Игра в саботаж

— Это неправда! — Глаза Наташи были полны слез. — Ты хороший! Ты очень хороший!

Его передернуло, но он взял себя в руки. Сменил тон на более мягкий.

— Наташа, послушай. Запомни на будущее: если мужчина говорит, что он плохой, это так и есть. Это действительно правда. Нет такого, чему тебя учили, что все люди хорошие в глубине души. Это на самом деле не так. В мире есть очень плохие люди, и их ничего не изменит, не исправит. Они совершают плохие поступки и знают, что поступают плохо, но все равно продолжают так поступать. Поэтому тебе повезло, что ты не будешь со мной.

— Но ты хотя бы любил меня? — Губы ее дрожали совсем по-детски, и ему вдруг подумалось: откуда же они берутся, эти девушки, так и не сумевшие стать взрослыми? Почему их так воспитывают, зачем?

— Нет, — с нажимом произнес он, — я тебя не любил. Провел ночь — это не про любовь. Позвонил — это тоже не про любовь. Даже если бы я тебе позвонил, все равно это было бы не про любовь. А про то, что я хочу переспать с тобой еще раз, потому что больше не с кем. Но я так не смог. Поэтому честнее будет нам с тобой больше не видеться.

— Какой же ты… — В голосе Наташи прозвучало отчаяние.

— Прости, — Емельянов отвел глаза, — просто я решил поступить с тобой честно, чтобы ты встретила хорошего человека и была счастлива. А поступить честно — это не дать тебе связаться с таким, как я.

Развернувшись, она побежала прочь. До него донеслись отдаленные рыдания. Пожав плечами, Емельянов направился к выходу из киностудии, стараясь полностью выбросить девушку из головы.

С Пролетарского бульвара он поехал к себе. А затем установил наружное наблюдение за Никитой Баровым, отрядив для этого двух наиболее толковых оперов. Емельянов не знал точно зачем, но чувствовал, что это будет для него очень важно. А чутье редко подводило его.

Затем он позвонил Диме Мацкуру и назначил встречу на вечер. А уже потом, перед встречей, поехал в центр. Ноги сами принесли его к гостинице «Лондонская».

Он, показав на входе удостоверение, поднялся к номеру, где остановилась Эдит Утесова. Поначалу он хотел ее предупредить — но вот только о чем? Что мог сказать он о Никите Барове, какие доказательства предъявить? Ничего, кроме своей интуиции! Ничего, кроме того, что нюхом чувствовал — Баров негодяй и проходимец, он неспособен принести женщине ничего, кроме зла. Но ведь интуиция — это не доказательство. Поэтому, хорошо поразмыслив, опер решил вообще ничего не говорить.

Постучав, он вошел в номер. Там было полно людей, мелькали какие-то знакомые лица, похоже, артистки. Эдит Утесова была в красивом вечернем платье алого цвета. Она явно собиралась куда-то уходить. Емельянов обратил внимание, что у нее на пальцах и в ушах сверкают настоящие бриллианты.

Услышав вопрос о Кире Вайсман, Эдит заметно расстроилась:

— Да, я знаю про эту ужасную трагедию. Бедная Кирочка! Она мне очень нравилась. Была прекрасным специалистом в своем деле. А ее советы по макияжу были просто бесценны! Я до сих пор ими пользуюсь. Как такая жуткая трагедия могла произойти? Надеюсь, виновных найдут и накажут.

— Вы знали что-нибудь о ее близких друзьях?

— Нет конечно. Откуда? Я вообще мало что знала о ней. Мы ведь не были близкими подругами. Сейчас я не на гастролях, и даже не встречалась с ней в этот приезд в Одессу. Мне очень жаль, что я ничем не могу вам помочь, — вздохнула Эдит.

— Скажите, а актера Никиту Барова вы хорошо знаете?

— Конечно. Мы коллеги, и скоро будем сниматься в одном фильме. А что?

— Нет, ничего… — Емельянов смело выдержал ее взгляд, — просто…

— Просто — что? — Эдит внимательно смотрела на опера, и, видя, что он не собирается продолжать, доброжелательно улыбнулась: — Я вас слушаю!

— Нет, ничего. Все в порядке, — Константин тоже улыбнулся в ответ.

