Имя ветра

– Помалкивал бы, э-лир! Я приду к тебе учиться писать стихи не раньше, чем…

– …Чем у тебя появится пара часов свободного времени? – перебил я. – Два часа, никак не меньше, и это только для начала. «Так же смиренный дрозд, где север, знает»? Ну, то есть я даже не знаю, как к этому приступиться. Это же практически пародия на себя самое!

– Да что ты можешь знать о поэзии! – бросил Амброз, не давая себе труда обернуться.

– Ну, уж хромающий стих-то я узнаю, когда увижу, – сказал я. – Но этот стих даже и не хромает. В хромоте хоть какой-то ритм есть. А этот просто с лестницы кубарем летит. И лестница эта – кривая. А внизу – помойная яма.

– Это растянутый ритм! – возразил он сухо и оскорбленно. – А впрочем, где тебе понять!

– «Растянутый»? – переспросил я с недоверчивым смешком. – Знаешь что, если бы я увидел лошадь, у которой нога так «растянута», я бы ее прирезал из сострадания и сжег ее жалкий труп, чтобы уличные собаки не наелись и не потравились.

Амброз наконец развернулся ко мне лицом. Для этого ему пришлось убрать правую руку с Фелиного колена. Я наполовину победил – однако же вторая его рука по-прежнему лежала у нее на плече, удерживая девушку на месте показной лаской.

– Я предполагал, что ты зайдешь сегодня, – сказал он с натянутой беспечностью. – Так что я уже проверил по книге. Тебя в списках пока что нет. Так что придется тебе ограничиться читальней либо зайти попозже, когда в книги внесут изменения.

– Ты только не обижайся, но не мог бы ты проверить еще раз? Я не уверен, что могу верить на слово человеку, который рифмует «знает» и «злая». Неудивительно, что тебе приходится удерживать женщин силой, чтобы заставить их это выслушивать!

Амброз напрягся, и его рука соскользнула со спинки стула. Лицо его источало чистый яд.

– Когда ты станешь чуть постарше, э-лир, и узнаешь, чем мужчина и женщина могут быть заняты наедине…

– Угу, в уютном уединении, на входе в архивы! – я развел руками. – Тело Господне, тут же не бордель какой-нибудь! И кстати, на случай, если ты не заметил, она студентка, а не какая-нибудь шалава, которой ты заплатил за потрахаться. Если уж навязываешь женщине свое общество силой, имей совесть, делай это где-нибудь в подворотне. Тогда ей по крайней мере не будет стыдно позвать на помощь.

Амброз вспыхнул и не сразу нашелся, что ответить.

– Да ты просто ничего не понимаешь в женщинах!

– Вот видишь, как много между нами общего? – невозмутимо ответил я. – На самом деле, именно за этим я сюда и явился. Хотел узнать об этом побольше. Найти пару книг на эту тему. – Я резко стукнул двумя пальцами об обложку конторской книги. – Так что отыщи мое имя и пропусти меня!

Амброз перелистал книгу, нашел нужную страницу и развернул книгу в мою сторону:

– Пожалуйста! Если найдешь свое имя в этом списке – добро пожаловать, можешь пользоваться хранением сколько влезет. – Он скупо улыбнулся.

– А если не найдешь, будь любезен, приходи этак через оборот-другой. К тому времени мы успеем обновить списки.

– Я попросил магистров прислать записку, просто на случай, если вдруг возникнут сомнения, что я принят в арканум, – сказал я и задрал рубаху выше головы, развернувшись, чтобы продемонстрировать Амброзу перебинтованную спину. – Тебе так видно или мне поближе подойти?

Амброз многозначительно промолчал, поэтому я опустил рубаху и обернулся к Феле, не глядя в его сторону.

– Госпожа скриб, – сказал я ей с поклоном – еле заметным поклоном, поклониться ниже спина мне не позволяла, – не будете ли вы так добры помочь мне отыскать книгу о женщинах? А то мне старший товарищ посоветовал заняться изучением этой сложной темы.

