Индиго

– Спасибо. – Пряча взгляд, девушка быстро перемещается в указанном направлении. – Я звонила отцу, но ты, оказывается, опять меня опередил, – проскальзывая мимо меня, попутно роняет она.

– И как чувствует себя мистер Одли? – Вопрос чисто риторический. Ответ мне известен.

– Хорошо. Он снова приглашает тебя в гости, но на этот раз на ужин. – Повернувшись ко мне спиной, Анна наклоняется, чтобы собрать свои вещи. Простыня соскальзывает на бедра, и, ахнув, она быстро возвращает ее на место.

– Отказываться невежливо, – пряча улыбку, говорю я, наблюдая, как Аннабель суетливо собирает с пола платье и белье, которые упали, пока она боролась с простыней.

– Значит, приходи, – отзывается она. – Можно завтра…

– Отлично, договорились, – быстро соглашаюсь я.

Воспользовавшись тем, что девушка не может меня сейчас видеть, я неотрывно слежу за каждым ее жестом и нервным движением. Рассеянная, потерянная, немного неуклюжая, но чертовски милая, непосредственная, пугливая как девственница. Совсем другая. Поразительно… Поразительно то, как мне удается поддерживать весь это фарс и не сорваться. Я ведь и правда думал, что будет сложнее. Но образ женщины-ребенка ей удается не хуже, чем амплуа искушенной соблазнительницы. Пока все складывается удачно, но черт его знает, как обернется ситуация дальше, и я понятия не имею, как сделать так, чтобы она наконец заговорила. Мне нужно… нет, жизненно необходимо вытащить из Аннабель Одли то, что на самом деле привело ее ко мне.

– Я могу воспользоваться душем? – Она резко оборачивается, прижимая к груди свой наряд боевой амазонки. Наши взгляды встречаются, и мы оба временно теряем дар речи. Анна смотрит на меня, приоткрыв рот, словно силясь что-то сказать, но не находя слов. А я как завороженный смотрю в синюю пропасть ее глаз, затягивающую меня словно в колдовской омут, и тщетно ищу там хоть что-то настоящее, но она и сама не знает, как глубоко утопила свои тайны.

– Хочешь, составлю компанию? – Отморозившись, включаю альфа-самца и справляюсь на сто баллов из ста. Ее зрачки стремительно расширяются, заполняя бирюзовые радужки, дыхание учащается. Анна явно не прочь продолжить начатое ночью, но скажет мне уверенное «нет», и у нее на это есть свой ворох причин. Самая главная из списка – она по-прежнему уверена, что я помог Мириам исчезнуть. При свете дня подобный факт игнорировать сложнее, а ночью, как известно, все кошки серы. Ночь – время соблазнов, запретных страстей и особых ритуалов.

– Это плохая идея, – подтверждая мою теорию, бормочет Аннабель.

– Жаль, – разочарованно тяну я. Ее взгляд медленно соскальзывает с моего лица вниз, и от неожиданности она снова роняет свои тряпки на пол. Инстинктивно шарахается в сторону, словно самого дьявола во плоти увидела.

– А ты почему голый? – изумленно сипит Анна, округляя глаза. Ладно хоть не отворачивается, осеняя себя крестом.

– Мне так удобнее, – невозмутимо передергиваю плечами. – Работается легче, когда ничего не мешает и не сковывает.

– Работается? – переспрашивает, заикаясь.

– А чем я тут, по-твоему, занимаюсь?

– Без одежды? – Нахмурившись, Анна приседает на корточки, одной рукой удерживая простыню, а второй подбирая одежду. – Я могу предположить один вариант, но с работой он точно никак не связан.

– Должен тебя разочаровать, Эни. Я предпочитаю реальный секс, и чтобы завестись, мне порнофильмы не нужны, – продолжаю бессовестно провоцировать красную, как помидор, скромницу. – Фантазии бывают гораздо интереснее, – ухмыляюсь, окидывая ее горячим взглядом.

