Имя ветра

Я наугад указал на одного из студентов:

– Не будете ли вы так добры принести мне волос с головы магистра Хемме?

Хемме с преувеличенной любезностью протянул ему волос. Когда студент принес волос мне, Хемме от души ухмыльнулся: он был уверен, что, чем более впечатляюще выглядят мои приготовления, тем грандиознее будет ожидающий меня провал.

Я воспользовался этой небольшой заминкой, чтобы осмотреться и выяснить, с каким оборудованием мне предстоит работать. На краю сцены стояла жаровня, а порывшись в ящиках стола, я нашел там мел, стеклянную призму, серные спички, увеличительное стекло, свечки и несколько кусков металла странной формы. Я взял три свечки, остальное оставил.

Беря у студента волос магистра Хемме, я признал в нем Бэзила, того парня, которого Хемме унизил накануне.

– Спасибо, Бэзил. Можно вас попросить принести сюда ту жаровню и разжечь ее, чем быстрее, тем лучше?

Когда Бэзил подтащил жаровню поближе, я с удовольствием обнаружил, что она оборудована небольшими мехами. Бэзил плеснул на угли спирта и высек искру, а я тем временем обратился к студентам.

– Овладеть концепцией симпатии не так-то просто. Но в основе ее лежат всего три простых закона. Первый – учение о соответствии, которое гласит: сходство усиливает симпатию. Второй – принцип сродства, который гласит: часть от целого может представлять все целое. И третий – закон сохранения, который гласит: энергия не может быть ни уничтожена, ни создана. Итак, соответствие, сродство и сохранение. Три «с».

Я помолчал, слушая, как полсотни перьев торопливо записывают мои слова. Возле меня Бэзил деловито раздувал огонь мехами. Я начал сознавать, что мне это, пожалуй, нравится.

– Возможно, пока что вы ничего не понимаете – не беспокойтесь! Сейчас я продемонстрирую это на живом примере, и вы все поймете.

Я посмотрел вниз и увидел, что жаровня уже отлично разгорелась. Я поблагодарил Бэзила, пристроил над углями металлическую сковородочку и бросил на нее две свечки, чтобы расплавить воск.

Третью свечу я воткнул в стоящий на столе подсвечник и зажег ее серной спичкой, которую достал из стола. Затем я снял сковородку с огня и аккуратно вылил на стол ее расплавленное содержимое. У меня получился кусок размягченного воска с кулак величиной. Я снова поднял взгляд на студентов.

– Имея дело с симпатией, вы в основном занимаетесь перераспределением энергии. Энергия передается по симпатическим связям.

Я вытащил из воска фитили и принялся лепить из него куколку, отдаленно напоминающую человека.

– Первый упомянутый мною закон, «Сходство усиливает симпатию», означает всего-навсего, что чем больше два предмета похожи друг на друга, тем сильнее будет симпатическая связь между ними.

Я показал аудитории небрежно вылепленную куколку и сказал:

– Вот магистр Хемме!

По залу прокатился смешок.

– Точнее, это мой симпатический образ магистра Хемме. Ну, кто догадается, почему этот образ оставляет желать лучшего?

Ненадолго воцарилось молчание. Я не спешил. Аудитории нужно было время, чтобы разогреться. Хемме запугал их накануне, и они не готовы были так сразу откликнуться. Наконец кто-то из задних рядов сказал:

– Он слишком маленький?

Я кивнул и продолжил обводить глазами ряды.

– Магистр Хемме – не из воска!

Я кивнул.

– Эта фигурка отдаленно похожа на магистра Хемме формой и пропорциями. Однако это не самый удачный симпатический образ. А потому и симпатическая связь, основанная на нем, будет слабенькой. Процента два эффективности, не больше. Как же нам ее усилить?

Снова молчание, но уже не такое долгое, как в прошлый раз.

– Можно сделать ее побольше! – предложил кто-то. Я кивнул и стал ждать дальше. Послышались другие голоса:

– Можно вырезать на ней лицо магистра Хемме!

– Раскрасить!

– Нарядить в маленькую мантию!

Все засмеялись.

Я вскинул руку, требуя тишины, и сам удивился, как быстро все умолкли.

– Оставим в стороне то, насколько это выполнимо – предположим, что мы все это сделали. Вот рядом со мной стоит шестифутовый, полностью одетый, мастерски вылепленный магистр Хемме.

Я изобразил все это жестами.

– Но даже при всех приложенных усилиях лучшее, чего мы добьемся, – это десяти-пятнадцатипроцентная симпатическая связь. Так себе, мягко говоря.

Это подводит нас ко второму закону – закону сродства. Проще всего, чтобы легко было запомнить, он формулируется так: «Что было вместе – вместе и останется!» Магистр Хемме великодушно одолжил мне волос со своей головы. – Я показал им волос и торжественно воткнул его в голову куколки. – И вот таким простым способом мы получаем симпатическую связь, которая сработает на тридцать – тридцать пять процентов.