Фела слабо улыбнулась и чуть-чуть успокоилась. А то она так и застыла в неудобной позе, даже после того как Амброз убрал руку. Я заподозрил, что она достаточно хорошо осведомлена о темпераменте Амброза и знает, что, если она просто удерет, поставив его в неловкое положение, он с ней за это потом расквитается.

– Даже не знаю, есть ли у нас что-то подходящее!

– Меня вполне устроит что-нибудь для начинающих! – улыбнулся я. – Мне известно из надежных источников, что я просто ничего в них не понимаю, так что мне подойдет что угодно.

– Тебе с картинками? – прошипел Амброз.

– Ну, если наше исследование опустится до этого уровня, я обращусь к тебе, – ответил я, не глядя в его сторону. И снова улыбнулся Феле.

– Может быть, мне нужен бестиарий, – мягко сказал я. – Мне говорили, что они совершенно особенные создания, совсем не такие, как мужчины!

Фела широко улыбнулась и даже хихикнула:

– Ну, идемте, поищем вместе.

Амброз сердито зыркнул в ее сторону.

Фела успокаивающе махнула рукой.

– Амброз, ну все же знают, что его приняли в арканум! – сказала она. – Что случится плохого, если его впустить?

Амброз смотрел на нее исподлобья.

– Иди-ка ты в читальню, потаскай там книжки, как хорошая девочка, – холодно сказал он. – А тут я и один управлюсь.

Фела скованно встала из-за стола, взяла книгу, которую пыталась читать, и направилась в читальню. Когда она отворила дверь, она мельком бросила в мою сторону благодарный взгляд, исполненный облегчения. По крайней мере мне хотелось бы так думать. Но, возможно, это все мое воображение.

Когда дверь за нею захлопнулась, в комнате как будто сделалось темнее. И это не поэтическая метафора. Свет как будто и в самом деле потускнел. Я окинул взглядом симпатические лампы на стенах, гадая, что случилось.

Однако в следующую секунду я почувствовал, как по спине у меня медленно расползается жжение, и понял, в чем дело. Налрут выветрился.


У всех мощных обезболивающих имеются серьезные побочные эффекты. Тенназин временами вызывает бред или обморок. Лациллиум ядовит. Офалум вызывает сильное привыкание. Мхенка, пожалуй, самое сильное средство, но ее недаром зовут «чертовым корнем».

Налрут уступает им в действенности, зато он куда безопаснее. Он дает легкое обезболивание, придает сил и действует как сосудосуживающее, вот почему из меня после порки не хлестала кровь, как из резаной свиньи. А главное, у него нет серьезных побочных эффектов. Однако же все имеет свою цену. Когда действие налрута заканчивается, ты остаешься совершенно изможденным, физически и душевно.

И все равно, ведь я пришел сюда, чтобы попасть в хранение! Я был теперь членом арканума и не собирался уходить, пока меня не пустят в архивы. Я с решительным видом обернулся к столу.

Амброз смерил меня долгим, расчетливым взглядом и испустил тяжкий вздох.

– Ну ладно, – сказал он. – Давай договоримся: ты молчишь о том, что видел здесь сегодня, а я, так и быть, пойду против правил и впущу тебя, хоть тебя и не внесли официально в книги. – Он, похоже, слегка нервничал. – Ну как, идет?

Он говорил, а я буквально чувствовал, как развеивается стимулирующий эффект налрута. Тело сделалось тяжелым и усталым, мысли стали медлительными, будто вязли в густом сиропе. Я поднял руки, чтобы потереть лицо, и поморщился: от этого движения швы на спине натянулись.

– Идет, – хрипло ответил я.

Амброз открыл одну из конторских книг и вздохнул, перелистывая страницы.

– Поскольку ты первый раз входишь в сами архивы, тебе надо внести плату за вход в хранение.

Во рту почему-то появился вкус лимона. О таком побочном эффекте Бен не упоминал… Это меня отвлекло, и я не сразу сообразил, что Амброз смотрит на меня выжидающе.

– Чего?

Он посмотрел на меня странно:

– Плату за вход в хранение!

