Имя ветра
Часть 64 из 154 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А рубашку я сегодня снял потому, что рубашек у меня всего две. А у меня уже очень давно не было целых двух рубашек.
– Ну а налрут? – осведомился он.
Я вздохнул:
– Я тут чужой, сэр. Я намного моложе остальных, и многие думают, будто мне тут не место. Многих огорчило, что меня так быстро приняли в арканум. И я еще ухитрился не поладить с магистром Хемме. И все эти студенты, и Хемме, и его друзья – все они следят за мной и только и ждут, чтобы я проявил слабость.
Я перевел дух.
– Налрут я принял, потому что не хотел свалиться в обморок. Мне надо было дать им понять, что они не могут причинить мне боль. Я давно знаю, что лучший способ обеспечить себе безопасность – заставить своих врагов считать, что они не могут причинить тебе боль.
Говорить это вот так, в лоб, было грубо, но это была правда. И я с вызовом посмотрел на него.
Последовала длительная пауза. Арвил смотрел на меня, слегка щуря глаза под очками, словно пытался разглядеть что-то внутри меня. Он снова потер пальцем верхнюю губу, и медленно заговорил.
– Пожалуй, будь я постарше, – сказал он так тихо, будто разговаривал сам с собой, – я бы сказал, что вы несете чушь. Наши студенты – взрослые люди, не какие-нибудь задиристые мальчишки.
Он снова помолчал, рассеянно потирая губу. Потом глаза под очками сощурились, и он улыбнулся мне:
– Но я еще не настолько стар! Хм. Да уж. Мне до этого еще жить и жить. Всякий, кто думает, что дети милы и невинны, сам никогда не был ребенком либо все позабыл. А всякий, кто думает, что люди не бывают жестоки и безжалостны, видно, не так уж часто выходит из дому. И точно никогда не работал лекарем. Мы сталкиваемся с последствиями жестокости куда чаще прочих.
Прежде чем я успел ответить, он сказал:
– Закройте-ка рот, э-лир Квоут, иначе я буду вынужден влить в него какое-нибудь гадкое общеукрепляющее. Ага, вот и они!
Последнее было обращено к двум вошедшим студентам. Один был тот самый помощник, что проводил меня сюда, а вторая, как ни странно, молодая женщина.
– А, ре-лар Мола! – обрадовался Арвил. Все следы нашего серьезного разговора с его лица как ветром сдуло. – Итак, вы уже слышали, что у вашего пациента две ровные и чистые резаные раны. Что вы захватили, чтобы ему помочь?
– Кипяченые бинты, кривую иглу, шовный материал, спирт и йод, – четко перечислила она. У нее были зеленые глаза, ярко выделявшиеся на бледном лице.
– Как? – осведомился Арвил. – А симпатический воск?
– Я его не взяла, магистр Арвил, – ответила она, слегка побледнев от его тона.
– Почему же?
Она замялась.
– Потому что он мне не потребуется.
Арвил, похоже, смягчился.
– Правильно! Разумеется, не потребуется. Очень хорошо. Вы помыли руки перед приходом?
Мола кивнула. Ее короткие светлые волосы подпрыгнули от этого движения.
– Тогда вы зря потратили время и силы! – сурово сказал Арвил. – Вы только подумайте, сколько возбудителей заразы вы успели нахватать, пока шли по коридору! Мойтесь заново, и приступим.
Она принялась деловито и тщательно мыть руки в стоящем рядом тазике. Арвил помог мне улечься ничком на стол.
– Заморозку делали? – осведомилась она. Лица ее мне было не видно, но в голосе слышалось сомнение.
– Обезболивание, – поправил ее Арвил. – Вы внимательны к деталям, Мола! Нет, не делали. А как бы вы поступили, если бы э-лир Квоут заверил вас, что он в этом и не нуждается? Он утверждает, будто его самообладание тверже рамстонской стали и что он даже не вздрогнет, когда вы станете его зашивать.
