Именинница

Пит побежал по сухой земле, перелез через ограду и сел в угнанный автомобиль. Назад — в ночной Шкодер, а утром в аэропорт и домой. Много километров спустя, в начале долины, где дома стояли теснее, а людей, возвращавшихся домой, чтобы лечь в постель, стало больше, темноту прорезал свет фар. Навстречу Питу мчал автомобиль. Оба водителя притормозили, чтобы не задеть друг друга на узкой дороге, и на какой-то короткий миг обменялись взглядами через опущенные стекла. Хоффман и Латифи. Не дождавшись шведского коллегу из туалета, албанский полицейский понял, что тот решил его обмануть и продолжить путь в одиночестве. Теперь Латифи спешил в особняк в самом конце дороги, чтобы предупредить очередное убийство. Еще совсем немного — и он увидит, что опоздал.

Пит Хоффман увеличил скорость, не чувствуя, как машину шатает из стороны в сторону на ухабистой дороге, как она проваливается в ямы и проскальзывает на узких крутых поворотах. Он летел как на крыльях, потому что управился и был свободен. Но ему захотелось услышать слова, подтверждающие со стороны это его ощущение, и Пит впервые набрал номер, с которого ему звонил искаженный голос.

— Да?

— Вы мне так и не ответили.

— Не ответил? На что?

— Я посылал вам снимки, доказательства того, что выполнил ваше поручение.

— Снимки получили, но поздно.

Пита пробрал ледяной холод. Словно гигантская сосулька вошла в голову и достигла сердца.

— Снимки были отправлены в двадцать один пятьдесят шесть, с запасом в шесть минут. В моем телефоне сохранилось подтверждение.

Конец фразы провалился в паузу — короткую, готовую разрядиться взрывом.

Хоффман ждал, пока сосулька входила все глубже. Наконец искаженный голос вернулся в трубку:

— На мой мобильник они поступили в двадцать два часа семь минут — с пятиминутным опозданием. И это значит, что Заравич, которого только что освободили после трехдневного ареста, не только успел встретиться со своим адвокатом, но и получить адрес, по которому прячется твоя семья. Ты уже понял, куда он спешит, пока мы с тобой здесь разговариваем.



— Поезжай туда! Немедленно!

Пит Хоффман кричал в микрофон.

— Заравич уже едет к ним!

Эверт Гренс понял не сразу:

— Ты можешь говорить тише? Этот телефон… я не уверен…

— Атласвеген, 41. Сикла. Первый этаж с левой стороны. Там Зофия и мальчики и… Гренс, поторопись!



Когда Гренс бегал в последний раз? Несколько лет тому назад, когда парень, научившийся доверять ему, был найден мертвым в общежитии для беженцев. И теперь, как тогда, комиссар с простреленным бедром несся вперед, позабыв о старой ране, и даже не прихрамы- вал.

На этот раз он не просто пытался, он бежал по-настоящему.

Свен Сундквист и Марианна Хермансон держались на шаг впереди — по коридорам, вниз по лестнице, к машине, припаркованной на Кунгсхольмсгатан.

Еще один долгий день взаперти в чужой квартире.

И все потому, что они должны прятаться. Потому что папа, который исчез, и пистолеты под мойкой, и мама, растворившая сим-карту в ацетоне на дне кастрюли, — все это означает опасность. Но никакой опасности не ощущается. Хюго сидит на углу кухонного стола перед окном, за которым ничего не происходит.

За полчаса он насчитал четыре машины на парковке, девять человек, возвращавшихся домой, и двух собак, помочившихся у одного и того же фонаря. И все-таки это было больше, чем вчера, когда за такое же время было только семь человек и одна собака.

Четыре машины и девять человек.

Если не считать тех, кто сидит в том большом черном автомобиле.

Том самом, который остановился на другой стороне улицы. Из него так никто и не вышел. А ведь там их по крайней мере двое, если никого нет на заднем сиденье.

— Что ты делаешь?

Мама. Он и не заметил, как она подошла. Она вообще хорошо умеет подкрадываться. И так приятно гладит по голове.

— Ничего. Просто смотрю.

— Пора спать, Хюго.

— Зачем? Завтра ведь все равно будет нечего делать.

— Затем, что… нужно соблюдать распорядок дня. Только так и можно сделать все это хоть немного похожим на нормальную жизнь.

Но Хюго продолжает сидеть. Если те двое выйдут из черной машины, на сегодняшний день людей будет одиннадцать.

Рекорд.


— Там ведь кто-то сидит, правда, мама? В том черном «БМВ», видишь?

— Где?

— Там.

Хюго показывает. Мама смотрит на него.

— Мне кажется, они такие же, как твой папа… из охранного агентства, я имею в виду. Папа поручил им присматривать за нами время от времени, чтобы быть уверенным, что у нас все хорошо.

Мама гладит Хюго по щеке. Какие же у нее ласковые руки!

— Еще пять минут, Хюго, а потом ты идешь чистить зубы. Договорились?

— Договорились.

Там, под деревьями, где дорога поворачивает.

Какая удача!

Еще одна собака, вчера ее не было. Итого три собаки.

И десять человек, если с тетей, которая держит собаку на поводке. Эта тетя похожа на бабушку, какой ее помнит Хюго.

Потом все снова стихает. Ничего, кроме птицы или кошки, которую, наверное, тоже можно было бы посчитать.

И в этот момент Хюго замечает нечто странное. Те двое, про которых мама сказала, что их прислал папа, сидят в шапках. В такую-то жару? Наконец они выходят из машины. Не успевает Хюго обрадоваться, — потому что с этими двумя у него уже даже не десять, а двенадцать человек — новый рекорд! — как они надвигают шапки на лица. И в таком виде — в черных масках — идут прямиком к их подъезду.

Прямо на него.



— Мама! Мама!

Хюго закричал изо всех сил, но мама двигалась медленно, она не понимала.

— Быстрее, мама!

Наконец она подошла, и Хюго не потребовалось ничего объяснять. Потому что мама увидела то, о чем он уже знал, и поняла то, что Хюго успел понять раньше нее. Двое мужчин в черных масках направлялись в их квартиру. И это не были охранники из папиного бюро. Эти люди несли смерть.

— Прочь от окна!

Мама больно схватила Хюго за руку, она никогда не делала ничего подобного. Но Хюго понял мать и следом за ней побежал к Расмусу, который в кровати играл в компьютерный футбол с пультом дистанционного управления на животе, и к Луизе, как будто в недобрых предчувствиях беспокойно вздыхающей во сне.

— Нужно запереть внутреннюю защитную дверь!

— Оставайся здесь, Хюго. У нас нет на это времени.

— Мы должны запереть ее, мама.

— Оставайся здесь, я сказала! Здесь, возле меня! И будем молчать.

До первого этажа всего какая-нибудь половина лестничного пролета. Семь шагов, Хюго считал. Именно поэтому отсюда было слышно всех, кто приходил и уходил. Хюго не понимал, как те, кто жил здесь до них, это выдерживали. Но теперь это было кстати. Входная дверь открылась и захлопнулась. Две пары ног уверенно зашагали к двери, а потом все стихло.

Мама потащила Хюго за собой в большую кровать. Она хотела, чтобы все лежали рядом. Даже Расмус почувствовал, что все серьезно, замер и даже не задавал вопросов. Хюго не мог припомнить, когда еще младший брат был таким неподвижным и молчаливым одновре- менно.

Потом снаружи забарабанили в дверь и стали ломать ее на части. Оставалась минута, может, меньше. Но Хюго знал кое-что, чего не знали ни мама, ни тем более люди в масках.

— Здесь есть запасной выход.

— Лежи, Хюго… Здесь, у меня под рукой.

— Тайный ход, говорю. Тот, о котором тебе говорил папа. Быстрей, мама.

Хюго поднялся и открыл гардероб, в паре шагов от кровати.

— Послушай, Хюго, я…

— Смотри сюда, мама.

Хюго опустился на колени рядом с открытым гардеробом и обшаривал рукой дно в поисках маленькой рукоятки, которая должна была торчать за дверной рамой. И он нашел ее, именно там, где рассчитывал.

— Здесь дно, как люк, мама.

Хюго потянул за рукоятку. Дно задвигалось и потянулось вслед за его рукой вверх. Хюго поднял его так, чтобы мама ее видела — большую круглую дыру.