– А в тот раз с меня никакой платы не брали, – сказал я. – Когда я в читальню ходил.

Амброз посмотрел на меня как на придурка:

– Так ведь это же плата за вход в хранение! – Он снова заглянул в конторскую книгу. – Обычно ее выплачивают в дополнение к плате за первую четверть после принятия в арканум. Но, поскольку ты нас всех обскакал, тебе придется внести ее прямо сейчас.

– А сколько это? – спросил я и полез за кошельком.

– Один талант, – сказал он. – И заплатить надо прежде, чем ты туда войдешь. Правила есть правила.

После того как я уплатил за место в «конюшнях» один талант – это были практически все деньги, что у меня остались. А я остро сознавал, что мне придется еще откладывать, чтобы уплатить за следующую четверть. Ведь как только я не смогу заплатить, мне придется уйти из университета!

Тем не менее это была небольшая цена за то, о чем я мечтал большую часть жизни. Я достал из кошелька один талант и отдал Амброзу.

– Расписываться надо?

– Нет, тут никаких особых формальностей нет, – сказал Амброз, открыл ящик и достал небольшой металлический диск. Одурманенный побочными эффектами налрута, я не сразу признал в этом диске ручную симпатическую лампу.

– В хранении освещения нет, – буднично сообщил Амброз. – Оно слишком огромное, и со временем это начало бы дурно сказываться на книгах. Ручная лампа стоит полтора таланта.

Я замялся.

Амброз кивнул и как будто призадумался.

– Да, многие оказываются на мели во время первой четверти. – Он полез в нижний ящик и принялся там рыться. – Но ручная лампа стоит полтора таланта, ничего не могу поделать! – Он достал четырехдюймовую восковую свечку. – А вот свечи всего по полпенни!

Полпенни за свечку – это была весьма приемлемая цена. Я достал пенни.

– Давай две!

– Последняя осталась! – поспешно сказал Амброз. Он нервно огляделся по сторонам и сунул свечку мне в руку. – Знаешь что? Бери даром! – Он улыбнулся. – Только никому ни слова! Пусть это будет наш маленький секрет.

Я взял свечку, изрядно удивленный. Видно, напугал я его своей пустой угрозой! Ну или этот хамоватый, надменный дворянский сынок на самом деле не такой ублюдок, каким кажется…



Амброз торопливо провел меня в хранение, не дав даже времени зажечь свечку. Когда дверь у меня за спиной захлопнулась, сделалось темно, как в мешке, – только сквозь щели вокруг двери у меня за спиной сочился слабый красноватый отсвет симпатических ламп.

Спичек у меня при себе не было, пришлось прибегнуть к симпатии. В другое время я бы управился в мгновение ока, однако мой разум был одурманен налрутом, и мне было трудно сосредоточиться. Я стиснул зубы, утвердил свой алар и через несколько секунд почувствовал, как меня пробирает холод, – я извлек из своего тела достаточно теплоты, чтобы затеплить фитилек свечи.

Книги!

Окон, впускающих дневной свет, тут не было, и в хранении царила непроглядная тьма, рассеиваемая лишь слабым светом моей свечи. И во тьму уходили ряды и ряды книжных полок. Столько книг, что и за целый день не проглядишь! Столько книг, что и за всю жизнь не перечитаешь!

Воздух был прохладен и сух. Пахло старой кожей, пергаментом и забытыми тайнами. Я мимоходом удивился, как это им удается поддерживать воздух таким свежим в здании без окон.

Прикрывая свечу ладонью, я пробирался в полутьме вдоль полок, наслаждаясь этим моментом, вбирая в себя всю эту обстановку. Пламя свечи металось из стороны в сторону, и на потолке бешено плясали тени.

Налрут к этому времени выветрился окончательно. Спина отзывалась пульсирующей болью, мысли были свинцовые, как будто у меня жар или меня сильно ударили по затылку. Я понимал, что долго читать не смогу, но все равно не мог заставить себя уйти так сразу. После всего что я пережил, чтобы сюда попасть…