Емельянов вышел из «Лондонской», так и не понимая, правильно ли поступил, что не предупредил артистку, что Баров негодяй и прохвост, или неправильно.

Дима Мацкур уже ждал его в небольшом уютном кафе на Греческой.

— Что ты хочешь узнать на этот раз? — прямо спросил он.

— Эдит Утесова, — так же прямо ответил Емельянов.

— Ну, занесло тебя, брат! Ты знаешь, что ее отец настоящая знаменитость?

— Знаю, поэтому пришел к тебе. Расскажи-ка все мне. Просто все!

Дима выпил кофе и заговорил.

Слава Леонида Утесова, исполнителя знаменитых одесских хитов, была в самом разгаре. Но мало кто знал о том, что Леонид Утесов — псевдоним артиста. Настоящее имя знаменитости было Лейзер Вайсбейн.

Родился он в Треугольном переулке в Одессе и, когда ему исполнилось 12 лет, после конфликта в коммерческом училище с учителем математики сбежал с бродячим цирком.

После странствий и возвращения в Одессу он придумывает себе псевдоним, с которым завоевывает настоящую славу. Леонид Утесов много колесил по всей стране. Его репертуар значительно расширился: один из его бенефисов назывался «От трагедии до трапеции». Представление начиналось в восемь часов вечера и длилось до двух ночи. Сначала шла сцена у следователя из «Преступления и наказания» (Утесов в роли Раскольникова), потом — первый акт из оперетты «Прекрасная Елена» (Утесов пел Менелая), потом — скрипичное трио (Утесов — первая скрипка), потом пантомима, куплеты, комический рассказ, эксцентрический танец, романсы, пародии, жонглирование и полет на трапеции…

Особенно горячо Утесова принимала родная Одесса. В числе его верных поклонников был некоронованный король города Михаил Винницкий, более известный как Мишка Япончик. Вообще-то Миша по своим воровским законам должен был Утесова убить: тот позволил себе ударить кого-то из его ближайшего окружения. Но дело кончилось миром, да так, что Утесову позволено было в любое время захаживать в кафе «Фанкони» — что-то вроде штаба Япончика.

И Леонид Осипович этим пользовался. Однажды куплетист Лев Зингель пожаловался ему: фрак украден, не в чем выступать. Утесов кинулся в «Фанкони», а когда приехал обратно в театр, увидел ошарашенного Зингеля, утопающего в ворохе фраков — «мальчики» Мишки Япончика не смогли припомнить, какой именно они украли из театра, и привезли все восемнадцать. Когда же во время гражданской войны и безвластия жители Одессы, опасаясь грабежей, стали неохотно ходить в театр, Утесов снова обратился к Мишке Япончику. «Король» вник в проблему и велел написать на афишах: «Свободный ход по городу до 6 утра». Одесситы все поняли правильно и снова стали покупать билеты.

Настоящей славе всегда сопутствовали поклонницы. Сколько же у Утесова их было! А ведь это не всегда шло на пользу артисту. Одна экзальтированная дама, прочитав в утренней газете, что Утесов погиб, упав с каната, застрелилась за несколько часов до того, как в вечерних газетах вышло опровержение — на самом деле он, действительно упав, отделался ушибами и как ни в чем не бывало продолжил спектакль. В другой раз за Утесовым с шашкой наголо гонялся усатый верзила-полицейский, муж очень хорошенькой, но ветреной жены, любительницы театра и актеров. С каждой партнершей по сцене любвеобильный актер заводил роман. Но одна из них очень сильно отличалась от всех остальных. Молоденькая актриса Елена Гольдина, выступавшая под псевдонимом Лена Ленская, ничем не напоминала прочих поклонниц.

И на второй день знакомства 17-летний Утесов сделал предложение, на которое она сразу согласилась. Елена была на три года старше супруга, обладала сильным характером. Пожениться сразу не получилось — у невесты были потеряны документы, и почти целый год потребовалось на то, чтобы влюбленная пара смогла обвенчаться у раввина. Когда наконец это произошло, Елена была на последних месяцах беременности.

Эдит Утесова была единственной дочерью артиста. Родилась она в 1915 году. Такое странное имя придумал отец, но все называли ее Дитой.

