Имя ветра

На следующее утро я проснулся рано, умылся и позавтракал в столовке. А потом, поскольку до полуденной порки делать мне было нечего, принялся бесцельно слоняться по университету. Я заходил в аптеки и винные лавки, любовался ухоженными лужайками и садиками.

В конце концов, я присел на каменную скамью в просторном дворе. Я слишком нервничал, чтобы взяться за что-нибудь толковое, и поэтому просто сидел и радовался солнышку, глядя, как ветер гоняет по мостовой какие-то обрывки бумаги.

Вскоре появился Вилем. Он без приглашения уселся рядом со мной. Из-за черных волос и глаз, свойственных сильдийцам, он выглядел старше меня или Симмона, однако в нем по-прежнему чувствовалась неуклюжесть мальчишки, еще не привыкшего к тому, что он вырос в мужчину.

– Переживаешь? – спросил он с характерной сиарской картавостью.

– Вообще-то стараюсь об этом не думать, – ответил я.

Вилем хмыкнул. Мы оба помолчали с минуту, глазея на проходящих мимо студентов. Некоторые прерывали разговор, чтобы указать на меня.

Это внимание скоро мне надоело.

– Ты сейчас что делаешь?

– Сижу, – коротко ответил Вилем. – Дышу.

– Умница. Понятно, за что тебя в арканум приняли. Ты не очень занят в течение ближайшего часа?

Он пожал плечами и вопросительно посмотрел на меня.

– Не покажешь, где тут магистр Арвил работает? Он мне велел зайти после… ну, после всего.

– Да, конечно, – сказал Вилем, указывая на один из выходов из двора. – Медика по ту сторону архивов.

Мы обошли безоконную махину архивов. Вилем указал пальцем:

– Вот она, медика.

Это было большое здание странной формы. Оно выглядело как более высокая и упорядоченная разновидность главного здания.

– Надо же, она больше, чем я думал, – задумчиво заметил я. – И все это только для преподавания медицины?

Вилем покачал головой.

– Они зарабатывают лечением больных. И здесь никому не отказывают в помощи, даже если он не может уплатить.

– Что, правда? – я снова посмотрел на медику, вспомнив магистра Арвила. – Удивительное дело…

– Заранее платить не нужно, – уточнил он. – А вот когда поправишься, – он сделал паузу, я понял, что подразумевается «если поправишься», – тогда надо расплатиться. Если у тебя нет денег, можно отработать, пока ты не…

Он запнулся.

– Как будет «шейем»? – спросил он, подняв руки ладонями кверху, и покачав ими вверх-вниз, точно это были чаши весов.

– «Взвесишь»? – предположил я.

Он покачал головой:

– Да нет. «Шейем»! – с нажимом повторил он, и остановил руки на одном уровне.

– А-а! – я повторил жест. – «Сравняешь»!

Он кивнул.

– Пока не сравняешь свои счеты с медикой. Мало кто уходит, не расплатившись.

Я мрачно хохотнул:

– Ну еще бы! Что толку сбегать от арканиста, у которого осталась пара капель твоей крови?

В конце концов мы пришли в другой двор. В центре двора возвышался столб, под столбом стояла каменная скамья. Мне не было нужды гадать, кого привяжут к этой скамье час спустя. По двору бродила добрая сотня студентов, создавая странное ощущение какого-то праздника.

– Обычно народу куда меньше, – виновато заметил Вилем. – Но сегодня некоторые магистры отменили занятия…

– Небось, Хемме с Брандером?

Вилем кивнул:

– Хемме человек злопамятный. – Он помолчал, давая понять, что это еще мягко сказано. – Он сюда явится со всей своей кликой.


Последнее слово он произнес несколько неуверенно.

– Это же так называется? «Клика», да?

Я кивнул, и вид у Вилема сделался несколько самодовольный. Но тут он нахмурился:

– Кстати, я заметил в вашем языке странную вещь. Меня то и дело спрашивают про дорогу до Тинуэ. То и дело говорят: «Какова дорога до Тинуэ?» Что это значит, а?

Я улыбнулся:

– Это такое идиоматическое выражение. Идиома – это…

– Да знаю я, что такое идиома! – перебил Вилем. – Но что значит данная конкретная идиома?

– А-а! – сказал я, несколько растерявшись. – Это… ну… Просто приветствие. Все равно что сказать «как дела?» или «ну что, все путём?».

– Вот, еще одна идиома! – проворчал Вилем. – У вас в языке все же масса бессмыслиц. Вообще не представляю, как вы друг друга понимаете. Что значит – «все путем?» Каким еще путем?

И он покачал головой.

– В Тинуэ, наверное! – ухмыльнулся я. – Туан вольген окет ама! – сказал я, употребив одну из своих любимых сиарских идиом. Это значит «не дай этому свести себя с ума», но буквально переводится «не тыкай себя из-за этого ложкой в глаз».