Арвил говорил серьезным тоном, однако же я слышал прячущуюся под этим насмешливую нотку.
Мола посмотрела на меня, потом снова на Арвила.
– Я бы ему сказала, чтоб не дурил, – ответила она, немного помолчав.
– Ну а если бы он настаивал на том, что заморозка ему не требуется?
Мола помолчала подольше:
– Ну, крови, кажется, немного, так что я бы взялась шить. Кроме того, я дала бы ему понять, что, если он станет слишком сильно дергаться, я привяжу его к столу и стану обращаться с ним так, как сочту нужным для его собственного блага.
– Хм! – Арвил, похоже, был несколько удивлен ответом. – Ага. Очень хорошо. Ну-с, Квоут, вы по-прежнему настаиваете на том, чтобы отказаться от обезболивания?
– Да, сэр, – вежливо ответил я. – Мне это не требуется, спасибо.
– Хорошо, – сказала Мола, как бы опуская руки. – Для начала очистим и простерилизуем рану…
Спирт сильно щипался, но это и было самое неприятное. Я изо всех сил старался расслабиться, пока Мола проговаривала все, что делает. Арвил то и дело высказывал какие-нибудь комментарии и советы. Я старался думать о посторонних вещах и не дергаться от уколов иглы, притупленных налрутом.
Управилась она быстро и принялась перевязывать меня с необычайной ловкостью и проворством. Когда она меня усадила и принялась бинтовать грудь, я спросил себя, неужели все студенты Арвила так хорошо обучены.
Она завязывала последние узлы, когда я смутно почувствовал легкое, как перышко, прикосновение к плечу, почти неощутимое сквозь налрутное онемение.
– Красивая у него кожа, – задумчиво сказала она, видимо, обращаясь к Арвилу.
– Ре-лар! – сурово сказал Арвил. – Подобные замечания – это непрофессионализм! Не ожидал от вас такого легкомыслия.
– Я имела в виду, как будет выглядеть шрам, который у него образуется! – ядовито ответила Мола. – Я предполагаю, что останется просто бледная линия, при условии, что он сумеет не допустить того, чтобы рана разошлась.
– Хм… – сказал Арвил. – Да, само собой. Ну и каким же образом ему этого избежать?
Мола встала напротив меня.
– Избегай вот таких движений, – она вытянула руки перед собой, – и таких тоже, – она подняла их над головой. – Старайся вообще не делать резких движений: не бегать, не прыгать, не лазать. Повязку можно будет снять через два дня. Старайся ее не мочить.
Она перевела взгляд на Арвила.
Он кивнул.
– Отлично, ре-лар. Можете идти.
Он посмотрел на парня помоложе, который молча наблюдал за всей процедурой:
– И вы, Гери, тоже можете идти. Если кто спросит, я буду у себя в кабинете. Спасибо.
И вскоре мы с Арвилом снова остались одни. Он стоял неподвижно, прикрыв рот ладонью, пока я осторожно натягивал рубашку. Наконец он, похоже, принял решение.
– Э-лир Квоут, не желаете ли вы учиться у меня в медике?
– Еще как желаю, магистр Арвил! – искренне ответил я.
Он кивнул себе самому, не отнимая ладони от губ.
– Ну, тогда возвращайтесь через четыре дня. Если вам хватит ума не порвать швы, я вас возьму!
Глаза у него лукаво сверкнули.
Глава 43
Путь в полутьме
Окрыленный стимулирующим действием налрута и почти не испытывая боли, я отправился в архивы. Раз я теперь член арканума, я могу беспрепятственно исследовать хранение – а это именно то, чего мне хотелось всю жизнь.
Более того, если не просить помощи у скрибов, в журнале архивов никаких записей не останется. А значит, я могу заниматься чандрианами и амир сколько душе угодно, и никто, даже Лоррен, никогда не узнает о моих «ребяческих» интересах!