Я наблюдал за Хемме. Поначалу он было слегка встревожился, но теперь снова расплылся в самодовольной ухмылочке. Он-то знал, что без нужного связывания и должным образом сфокусированного алара от всего этого воска и волос никакого толку не будет.


Удостоверившись, что он принимает меня за дурака, я указал на свечку и спросил:

– Вы позволите, магистр?

Он величественно махнул рукой и поудобнее устроился на сиденье, скрестив руки на груди, в полной уверенности, что ему ничто не грозит.

Ну разумеется, нужное связывание-то я знал. Я же ему говорил. А алару, вере в бич, Бен научил меня еще тогда, когда мне было двенадцать.

Однако я не дал себе труда прибегнуть ни к связыванию, ни к алару. Я просто сунул ногу куклы в пламя свечи. Свеча потускнела и задымила.

Воцарилась напряженная тишина. Все затаили дыхание и вытянули шеи, чтобы посмотреть на магистра Хемме.

Хемме пожал плечами, изображая изумление. Однако взгляд его был точно капкан, готовый захлопнуться. Уголок губ приподнялся в усмешке. Хемме начал было вставать с места.

– Ну-с, я ничего не чувствую. И…

– Именно! – воскликнул я. Мой голос прозвучал резко, как щелчок кнута, и застигнутые врасплох студенты снова уставились на меня. – А почему? – Я выжидательно обвел взглядом аудиторию. – А из-за третьего закона, о котором я упомянул, закона сохранения энергии! «Энергия не может быть ни уничтожена, ни создана, только потеряна или найдена»! Если бы я поднес свечу к ноге нашего досточтимого наставника, почти ничего бы не произошло. А поскольку по связи передается всего процентов тридцать, мы бы не получили даже этого скромного результата.

Я сделал паузу, давая им время вдуматься.

– Вот основная проблема симпатии! Откуда же нам взять энергию? Однако в данном случае ответ прост.

Я задул свечку и зажег ее заново, от жаровни. И пробормотал себе под нос несколько нужных слов.

– Добавив вторую симпатическую связь, между свечой и куда более жарким пламенем… Я разделил свой разум надвое. Одна часть связала вместе Хемме и куколку, вторая – свечку и жаровню. – Мы и получим желаемый эффект!

Я небрежно поднес ногу куколки к пламени свечи, примерно на дюйм выше фитиля – кстати, именно там пламя горячее всего.

И услышал испуганный возглас оттуда, где сидел Хемме.

Не глядя в его сторону, я продолжал самым что ни на есть сухим тоном, обращаясь к аудитории:

– И, судя по всему, на этот раз у нас все получилось.

Студенты расхохотались.

Я задул свечку.

– Помимо всего прочего, это хороший пример того, на что способен опытный симпатист. А представьте, что было бы, если бы я бросил эту куколку в огонь?

И я поднес ее к жаровне.

Хемме, как укушенный, вихрем взлетел на сцену. Возможно, мне показалось, но, по-моему, он берег левую ногу.

– Что ж, судя по всему, магистр Хемме снова решил взять преподавание в свои руки.

По залу прокатился смешок, на этот раз громче.

– Благодарю вас, коллеги и друзья. На этом моя скромная лекция… окончена!

И тут я использовал одну из сценических уловок. Есть такая специальная интонация, такие особые жесты, которые дают публике понять, что пора аплодировать. Я не могу объяснить, как именно это делается, но оно, как всегда, подействовало. Я поклонился залу и обернулся к Хемме под звуки аплодисментов. Нельзя сказать, чтобы аплодисменты были такие уж оглушительные, но ему-то, наверное, и того не доставалось.

Когда он преодолел последние несколько шагов, разделявшие нас, я едва не отшатнулся. Лицо у него было жуткого багрового цвета, а жила на виске билась так, будто вот-вот лопнет.

Что до меня, сценическая выучка помогла мне сохранить присутствие духа: я невозмутимо встретил его взгляд и протянул руку. Я испытал немалое удовлетворение, увидев, как Хемме мельком покосился на аудиторию, которая все еще аплодировала, сглотнул и пожал-таки мне руку.

Руку он мне не просто пожал, а сдавил до боли. Может, он сдавил бы ее и сильнее, если бы я не махнул еле заметно восковой куколкой в сторону жаровни. Его лицо сделалось из багрово-красного пепельно-бледным так стремительно, что я бы и не поверил, если б сам не увидел. Хватка его претерпела соответствующие изменения, и я отнял свою руку.

Я еще раз поклонился рядам и, не оглядываясь, вышел из аудитории.





Глава 40

На рогах




После того как Хемме распустил студентов, новости о моей выходке разнеслись по университету, точно лесной пожар. По реакции студентов я догадывался, что магистр Хемме не особенно популярен. Сидя на каменной скамье у входа в «конюшни», я видел, как проходящие мимо студенты улыбаются в мою сторону. Кое-кто махал мне рукой или, смеясь, показывал большой палец.

Но, хоть я и наслаждался привалившей мне славой, в глубине души меня мало-помалу охватывала холодная тревога. Я нажил себе врага в лице одного из девяти магистров. Мне нужно было знать, насколько это серьезно.