Поджав губы, Анна, не глядя на меня, проходит мимо и направляется к выходу из кабинета.

– Эни, ты обиделась, что ли? – окликаю, когда Аннабель уже берется за ручку двери.

– Нет, – оглянувшись на пороге, отвечает она. – Просто убедилась, что поговорка «муж и жена одна сатана» не врет.

– Так, ты это к чему сейчас? – напряженно спрашиваю я.

– Мириам тоже считала, что одежда сковывает и мешает. С детства любила разгуливать голышом при любом удобном случае, а иногда и неудобном. Стыда в ней было ноль.

– Серьезно? Ты о моей жене сейчас хочешь поговорить? Снова? – бросаю с раздражением, поднимаясь из-за стола.

Анна быстро опускает взгляд, а я, пощадив ее уязвимую нервную систему, беру брошенное на спинку кресла полотенце и оборачиваю вокруг бедер.

– Тебе не надоело? Я думал, что мы все решили. – Приблизившись вплотную к Аннабель, резко захлопываю приоткрытую дверь. Отступать ей некуда. Вскинув голову, она с вызовом смотрит мне в глаза. Смело так смотрит, уверенно, а у самой губы дрожат и глаза на мокром месте. – Ничего не получится, если ты не прекратишь тащить ее призрак в нашу постель.

Смягчившись, я ласково дотрагиваюсь до ее щеки кончиками пальцев. Простое невесомое касание, а у меня кровь закипает в венах. Понимаю, что могу взять ее прямо здесь и сейчас, и она меня не остановит, потому что тоже этого хочет. Сильно, до трясучки, до алой пелены перед глазами. Но что-то внутри меня кричит, что нельзя, не сейчас. И чем ближе я склоняюсь к приоткрытым губам Анны, тем громче крик.

Дай ей уйти, Алан.

Моргнув, я трясу головой, прогоняя навязчивый голос. Хочется заткнуть ее, выкинуть из мыслей, но все мои попытки бессмысленны. Она никуда не исчезнет, не оставит меня… потому что я, Я ее не отпускаю. Не смогу это сделать, даже если очень сильно захочу, а я не хочу, не хочу… Гори оно все! Стискиваю зубы до скрипа и резко отстраняюсь.

– Иди в душ. Поговорим потом, – хрипло бормочу я.

– Все в порядке? – Тихий голос Аннабель звучит встревоженно, в глазах проскальзывает страх. Заботливая, ласковая, милая. Кому, вашу мать, это надо сейчас?

– В порядке, но знаю способ, как сделать, чтобы было хорошо. Нам обоим, – мрачно говорю, вновь сокращая расстояние между нами. От очередного порыва припечатать Аннабель к двери меня спасает рингтон телефона.

– Тебе звонят. Ответь, – сдавленно шепчет Анна, не сводя с моего лица напряженного взгляда.

– Беги давай. – Кивнув на дверь, беру всю свою волю в кулак и отступаю.

Хватит с нее на сегодня.

Пусть бежит. Пусть. Догоню в следующий раз.

Никуда ей от меня не деться.

Повернувшись к напуганной девушке спиной, словно пьяный бреду к своему столу. Слышу, как хлопает дверь и раздается быстрое шлепанье голых ног по паркету. Протерев ладонью лицо, обессиленно падаю в кресло и только потом отвечаю на настойчивый звонок.

– Здравствуйте, мистер Флеминг. Это Мегги, сиделка.


– Привет, Мегги, я тебя узнал, – устало отзываюсь я.

– Я не вовремя? – тут же беспокоится девушка. – Мне перезвонить в другое время?

– Нет-нет, говори. Что случилось?

– Мистеру Бенсону стало хуже. Нам пришлось перевести его в госпиталь. Он в реанимации, состояние стабильно тяжелое, но надежда есть…

– Держите меня в куре, Мегги, – глухо прошу я, ощущая, как от напряжения ломит мышцы. Темная ярость накрывает с головой, до скрипа сжимаю телефон. Не вздумай подыхать, больной ублюдок. Мы с тобой еще не закончили. – Я оплачу все расходы. Если потребуются консультации высококвалифицированных врачей и дорогостоящие лекарства, сразу сообщайте. Я решу вопрос.