Войдя в озаренное красноватым светом помещение архивов, я обнаружил, что за столом у входа сидят Амброз с Фелой. Вот уж, что называется, противоречивые обстоятельства!
Амброз подался к ней, что-то говоря вполголоса. У Фелы был отчетливо неловкий вид женщины, которая понимает, что вежливый отказ тут не сработает. Одну руку Амброз держал у нее на коленке, второй рукой обнял спинку стула, на котором она сидела, и положил ладонь ей на плечо. Он рассчитывал, что это сойдет за нежность и ласку, однако Фела была напряжена, как вспугнутая лань. На самом деле он попросту удерживал ее на месте, как собаку за шкирку, чтоб не сбежала.
Услышав стук двери, захлопнувшейся у меня за спиной, Фела подняла глаза, встретилась со мной взглядом и тотчас отвернулась, стыдясь неловкого положения, в котором ее застали. Можно подумать, она сама виновата! Я слишком часто наблюдал такую картину на тарбеанских улицах. И в душе у меня вспыхнул застарелый гнев.
Я подошел к столу, топая куда громче, чем требовалось. На другом конце стола лежало перо, стояла чернильница и валялся листок бумаги, на три четверти исписанный и исчерканный. Судя по всему, Амброз опять писал стихи.
Я подошел к столу и остановился. Фела старалась смотреть куда угодно, только не на меня и не на Амброза. Она ерзала на стуле, ей было не по себе, но она явно не хотела устраивать скандала. Я многозначительно кашлянул.
Амброз оглянулся через плечо и насупил брови.
– А, э-лир! У тебя нет чувства такта. Приходи попозже.
И снова отвернулся, давая мне понять, чтоб я убирался.
Я фыркнул, перегнулся через стол и вытянул шею, чтобы заглянуть в брошенный листок бумаги.
– Это у меня-то нет чувства такта? Помилуй, это у тебя тринадцать слогов в строке! – Я потыкал пальцем в бумажку. – И на ямб это тоже не тянет. По-моему, это вообще не тянет на стихотворный размер.
Он снова обернулся ко мне с раздраженным видом:
– Ну а налрут? – осведомился он.
Я вздохнул:
– Я тут чужой, сэр. Я намного моложе остальных, и многие думают, будто мне тут не место. Многих огорчило, что меня так быстро приняли в арканум. И я еще ухитрился не поладить с магистром Хемме. И все эти студенты, и Хемме, и его друзья – все они следят за мной и только и ждут, чтобы я проявил слабость.
Я перевел дух.
– Налрут я принял, потому что не хотел свалиться в обморок. Мне надо было дать им понять, что они не могут причинить мне боль. Я давно знаю, что лучший способ обеспечить себе безопасность – заставить своих врагов считать, что они не могут причинить тебе боль.
Говорить это вот так, в лоб, было грубо, но это была правда. И я с вызовом посмотрел на него.
Последовала длительная пауза. Арвил смотрел на меня, слегка щуря глаза под очками, словно пытался разглядеть что-то внутри меня. Он снова потер пальцем верхнюю губу, и медленно заговорил.
– Пожалуй, будь я постарше, – сказал он так тихо, будто разговаривал сам с собой, – я бы сказал, что вы несете чушь. Наши студенты – взрослые люди, не какие-нибудь задиристые мальчишки.
Он снова помолчал, рассеянно потирая губу. Потом глаза под очками сощурились, и он улыбнулся мне:
– Но я еще не настолько стар! Хм. Да уж. Мне до этого еще жить и жить. Всякий, кто думает, что дети милы и невинны, сам никогда не был ребенком либо все позабыл. А всякий, кто думает, что люди не бывают жестоки и безжалостны, видно, не так уж часто выходит из дому. И точно никогда не работал лекарем. Мы сталкиваемся с последствиями жестокости куда чаще прочих.
Прежде чем я успел ответить, он сказал:
– Закройте-ка рот, э-лир Квоут, иначе я буду вынужден влить в него какое-нибудь гадкое общеукрепляющее. Ага, вот и они!
