Империя ангелов

Мы выдавливаем смешки. Наши щиты немного крепчают. Фредди расходится:

– Или такой. Приходит пациент к врачу и говорит: «Доктор, у меня провалы в памяти». «Давно?» – спрашивает врач. «Что «давно»?»

На счастье, у него всегда при себе запас дорожных шуток. Нам совершенно не до смеха, но эти два анекдота до того неуместны в такой напряженный момент, что даже придают нам уверенности.

В неприятельских рядах на шуточки не размениваются. Игорь гарцует, как всадник Апокалипсиса, по бокам от него скачут колдунья и мастер пыточных дел. Он стреляет в Мэрилин обидным намеком на ее шашни с Кеннеди. Заряд попадает в цель: свет Мэрилин слабеет и гаснет. Теперь она – падший ангел, ее место во вражеском строю, и она уже бомбардирует нас своими зелеными лучами. Она знает наши слабые места и умеет их поражать.

На Фредди обрушиваются картины лагерей уничтожения. Он силится отшутиться, но ему не хватает энергии. Затупляется его любовный меч, размягчается его щит юмора. Вот и он пал, вот и его постигает участь Мэрилин.

Я понимаю, что чувствовали последние защитники форта Аламо, окруженные мексиканцами, Массады, окруженные римлянами, Византии, окруженные турками, Трои, окруженные греками, Верцингеторикс, окруженный войском Юлия Цезаря в Алезии. Подкрепления не будет, кавалерии ждать не приходится, надеяться совершенно не на что.

– Надо держаться, надо держаться… – твердит охрипший Рауль, слабо поблескивая своим щитом юмора.

– У тебя остался в запасе хоть один анекдот?





183. Жак, 26 лет




От падения мне на голову банок с зеленым горошком я теряю сознание. Встаю, качаюсь. Дурацкая ситуация, да еще в самый неподходящий момент. Я храбрюсь, но шишка на затылке, похоже, знатная, на лбу кровь. Бакалейщик ведет меня к себе в подсобку и вызывает неотложку.

– Помогите бедняжке, – требует какая-то покупательница.

– Это я виновата, – сознается Натали Ким.

Я хочу возразить, но сел голос.





184. Кавалерия




Это конец. Меч любви в моей правой руке теперь не полезнее затупившегося складного ножа. Щит юмора в левой уже смахивает на дырявый фартук.

То, что Мэрилин и Фредди оказались среди падших ангелов, сильно меня огорчает. Совсем как в начале нашей эпопеи с танатонавтикой, мы с Раулем остались одни. Мы стоим спиной к спине против тучи блуждающих душ.

Игорь хищно улыбается.

– ТЫ ДА Я ПРОТИВ ГЛУПЦОВ! – трубно провозглашает Рауль.

Наш старый боевой клич придает мне сил. Но надолго ли? Одна из насмешек Мэрилин сбивает меня с ног. Игорь высоко поднимает свой меч ненависти, чтобы нанести мне смертельный удар, от которого я окажусь во вражеском лагере. Я уже качаюсь, как вдруг замечаю вдали слабый, но разгорающийся на глазах свет. Это спешит к нам на выручку Эдмонд Уэллс, с ним десяток ангелов в полной боеготовности, и какие: Хорхе Луис Борхес, Джон Леннон, Стефан Цвейг, Альфред Хичкок, мать Тереза (уже не знающая, что бы выкинуть, чтобы сохранить форму), Льюис Кэрролл, Бастер Китон, Рабле, Кафка, Эрнст Любич.

Они стреляют залпами любви, строчат очередями юмора. Неприкаянные души в беспорядке отступают. Их насмешки больше меня не ранят. Руки теплеют, любовь, истекающая из моей ладони, опять превращается в пламенный меч. Перекрикивая шум сражения, Эдмонд Уэллс напоминает мне максиму из своей «Энциклопедии Относительного и Абсолютного знания»: «Люби своих врагов, хотя бы ради того, чтобы действовать им на нервы». Я пользуюсь ею, чтобы испытать сострадание, даже к Игорю.

Он удивленно застывает.

Дела идут на поправку. Блуждающие души обращены в бегство. Мэрилин Монро и Фредди Мейер сначала колеблются, а потом перебегают к нам.

Эдмонд Уэллс показывает себя производительным пылесосом, затягивающим блуждающие души. Высокий класс! Он то стреляет, то засасывает, то стреляет, то засасывает. Никогда бы не подумал, что мой учитель так хорошо приспособлен к драке. Исход нашего Армагеддона все ближе. Вскоре перед нами остаются считаные призраки, из самых свирепых. Их по-прежнему возглавляет Игорь.

– Тебе со мной не сладить! – кричит мне бывший клиент. – Я накопил столько злости на человечество, что тебе не взять меня своей любовью, Мишель.

– Это мы еще посмотрим.

Я припоминаю ему его прошлую карму. Он был тогда моим другом Феликсом Кербозом, первым танатонавтом, уже тогда конфликтовавшим с мамашей-кукушкой. Память о вечных несчастьях только его подстегивает, он меняет цвет.

– В нем столько ненависти, что любовь его уже не спасет, – вздыхает Рауль.

Но я не опускаю руки.