– Конечно, мистер Флеминг, – прочувствованно отвечает Мегги. – Я буду молиться, чтобы вашему тестю стало лучше.

Наивная дурочка, если что и поможет этому старому козлу выжить, так это сатанинская месса, а не твоя молитва.





Глава 17




Аннабель

Мы договорились, что он будет ждать меня после полуночи под самым высоким кленом у западной стены. Ствол дерева и его толстые ветви можно использовать в качестве лестницы, чтобы перелезть через забор. Именно так Тим и попадал на частную территорию. Кидал веревку с завязанной на конце петлей с противоположной стороны. Зацепившись за обломанный грозой сучок, забирался на глухую стену высотой в два с лишним метра, а потом спускался по стволу клена вниз. Это место – единственное не просматривавшееся с установленных по периметру наблюдательных вышек, но только в теплое время года, когда обзор загораживают густые кроны деревьев. В ноябре пожелтевшая листва стремительно начала редеть. До зимы оставалось рукой подать, времени на придумывание нового плана было совсем мало. Тима могли обнаружить в любой момент раболепствующие перед моим отцом рабочие или он сам, поэтому мы очень спешили. Единственное, что меня пугало, это колючая проволока, проходящая по верху забора, натянутая между торчащими заостренными штырями. Тим оказался на удивление ловким, ни разу во время своих проникновений не получил даже царапины. Я же не была так уверена в своих возможностях. Если поранюсь, останутся следы. Люди отца быстрее вычислят, как именно я сбежала, и смогут догнать нас до того, как мы доберемся до дороги, ведущей в город. Я боялась и одновременно предвкушала. Затея была рисковая, но о плохом исходе думать не хотелось.

Вечером, сразу после ужина, я, не тратя время, поднялась к себе, сославшись на мигрень. Мама, как всегда, никак не прокомментировала мои слова, мысленно блуждая в своих вымышленных мирах. Отец приказал лечь спать пораньше и рано утром быть готовой принять участие в подготовке часовни к праздничной службе. Я покорно кивнула и удалилась.

Разумеется, ни о каком сне даже мысли не было. Я переоделась в длинную ночную рубашку на случай, если отец вдруг решит убедиться, что его не обманули. Он знал, что я, в отличие от преданно заглядывающих ему в рот обитателей дома, не считаю его общество приятным. Жестокий лживый тиран и фанатик под личиной благодушного фермера – вот таким он был для меня.

Время тянулось мучительно медленно. Я то и дело посматривала на настенные часы, периодически заглядывая под кровать, куда спрятала тряпичный рюкзак с минимумом вещей первой необходимости. К одиннадцати часам вечера во всем доме автоматически погас свет и воцарилась гробовая тишина. Мгла проникла в комнату, заполнив каждый угол. Как назло, ночное небо затянуло плотными тучами. Ни звезд, ни лунного света. Кромешная тьма. Густая, зловещая и пока еще молчаливая. Время Зверя Индиго и его приспешников еще не настало. К тому моменту, как тени начнут обретать форму и голос, я буду уже по ту сторону стены. Они не доберутся до меня, не успеют.

Так я успокаивала себя, сидя на краю кровати, плотно закрыв глаза и мысленно отсчитывая минуты. Сбиться было нельзя, потому что в кромешной тьме рассмотреть стрелки часов нереально. В боковом кармашке рюкзака лежали свечи, но зажечь их я не рискнула. Свет мог привлечь внимание наблюдателей, дежурящих на вышках.