Последнее было обращено к двум вошедшим студентам. Один был тот самый помощник, что проводил меня сюда, а вторая, как ни странно, молодая женщина.
– А, ре-лар Мола! – обрадовался Арвил. Все следы нашего серьезного разговора с его лица как ветром сдуло. – Итак, вы уже слышали, что у вашего пациента две ровные и чистые резаные раны. Что вы захватили, чтобы ему помочь?
– Кипяченые бинты, кривую иглу, шовный материал, спирт и йод, – четко перечислила она. У нее были зеленые глаза, ярко выделявшиеся на бледном лице.
– Как? – осведомился Арвил. – А симпатический воск?
– Я его не взяла, магистр Арвил, – ответила она, слегка побледнев от его тона.
– Почему же?
Она замялась.
– Потому что он мне не потребуется.
Арвил, похоже, смягчился.
– Правильно! Разумеется, не потребуется. Очень хорошо. Вы помыли руки перед приходом?
Мола кивнула. Ее короткие светлые волосы подпрыгнули от этого движения.
– Тогда вы зря потратили время и силы! – сурово сказал Арвил. – Вы только подумайте, сколько возбудителей заразы вы успели нахватать, пока шли по коридору! Мойтесь заново, и приступим.
Она принялась деловито и тщательно мыть руки в стоящем рядом тазике. Арвил помог мне улечься ничком на стол.
– Заморозку делали? – осведомилась она. Лица ее мне было не видно, но в голосе слышалось сомнение.
– Обезболивание, – поправил ее Арвил. – Вы внимательны к деталям, Мола! Нет, не делали. А как бы вы поступили, если бы э-лир Квоут заверил вас, что он в этом и не нуждается? Он утверждает, будто его самообладание тверже рамстонской стали и что он даже не вздрогнет, когда вы станете его зашивать.
Арвил говорил серьезным тоном, однако же я слышал прячущуюся под этим насмешливую нотку.
Мола посмотрела на меня, потом снова на Арвила.
– Я бы ему сказала, чтоб не дурил, – ответила она, немного помолчав.
– Ну а если бы он настаивал на том, что заморозка ему не требуется?
Мола помолчала подольше:
– Ну, крови, кажется, немного, так что я бы взялась шить. Кроме того, я дала бы ему понять, что, если он станет слишком сильно дергаться, я привяжу его к столу и стану обращаться с ним так, как сочту нужным для его собственного блага.
– Хм! – Арвил, похоже, был несколько удивлен ответом. – Ага. Очень хорошо. Ну-с, Квоут, вы по-прежнему настаиваете на том, чтобы отказаться от обезболивания?
– Да, сэр, – вежливо ответил я. – Мне это не требуется, спасибо.
– Хорошо, – сказала Мола, как бы опуская руки. – Для начала очистим и простерилизуем рану…
Спирт сильно щипался, но это и было самое неприятное. Я изо всех сил старался расслабиться, пока Мола проговаривала все, что делает. Арвил то и дело высказывал какие-нибудь комментарии и советы. Я старался думать о посторонних вещах и не дергаться от уколов иглы, притупленных налрутом.
Управилась она быстро и принялась перевязывать меня с необычайной ловкостью и проворством. Когда она меня усадила и принялась бинтовать грудь, я спросил себя, неужели все студенты Арвила так хорошо обучены.
Она завязывала последние узлы, когда я смутно почувствовал легкое, как перышко, прикосновение к плечу, почти неощутимое сквозь налрутное онемение.
– Красивая у него кожа, – задумчиво сказала она, видимо, обращаясь к Арвилу.
– Ре-лар! – сурово сказал Арвил. – Подобные замечания – это непрофессионализм! Не ожидал от вас такого легкомыслия.
– Я имела в виду, как будет выглядеть шрам, который у него образуется! – ядовито ответила Мола. – Я предполагаю, что останется просто бледная линия, при условии, что он сумеет не допустить того, чтобы рана разошлась.