Среди еще сопротивляющихся нам врагов я узнаю мать Феликса-Игоря. Она недавно умерла от цирроза печени. От лютого гнева на отца Игоря она зависла между двух миров, стала неприкаянной душой. Сейчас или никогда! Я указываю на нее Игорю.

Тот неистово кидается к ней и навязывает безжалостный поединок. Их ненависть взаимна, силы равны. Мы пользуемся удобным моментом, чтобы забросить в рай последние блуждающие души. Завершающий аккорд этого Армагеддона – схватка Игоря и его матери, еще полных злобы, но уже теряющих силы.


– Эти двое воюют друг с другом уже на протяжении тринадцати жизней, – сообщает мне Эдмонд Уэллс.

Победитель никак не определится, поэтому они, утратив силы, вынуждены завязать разговор. Это поток взаимных упреков. Тринадцать жизней неблагодарности и предательства, ударов исподтишка и жажды причинить вред! Долг обоих неподъемен, но беседа – это уже прогресс. Они смотрят друг другу в лицо, говорят уже на равных, а не как взрослая мать и малолетний сын.

Следом за яростью приходит усталость, потом ожидания и, наконец, взаимные извинения.

– Мама!

– Игорек!

Они кидаются друг другу в объятия. Что ж, никогда не надо отчаиваться.

– Теперь дело за тобой, Мишель, – говорит мой наставник. – Все-таки это – одна из твоих подопечных душ.

Я пропускаю мать и сына по своему прозрачному хребту, и они выходят, светясь, из моей макушки, чтобы вместе отправиться в рай.

– Первый из твоих клиентов, готовый к суду, – напоминает мне Эдмонд Уэллс.

– Я должен немедленно поторопиться на помощь Игорю?

– Нет, у тебя есть время. Сначала ему придется пересечь Семь Небес и задержаться в Чистилище. А тебя ждут более срочные дела. Поспеши, Мишель, двое твоих клиентов, остающиеся в земном воплощении, не дадут тебе соскучиться.





185. Энциклопедия




СГОВОР ОСТОЛОПОВ. В 1969 г. Джон Кеннеди Тул написал роман «Сговор остолопов». На это название его натолкнули слова Джонатана Свифта: «Когда в этом низменном мире появляется настоящий гений, его можно узнать по верному признаку: против него объединяются все дураки».

Свифт не подозревал, насколько был прав.

Тул долго и безуспешно искал для своего произведения издателя и в 32 года, отчаявшись, наложил на себя руки. Его мать нашла тело сына, в ногах которого лежала рукопись. Прочтя ее, она решила, что с сыном обошлись несправедливо.

Она отправляется к одному из издателей и берет его измором: перегораживает своим пышным телом дверь, непрестанно поглощает сандвичи и заставляет хозяина кабинета с трудом через нее перешагивать. Он надеется, что это ненадолго, но миссис Тул проявляет стойкость. Издатель уступает ее упорству и соглашается прочесть рукопись, предупредив, что не напечатает ее, если сочтет негодной.

Но текст оказывается отменным, книга выходит. «Сговор остолопов» завоевывает Пулитцеровскую премию.

На этом история не заканчивается. Через год издатель публикует еще один роман Джона Кеннеди Тула – «Неоновая Библия», по которому снимают фильм. В следующем году выходит третий роман.

Трудно не задаться вопросом, каким образом человек, умерший от досады на то, что никто не соглашался напечатать его единственный роман, умудрялся творить из могилы. А дело в том, что издатель, замученный совестью из-за того, что не оценил Джона Кеннеди Тула по достоинству при жизни, порылся в ящиках его письменного стола и взялся напечатать все, что там нашел, включая рассказы и даже школьные сочинения.

Эдмонд Уэллс,

Энциклопедия Относительного и Абсолютного Знания, том IV.





186. Мгновение




Давно пора возвращаться в рай.

Жак, мой Жак только что познакомился с Натали Ким! Чистое совпадение. Случайности происходят не только по высшей воле, бывают и независимые случайности, вызванные перипетиями жизни.

Мы с Раулем, держа в руках наши сферы, спешим устроиться друг напротив друга и наблюдаем за развитием событий. Зажигаются наши сферические экраны.

– Ох уж эти люди! – ворчит Рауль. – Больше всего меня удручает их манера создавать пары. Мужчины и женщины торопятся сделать это, еще не зная, кто они такие на самом деле. Часто их толкает на это страх одиночества. Молодежь, вступающая в брак двадцатилетними, – это как строящиеся дома, которые, достигнув первого этажа, решают расти вместе, уверенные, что ритм всегда будет одинаковым. Достигнут крыши, перекинут мостики. Вот только успех приходит крайне редко. Потому-то разводов все больше. На каждом этапе развития сознания возникает потребность в новом партнере. Собственно, для пары нужны четверо: мужчина плюс его женская половинка, женщина плюс ее мужская половинка. Два полноценных существа уже не ищут в других того, чего недостает им самим. Тогда они могут соединяться, не фантазируя об идеальной женщине и идеальном мужчине: они нашли их в самих себе, – формулирует мой товарищ по небесному одиночеству.

– Мнишь себя Эдмондом Уэллсом? – усмехаюсь я и предостерегаю: – Сначала короткие формулы, а там, глядишь, и до энциклопедий дойдет.

Он спесиво надувается и притворяется, будто не слышал моего предупреждения.

– Что там у тебя творится?

– Болтают, спорят.

– Как Жак?