Как-то семья артиста Утесова в очередной раз переезжала из одного города в другой. Поезд был набит мешочниками, спекулянтами — повернуться негде, духота, шум… Маленькая Дита плакала. Утесов заговорщицки подмигнул дочери и жене и вдруг, вытаращив глаза и дергая ртом, взвыл: «Ой, черти побежали!» и полез руками в чье-то бородатое лицо, потом под платок к какой-то бабе… Очень скоро в купе они остались одни.


В шестнадцатом году Утесова забрали в армию. После трех недель обучения он неминуемо попал бы в маршевую роту, а там на фронт, в окопы, если бы у фельдфебеля Назаренко не было молодой жены. Леонид при каждой встрече так галантно целовал ручку чернобровой Оксане, что Назаренко не выдержал и… помог выправить фиктивную медицинскую справку, освобождавшую Утесова от армейской службы по причине порока сердца. Это было настоящим спасением для Лены и Диты — артистический заработок Утесова, пусть и не слишком большой, был их единственной статьей дохода.

Позже все изменилось. Однако Елена Осиповна, жена Утесова, всегда славилась своей чрезмерной экономией. Характерный пример: дом Утесовых славился купеческим безудержным размахом. Владимира Маяковского, Исаака Бабеля, Михаила Зощенко, Исаака Дунаевского еженедельно кормили рябчиками, осетрами, черной икрой, стол сиял столетним хрусталем, двухсотлетним фарфором… А вот скромной театроведке Людмиле Бурлак, на протяжении трех лет ежедневно приходившей в дом к Утесовым, чтобы помогать артисту в работе над воспоминаниями, ни разу не предложили даже чашки чая…

Утесов вполне разделял любовь жены к экономии — даже на хорошеньких женщин, которых, женившись, вовсе не забыл, он предпочитал совсем не тратиться.

Одна актриса из театра Немировича-Данченко вспоминала: когда Утесов впервые напросился к ней домой, она бегала по знакомым и занимала деньги на угощение. Удалось раздобыть бутылку водки, две банки бычков в томате… Увидев стол, Утесов удивился: «У тебя что, больше ничего нет? Надо прислать тебе корзину от Елисеева», — и… ничего не прислал. А на следующий день на столе снова были одни бычки, и снова Утесов удивлялся.

Когда его упрекали в изменах жене, он отвечал: «Не волнуйтесь, Лена не в обиде. Моего еврейского сердца хватит на всех». Но однажды Утесов влюбился не на шутку, и даже, собрав чемоданчик, ушел к очаровательной и юной партнерше по спектаклю, Елизавете Тиме. Был февраль, метель, лютый холод. Елена Осиповна купила подводу дров, прислала к дому Тиме вместе с запиской: «Топи. Следи за здоровьем Леонида Осиповича». Он первый нашел записку. Собрал чемодан и отправился домой. С тех пор Елена Осиповна старалась держать романы мужа под строгим контролем, не позволяя им перерасти во что-либо серьезное. Она вообще стала одерживать верх над Утесовым, а он все охотнее и охотнее подчинялся…

В 1929-м году артист поехал посмотреть Европу (тогда еще железный занавес не опустился до конца). Особенно интересного он там ничего не нашел, за исключением нового музыкального стиля — джаза. Приехав в Москву, Леонид создал свой джаз-оркестр, но не простой, а театрализованный, разыгрывавший целые музыкальные представления. Публике очень нравилось, а вот чиновники, отвечавшие за репертуар советских артистов, считали джаз чуждым советскому искусству.

В 1935 году разгорелся спор из-за песни «С одесского кичмана». «Успех был такой, что вы себе не представляете, — рассказывал в интервью Леонид Утесов. — Вся страна пела. Куда бы ни приезжал, везде требовали: «Утесов, “С одесского кичмана!”. «Если вы еще раз споете про этот ваш приблатненный кичман, это будет ваша лебединая песня», — предупредили его. В то время машина массовых репрессий набирала ход, спорить было слишком опасно, и Утесов послушался. Но тут ледокол «Челюскин» застрял во льдах, и вся страна следила за тем, спасут ли герои-летчики героев-челюскинцев. Спасли. В Георгиевском зале Сталин устроил прием в честь полярников, пригласил петь и Утесова. В разгар концерта к артисту подошел дежурный с тремя ромбами в петлице и шепнул: «Просят спеть “С одесского кичмана”. «Мне запретили, — объяснял Утесов. — Ведь чуждая идеология!». «Пойте!» — настаивал офицер. Утесов спел. Полярники залезли на стол, топча унтами тарелки и бокалы. Сталин довольно попыхивал трубкой. Потом Утесов еще трижды исполнил запрещенный шлягер на бис.