Мы ушли из того двора и некоторое время бесцельно бродили по универу. Вилем показал мне еще несколько интересных мест, в том числе ряд хороших кабаков, алхимический комплекс, сильдийскую прачечную, а также бордели, легальные и нелегальные. Мы миновали безликие каменные стены архивов, мастерскую медника, переплетчика, аптеку…

И тут меня осенило:

– Слушай, а ты в травах разбираешься?

Он покачал головой:

– В химии в основном, и еще иногда вожжаюсь с Куклой в архивах…

– Вожусь, – поправил я. – «Вожжаться» – это не совсем то. А кто такая Кукла?

– Кто такой, – поправил Вилем. Он помолчал. – Это трудно объяснить… – И отмахнулся от вопроса. – Я тебя потом познакомлю. А что тебе надо знать о травах?

– Да ничего на самом деле. Слушай, сделай доброе дело, а?

Он кивнул, и я указал на ближайшую аптеку:

– Сходи, купи мне два скрупула налрута! – Я протянул ему два железных драба. – Этого должно хватить.

– А почему я? – с опаской спросил Вилем.

– Да потому что я не хочу, чтобы этот дядька пялился на меня так, будто хочет сказать «Ты еще слишком молод!» – я нахмурился. – Не хочу сегодня еще и с этим разбираться.

К тому времени как Вилем вернулся, я буквально приплясывал от нетерпения.

– Он был занят, – пояснил Вилем, видя нетерпение у меня на лице. Он протянул мне бумажку со снадобьем и звенящую сдачу. – А что это?

– Да от живота, – сказал я. – Что-то мне завтрак на пользу не пошел, неохота сблевануть прямо посреди экзекуции.

Я купил нам сидру в ближайшей пивной и запил налрут сидром, стараясь не морщиться от горького, мучнистого вкуса. Вскоре колокол на башне пробил полдень.

– Ну, мне пора на занятия. – Вилем постарался сказать это небрежным тоном, но вышло довольно сдавленно. Он посмотрел на меня, ему явно было неловко, смуглое лицо побледнело. – Я не люблю крови. – Он криво улыбнулся. – Моей крови… крови друга…

– Я рассчитываю, что крови особо не будет, – сказал я. – Но ты не беспокойся. Ты помог мне пережить самое страшное: ожидание. Спасибо тебе!

Мы расстались. Я ощутил приступ вины. Вил со мной знаком меньше трех дней, а все-таки отказался от своих планов ради того, чтобы мне помочь. А ведь мог бы пойти легким путем и тоже, как многие другие, невзлюбить меня за то, что я так быстро угодил в арканум. Но нет: он выполнил долг друга, помог мне пережить неприятные часы, а я отплатил ему ложью.



Направляясь к столбу, я ощущал, как давят на меня взгляды толпы. Сколько их было? Две сотни? Три? По достижении определенной численности количество людей перестает иметь значение, остается только безликая людская масса.

Сценическая выучка помогала мне не робеть под взглядами. Я ровным шагом направлялся к столбу среди моря шелестящих голосов. Я не старался держаться гордо, понимая, что это может настроить их против меня. Однако же и виноватого из себя не строил. Я держался хорошо, как учил меня отец, не проявляя ни страха, ни раскаяния.

По дороге я чувствовал, как на меня начинает неотвратимо действовать налрут. Я чувствовал себя вполне бодро, но все вокруг сделалось почти болезненно ярким. Когда я вышел на середину двора, время, казалось, замедлило ход. Ступая по булыжникам мостовой, я наблюдал за маленькими фонтанчиками пыли, вздымающимися из-под ног. Я почувствовал, как порыв ветра приподнял край моего плаща и пробрался внутрь, холодя вспотевшую спину между лопаток. На миг мне показалось, будто я, при желании, мог бы пересчитать все лица в толпе, как цветы на лугу.

Никого из магистров я в толпе не увидел, кроме Хемме. Он стоял возле столба и выглядел таким самодовольным, что сделался похож на свинью. Он скрестил руки на груди, рукава его черной магистерской мантии свободно свисали по бокам. Он перехватил мой взгляд, и его губы скривились в усмешечке, которая, как я понял, была адресована мне.

Я твердо решил, что скорей язык себе откушу, чем доставлю ему удовольствие видеть меня испуганным или хотя бы встревоженным. Вместо этого я улыбнулся ему широкой, уверенной улыбкой и тотчас отвернулся, как будто он меня нимало не заботит.

И вот я очутился у столба. Я слышал, как кто-то что-то читает, но слова сливались в невнятный гул. Я сбросил плащ, перекинул его через край каменной скамьи, стоявшей у подножия столба, и принялся расстегивать рубашку, так непринужденно, словно купаться собрался.

Кто-то перехватил мою руку. Человек, зачитывавший приговор, улыбнулся мне, видимо, пытаясь меня подбодрить.