Крэйга, Наташи и Зигги. Потому что вот такой она была. Не думала о себе. Прошло столько месяцев, и мне в голову внезапно пришла мысль: вдруг она не помнит меня? Я выехал с огромной парковки и направился в нескончаемый поток машин Лос-Анджелеса. Эта мысль была смехотворной. Инди не могла забыть мужчину, который первым трахнул ее, по-настоящему трахнул, первого мужчину, которому она отдала сердце, первого мужчину, который его случайно разбил, и первого мужчину, сломавшего ее жизнь. Было так много этих «первый». Хороших и плохих.
Факт.
Я был в напряжении и готов взорваться в машине по пути к ней. Нога постоянно подпрыгивала на тормозе, отчего водители позади и впереди сигналили мне и показывали мне средний палец.
– Нельзя торопить любовь! – я высунул голову из окна, заставляя себя засмеяться.
– Черт побери, мама! Это же Алекс Уинслоу! – проорал подросток из тачки, стоящей рядом со мной в пробке.
Когда я наконец свернул в ее район, сердце заколотилось с бешеной скоростью. Я не понимал, какого черта происходит, но боялся получить сердечный приступ. Ничего хорошего это не сулит. Я и так уже выглядел как дерьмо. Под глазами синяки из-за постоянной работы, а волосы нужно было подстричь месяца два назад. Они и так уже походили на что-то среднее между запутанной гривой и мужским пучком. Конечно, я ни за что не завяжу волосы резинкой. Это почти так же неприемлемо, как и кантри-музыка. Просто хочу сказать, что я выглядел неопрятно, а еще и потел, как свинья. Отлично.
Иди возвращай, Инди. Потный бывший наркоша с синяками под глазами. Просто мечта любой девушки.
Мне понадобилось двадцать минут, чтобы припарковаться, и как бы жалко это ни звучало, я был рад потянуть время и поразмыслить над тем, что сказать ей. Вы можете подумать, что стоило лучше подготовиться, но тогда вы были бы неправы, потому что наш разговор мог пойти в любом направлении, и я постоянно менял решение относительно того, как его начать.
Я припарковал машину.
Вышел из нее.
Ощущая тяжесть в ногах и в сердце, я забрался по ступеням, с необоснованной надеждой и страхом в душе. Я постучал в дверь. Смотрел на нее несколько секунд, чувствуя, как пот струится по виску прямо в правый глаз, но не шевелился. Я пытался прислушаться к звукам, идущим изнутри, но казалось, что квартира пустовала. Я знал, что мог остаться здесь. В коридоре. Буду ждать ее. Было в этом что-то символичное. Но правда в том, что я и секунды больше не мог ждать.
Я ждал ее в реабилитационном центре.
И ждал, пока записывал «Индиго».
Я ждал ее на каждом самолете, во время каждого интервью и каждый раз, обнимая фаната. Каждый час, проведенный без нее. Каждый вздох, не зная, что она делает. Я уже достаточно выстрадал.
Я снова постучал. В третий раз. Потом позвонил в звонок.
Ее тут не было.
Я решил выйти на улицу и обойти здание. Может, она пошла в продуктовый на этой улице. Может, мы встретимся на полпути и ее большие голубые глаза распахнутся. Она побежит ко мне, как в замедленном кадре, и мы станем медленно и страстно целоваться, и нам даже не придется говорить обо всем том дерьме, произошедшем между нами.
Ноги понесли меня дальше по улице. Я прошел продуктовый и израильский кофешоп, потом корейский салон маникюра. Я знал эти места, потому что, возможно, я навещал ее район пару раз, прежде чем наконец заставил себя лечь в реабилитационный центр. Я зашел за угол и остановился на пересечении с маленьким парком, где вокруг качелей и горок стояло несколько скамеек. Парк был крошечным и никогда бы не привлек мое внимание, если бы не яркая голубая коляска у одной скамейки.
Скамейки, на которой сидела моя Синяя. Инди «Стардаст» Беллами.
И сюсюкалась с малышом в коляске.
Малышом.
Не ребенком вроде Зигги. А новорожденным.
На ней было большое свободное белое платье, а синие волосы были завязаны в косу, перекинутую через плечо, как мне всегда нравилось. Я замер на месте, не смея взглянуть на ребенка. Но Инди все сделала за меня, раскачивая коляску туда-сюда. Когда она отвела ее в сторону, я смог заметить маленького человечка внутри.
Малыш был таким крошечным.
Сердце остановилось. Буквально остановилось, а я знаю, что значит «буквально». Было слишком рано, и я провел столько часов в самолете, чтобы не подсчитать. Это… мой ребенок? Чей-то другой? Боже. Черт. Он не может быть чужим. Это мой ребенок. Боже мой. У меня ребенок. У Инди ребенок. И она ничего не сказала. Ни разу не позвонила. Не написала ни одного письма. Ничего.
У нее было полно способов связаться со мной. Я убедился, что у нее есть доступ ко всей моей команде. Блэйк каждую неделю проверял, все ли в порядке. Дженна приняла бы любое адресованное мне сообщение от нее с распахнутыми объятиями. Особенно теперь, когда она была мамой и стала похожа на теплое радушное человеческое существо. Уж не говоря о том, что у Инди были мой номер, моя электронная почта и мой секретный «Фейсбук»-аккаунт, который я дал только десяти людям во всем мире. Меня охватил гнев.
Теперь оцепенение прошло.
Я как дурак ходил взад-вперед по тротуару рядом с забитой машинами дорогой. Она все еще не заметила меня, но вскоре заметит. И что мне тогда сказать? Спасибо, что рассказала мне о ребенке? И все же у нее были причины злиться на меня…
Черт. Черт.
Мы разберемся, решил я. Справимся с ребенком. Он был таким маленьким, мальчик это или девочка. Он не вспомнит, что меня не было в его жизни первые несколько месяцев. Все нормально. Мы могли начать с того, на чем закончили. Разве это не причина для Инди дать мне еще один шанс? Я был трезв, богаче бога и по уши влюблен в нее. К тому же я стану менять подгузники и все такое, от которого парни шарахаются. Черт, мне не нравилась идея использовать ребенка в качестве рычага против Инди. Я снова думал как манипулятор-наркоман Алекс, а я хотел оставить этого урода там, в реабилитационном центре.
Я ступил в парк одновременно с кем-то другим. Но тот человек был быстрее, и его шаги не замедляли шок и ужас от увиденного.
Мужчина пронесся мимо меня.