По моим подсчетам до полуночи оставалось полчаса, когда тишину в доме нарушил плач моего брата. Сначала громкий и надрывный, а потом глухой и словно удаляющийся. Насторожившись, я отвлеклась от счета минут и прислушалась. Возможно, волнение и разыгравшееся воображение сыграли со мной злую шутку, и торопливые шаги на лестнице, скрип входной двери, стон ветра, проникшего в дом, мне только почудились.

Я медленно поднялась, подошла к двери своей спальни и приложила к ней ухо. Все звуки стихли. Ни скрипа, ни шороха, ни плача.

Чего только не привидится с испугу.

Переведя дыхание, я вернулась к подсчету времени, но надолго меня не хватило. Сконцентрироваться не получалось, напряжение усиливалось с каждой секундой, страх давил на плечи и грудь, мысли скакали как оголтелые, сердце бахало так, что в ушах раздавался звон, по спине струился холодный пот. Задыхаясь, я кое-как добралась до окна и совсем чуть-чуть приоткрыла его, чтобы глотнуть свежего воздуха. Но стоило ночным звукам ворваться в спальню, все мое тело оцепенело от ужаса. Между завыванием ветра, уханьем сов, стрекотом цикад и криком птиц я снова услышала приглушенный детский плач, который резко растворился в плеске воды.

Не помня себя, я выбежала из комнаты и понеслась вниз, выскочила во внутренний двор через заднюю дверь. Холодный ветер пробрал меня до костей, голые ступни скользили по мокрой траве. Я падала, поднималась и продолжала бежать. Практически вслепую, не разбирая дороги. Тонкая ночная рубашка пропиталась влагой, меня трясло, изо рта вырывался пар, губы дрожали. Снова поскользнувшись на берегу пруда, я рухнула навзничь, ударившись головой о камень, в ноздри ударил запах мокрой земли и затхлый – застоявшегося ила, сознание накрыло черной пеленой, и меня поглотила бездна, на самом дне которой двумя раскаленными углями горели дьявольские красные глаза. «Тебе не уйти. Смирись и прими нас. Ты принадлежишь нам, Тея. Наша навсегда…» – прошипела тьма, прежде чем сомкнуться над моей головой. А потом…

Потом я проснулась в своей спальне. Часы показывали семь утра, комнату заливал солнечный свет, на сухой и чистой ночной рубашке ни одного грязного пятна, на ступнях и ладонях никаких доказательств того, что пережитый ужас мне не привиделся. Неужели я уснула и увидела кошмар? Как такое возможно?

– Почему ты не пришла, Тея?

Вздрогнув, я узнала голос Тима. Грустный, обреченный, полный отчаянья и безысходности. Повернувшись, я застонала от боли в затылке. Тим лежал рядом и печально смотрел на меня. Перед глазами все поплыло, дыхание сбилось.

Откуда он взялся?

Как попал незамеченным в мою комнату?

Мой взгляд зацепился за веревку, брошенную на подоконнике, и вопросы отпали сами собой. Тим забрался сюда тем же способом, что преодолевал высокую бетонную стену.

Он сошел с ума!

Что теперь будет?

– Тебе нельзя быть здесь. Если тебя обнаружат, случится ужасное, – испуганно прошептала я, пытаясь сесть. Новый спазм вызвал тошноту и головокружение. Инстинктивно дотронувшись до собственного затылка, я нащупала пальцами большую шишку, и меня пронзил панический страх.

Мне ничего не приснилось, осознала я.

Зверь Индиго затуманил мой разум.

Он стал сильнее, потому что сейчас его время. Я этого не учла, готовясь к побегу.

Что… Что же произошло?

Возможно, я воскликнула это вслух, потому что взгляд Тима внезапно потемнел. Он взял мое лицо в ладони и, прижавшись к моему лбу, на какое-то время замер. Я услышала, как громко колотится его сердце, и всем существом ощутила нервную дрожь прильнувшего ко мне тела. Потом он порывисто обнял меня обеими руками, удерживая так крепко, словно боялся, что я исчезну.

– Никто сюда не зайдет, – надсадно прошептал Тим. – Всем сейчас не до тебя, Тея…