– Хм… – сказал Арвил. – Да, само собой. Ну и каким же образом ему этого избежать?
Мола встала напротив меня.
– Избегай вот таких движений, – она вытянула руки перед собой, – и таких тоже, – она подняла их над головой. – Старайся вообще не делать резких движений: не бегать, не прыгать, не лазать. Повязку можно будет снять через два дня. Старайся ее не мочить.
Она перевела взгляд на Арвила.
Он кивнул.
– Отлично, ре-лар. Можете идти.
Он посмотрел на парня помоложе, который молча наблюдал за всей процедурой:
– И вы, Гери, тоже можете идти. Если кто спросит, я буду у себя в кабинете. Спасибо.
И вскоре мы с Арвилом снова остались одни. Он стоял неподвижно, прикрыв рот ладонью, пока я осторожно натягивал рубашку. Наконец он, похоже, принял решение.
– Э-лир Квоут, не желаете ли вы учиться у меня в медике?
– Еще как желаю, магистр Арвил! – искренне ответил я.
Он кивнул себе самому, не отнимая ладони от губ.
– Ну, тогда возвращайтесь через четыре дня. Если вам хватит ума не порвать швы, я вас возьму!
Глаза у него лукаво сверкнули.
Глава 43
Путь в полутьме
Окрыленный стимулирующим действием налрута и почти не испытывая боли, я отправился в архивы. Раз я теперь член арканума, я могу беспрепятственно исследовать хранение – а это именно то, чего мне хотелось всю жизнь.
Более того, если не просить помощи у скрибов, в журнале архивов никаких записей не останется. А значит, я могу заниматься чандрианами и амир сколько душе угодно, и никто, даже Лоррен, никогда не узнает о моих «ребяческих» интересах!
Войдя в озаренное красноватым светом помещение архивов, я обнаружил, что за столом у входа сидят Амброз с Фелой. Вот уж, что называется, противоречивые обстоятельства!
Амброз подался к ней, что-то говоря вполголоса. У Фелы был отчетливо неловкий вид женщины, которая понимает, что вежливый отказ тут не сработает. Одну руку Амброз держал у нее на коленке, второй рукой обнял спинку стула, на котором она сидела, и положил ладонь ей на плечо. Он рассчитывал, что это сойдет за нежность и ласку, однако Фела была напряжена, как вспугнутая лань. На самом деле он попросту удерживал ее на месте, как собаку за шкирку, чтоб не сбежала.
Услышав стук двери, захлопнувшейся у меня за спиной, Фела подняла глаза, встретилась со мной взглядом и тотчас отвернулась, стыдясь неловкого положения, в котором ее застали. Можно подумать, она сама виновата! Я слишком часто наблюдал такую картину на тарбеанских улицах. И в душе у меня вспыхнул застарелый гнев.
Я подошел к столу, топая куда громче, чем требовалось. На другом конце стола лежало перо, стояла чернильница и валялся листок бумаги, на три четверти исписанный и исчерканный. Судя по всему, Амброз опять писал стихи.
Я подошел к столу и остановился. Фела старалась смотреть куда угодно, только не на меня и не на Амброза. Она ерзала на стуле, ей было не по себе, но она явно не хотела устраивать скандала. Я многозначительно кашлянул.
Амброз оглянулся через плечо и насупил брови.
– А, э-лир! У тебя нет чувства такта. Приходи попозже.
И снова отвернулся, давая мне понять, чтоб я убирался.
Я фыркнул, перегнулся через стол и вытянул шею, чтобы заглянуть в брошенный листок бумаги.
– Это у меня-то нет чувства такта? Помилуй, это у тебя тринадцать слогов в строке! – Я потыкал пальцем в бумажку. – И на ямб это тоже не тянет. По-моему, это вообще не тянет на стихотворный размер.
Он снова обернулся ко мне с раздраженным видом: