Игра в саботаж

Барова надо брать! Даже если он связан с секретным спецподразделением КГБ. Главное — арестовать его, а выпутаться можно и потом. Емельянов еще не знал за что, не знал, как все это доказать, но уже с утра решил взять Барова. Тем более, что за ним уже шло круглосуточное наружное наблюдение.

Умирая от усталости, Константин вошел в квартиру и сразу, буквально с порога, услышал, как разрывается его домашний телефон.

— Где тебя черти носят? — Емельянов узнал голос одного из оперов, которые вели наружное наблюдение за Никитой Баровым. — Звоню, звоню!..

— Упустили?! — он готов был взвыть в голос.

— Куда там! Арестован твой Баров! Зацапало его КГБ!

— Что?!.. — Емельянов без сил опустился на табуретку.

— А то, что слышал. Надо же, как ты нас подставил, если про кагэбешников знал! Ну, не знал, может, конечно… В общем, так дело было. Баров ужинал в ресторане «Киев» на площади Мартыновского с каким-то мужиком. И ни хрена ни ел, только все спорил, спорил. Видно было, что какие-то там темные дела.

— Опиши, как выглядел мужик, — перебил его Емельянов.

— Рыжий, маленький, вставной золотой зуб снизу. На указательном пальце правой руки большой шрам.

— Это подпольный ювелир, скупщик краденых бриллиантов, — буквально вздрогнул Константин, поняв, что его догадка верна. Речь все-таки шла о бриллиантах Диты Утесовой, которых у Барова пока не было и которые он надеялся заполучить в ближайшее время.

— Потом они вышли из ресторана. Баров этот заплатил по счету, — продолжал опер, — подъехали две машины, хвать его — и все! Я ребят из спецотдела с Бебеля узнал. Так что он сейчас там. Шо это за дела, а, Емеля?

Емельянов пробормотал что-то неразборчивое, отпустил оперов спать и, тяжело вздохнув, повесил трубку. Было ясно, что его ночной отдых накрылся. Покормив котов, он вышел из дома.



Несмотря на поздний час, Жовтый был на месте. Да и в помещении уголовного розыска было полно людей. Везде горел свет. Емельянов разглядел двух знакомых сотрудников из госбезопасности, которые просматривали какие-то документы.

Он сразу пошел к Жовтому, вошел без стука.

— Почему меня не предупредили, что КГБ ведет спецразработку по этому актеру Барову? У меня за ним убийство!

— А, Емельянов, явился наконец, — откинулся на кресле Жовтый. — Какое там, нахрен, убийство! Баров твой по другому делу пойдет. Международный бандитизм. Ему вышак сразу ломится. А ты говоришь…

— Что? — Константин сел. — Ты знал? Почему ты не поставил меня в известность?

— Потому что банду из Бурлачьей Балки разрабатывали не мы. Другой район. По нашему этот твой актер только проходит, да еще два сидельца. А дело там серьезное. Недаром КГБ с самого начала всем этим занималось.

— Говори, — Емельянов сжал кулаки.

— Да не петушись ты так… — попытался охладить его пыл Жовтый. И начал рассказывать. Говорил он очень долго, несколько раз поднимался из-за стола и расхаживал по кабинету. Емельянов же продолжал сидеть на одном месте и сжимать кулаки.

То, что его даже не удосужились проинформировать о том, что КГБ ведет такую разработку по крупной банде, было абсолютно нормальной практикой. Так происходило сплошь и рядом. Обидно было то, что за убийство, которого не совершал, теперь будет отвечать совсем другой человек! Пусть актер Левицкий был барыгой, погубившим много жизней. Но он не был убийцей!

Когда Жовтый замолчал, Емельянов прямо сказал об этом. Он хотел сказать и о многом другом, но именно это было важнее всего.

— Что тут сделаешь, — Жовтый безразлично передернул плечами, — ты сам понимаешь, что мы тут вмешиваться не вправе.

— Я могу хотя бы его допросить?

— Зачем? Он пойдет фигурантом по другому уголовному делу. Тебе-то что?

— Хотя бы допросить, — каждый раз, когда Емельянов сталкивался с таким, почва просто уплывала у него под ногами.

Жовтый, вздохнув, поднял телефонную трубку.

В знаменитом доме на улице Бебеля во многих окнах горел свет. Емельянов протянул дежурному внизу пропуск и приказ. Тот пропустил его, назвав номер кабинета. Опер постучал и, получив разрешение, вошел внутрь.

В небольшом кабинете без окна сидел… Печерский. Емельянов застыл на пороге. Печерский был в штатском.

— Что же ты стоишь? Входи! — На губах Печерского заиграла улыбка. — Рад, искренне рад тебя видеть! Знал, что мы встретимся.

— Я тоже, — процедил сквозь зубы Константин, заходя в кабинет.

— Мне звонил твой начальник. Только вот говорить тебе с этим Баровым смысла нет.

— На нем убийство. И он планировал ограбление знаменитого человека, — сказал Емельянов.

— Ты можешь это доказать?

— Со временем смогу.

— Может быть. Только нет у тебя на это времени. Но ты особо не переживай. Статья, по которой пойдет твой Баров, как и убийство, подразумевает высшую меру наказания — расстрел. Так что справедливость будет восстановлена.


— Это не справедливость.

— Знаю, что у тебя свои взгляды на это. И уважаю, как не многих уважал…

— Дайте мне допросить Барова! Если вы не хотите, чтобы я написал рапорт, — воскликнул, не сдержавшись Емельянов.

— Рапорт? — Печерский рассмеялся так, словно ничего смешнее в жизни не слышал, — Ты серьезно, Емельянов? Рапорт?

Опер стоял и молча смотрел на него. Внезапно Печерский оборвал смех.

— Хорошо, — серьезно сказал он. — Ты хочешь пойти на сделку — будет тебе сделка! Но по моим правилам. И такая. Я даю тебе право допросить актера. А ты забываешь все, что, как подлая крыса, наскреб по взорванному дому за спиной своих товарищей и за моей спиной. Ты думал, я не расслышу твое шуршание? Рылся, рылся!.. Зачем? Все равно, как я скажу, так и будет. На моей стороне это право, понимаешь? И всегда будет на моей. Так что сделка вот такая. Ради принципа своего получаешь один допрос. И взамен навсегда забываешь про дом. Ты меня слышишь?

— Слышу, — Емельянов отвел глаза в сторону. — Я согласен.

— Правильно, — Печерский с довольным видом кивнул, — все равно ты понимаешь, что не сможешь ничего сделать.

— Можно задать один вопрос: зачем? К чему это все — дом, ложь? — не выдержал Емельянов. Он прекрасно понимал, что играет с огнем. Но ему было уже все равно. Появилось это странное ощущение в груди — будь что будет…

— Я тебе отвечу, — кивнул Печерский. — Мог бы ничего не сказать, но отвечу. Все должно быть по-другому. И во власти должны быть другие люди. Ты понимаешь меня?

— Нет.

— Это все, что я могу тебе сказать.

Емельянов вдруг понял, какой страшный смысл содержится в словах Печерского, и внутренне содрогнулся. Настолько страшный, что думать о нем было просто нельзя! Нельзя копаться в том, в чем замешана власть.

— Вижу, ты понял, — с каким-то мрачным удовлетворением кивнул Печерский. Затем выписал какую-то бумажку, нажал кнопку. Когда на пороге появился солдат, отдал бумажку и скомандовал:

— Проведешь его.

Емельянов пошел следом за солдатом. Они спустились в подвал. Солдат открыл одну из железных дверей.

— Ждите здесь. Сейчас его приведут.

Опер вошел в типичное помещение для допросов. Окон нет, железный стол и табуреты, привинченные к полу, яркая лампа под потолком. Он оперся о стол ладонями — до рези, до боли. Зачем он ввязался в эту авантюру? Зачем?

Замок заскрипел, и в комнату втолкнули Барова. К удивлению Емельянова, он совсем не был избит. Только волосы растрепаны да одежда в беспорядке. И весь актер как-то сник. С ним произошла удивительная перемена: он больше не был красив. Словно даже одна ночь в тюрьме стерла с него все краски. Хотя это место не было настоящей тюрьмой. Емельянов подумал, что в настоящей зоне он не выживет.

— Сядь, — бросил Константин, и актер послушно сел на табурет, привинченный к полу.

— Что вам надо? — насмешливо бросил. Правда, это он думал, что насмешливо, но на самом деле получилось жалко.

— Расскажи, как ты убил Киру Вайсман, — спокойно сказал Емельянов, зайдя ему за спину.

— Что за бред? — попытался возмутиться Баров. — Вы еще и это на меня хотите повесить?

— Нембутал ты взял у Левицкого?

Актер грязно выругался. Очень быстро, почти не двигаясь, Емельянов схватил его сзади за волосы и рывком двинул лицом в металлический стол. Надавил. Раздался писк, переходящий в хрипение. Поднял вверх. Вместо лица у Барова была кровавая маска, где смазанными, вмятыми пятнами выделялись вдавленные губы и нос.

— Я задал тебе вопрос, — спокойно произнес Емельянов, присаживаясь напротив.

— Левицкий не знал, что я у него беру! — истерически завизжал актер. — Я сам взял!

— Чем тебя шантажировала Кира?

— Что расскажет все этой…

— Что именно расскажет? — спокойно уточнял Емельянов.

— Ну, что я женщин обираю… Деньги у них беру… Мол, если я не брошу эту мадаму и не вернусь к ней, она пойдет и все ей расскажет… Я только смеялся. А потом она передумала.

— В чем именно?

— Сказала, что ей деньги нужны, а не я. И что если я не заплачý, она пойдет к Дите… И чтобы доказать, что не шутит, поперлась в гостиницу и отнесла ей какой-то крем. Правда, она ее не застала, крем оставила, но все равно. Я чуть с ума не сошел…

— Зачем тебе нужны были бриллианты?

— Откупиться хотел. От банды.

— Что было дальше, говори.

— Я этой суке на работу цветы принес и обещал, что заплачý. Потом за домом следил. У нее подруга была, шалава эта крашеная. Когда она подружку выпроводила, я поднялся к ней. Она, дура, открыла. Я вошел в комнату и… А банку в шкаф какой-то подбросил. Думал, все решат, что она покончила с собой.

— Что-то из ценностей Диты Утесовой ты успел взять?