Утром 16 мая 1939 года бледная, встревоженная Елена Осиповна разбудила мужа: «Ночью арестовали Бабеля. Его книги с дарственными надписями нужно уничтожить. И, конечно, это», — показала она на фото Исаака Эмануиловича, стоявший на утесовском письменном столе. «Он мой лучший друг, — слабо сопротивлялся Леонид Осипович. — Я уверен, он ни в чем не виноват, в НКВД скоро разберутся и его выпустят». «Ай! — отмахнулась жена. — Ледя, делай, как я говорю». Если бы Утесову, как прежде, нечего было терять… Но теперь он был уважаемый человек, народный любимец, владелец стометровой московской квартиры, всевозможного антиквариата, сберкнижки… У него жена и двадцатишестилетняя дочь, которых нельзя ставить под удар. Наконец, у него свой оркестр — кто, как не Утесов, обеспечит музыкантам кусок хлеба? Словом, Леонид Осипович сдался. Вместе с портретом друга и его книгами он заодно уничтожил и Еврейскую энциклопедию.

С годами характер Утесова все сильнее менялся, становясь все менее похожим на материнский и все более — на отцовский, робкий… Он стал мнительным, неуверенным, часто впадал в депрессии. Выход на сцену теперь превратился для него в пытку — его преследовал страх провала, ничем, впрочем, не обоснованный, так как публика принимала его с неизменным восторгом. Мало было артистов, которые пользовались бы такой заслуженной популярностью!

Детство Диты Утесовой было очень счастливым. Любящие родители уделяли огромное внимание образованию дочери. И одаренная девочка очень рано начала петь в дуэте вместе с отцом.

В 1933 году Диту приняли в Театр-студию под руководством Рубена Симонова и одновременно зачислили в основную труппу театра им. Вахтангова.

Пока Эдит дебютировала в спектаклях, ее отец мечтал о настоящем джаз-мюзикле. В 1936 году впервые в составе «Теа-джаза» выступила Эдит Утесова. Постепенно она стала выступать, гастролировать вместе с отцом.

Однако счастья это не принесло ни ей, ни ее знаменитому отцу. На Утесова и его дочь мгновенно обрушилась лавина критики и осуждения. Они стойко переносили порой циничные оскорбления и критику насчет вокальных данных Диты и грубые намеки на то, что если бы не отец, то ее имя никогда не стояло бы на актерских афишах.

Злобная критика была завистливой и несправедливой — Эдит обладала очень тонким талантом. Впервые в истории советской эстрады возник такой жанр, как вокальный диалог. Актеры не просто пели дуэтом, но и переговаривались друг с другом, отпуская какие-то шутки. Песенку «Все хорошо, прекрасная маркиза», исполненную Эдит вместе с отцом, пела вся страна.

Оттого более жестокой и незаслуженной выглядела злобная, завистливая критика.

Все это дало свои плоды, и в 1952 году было принято решение об отстранении Эдит от участия в выступлениях Государственного эстрадного оркестра РСФСР. Именно так назывался к тому времени коллектив Утесова. Это был страшный удар и для Леонида Осиповича, и для дочери.

Однако именно отец придумал выход. Он предложил создать собственный джаз-коллектив. Эдит стала выступать с инструментальным септетом под руководством О. Кандата. Травля почти прекратилась. Однако ее джаз никогда не пользовался таким успехом, как выступления отца. Талантливой артистке всегда приходилось жить в тени его славы.

В 1938 году Дита вышла замуж за кинорежиссера Альберта Гендельштейна. Этот брак казался очень удачным. Однако у артистки было множество романов, которые тревожили семью. Она была очень хороша, обаятельна, и многие серьезно влюблялись в нее.

Жена Леонида Утесова, Елена, умерла в 1960 году, когда артисту было 65 лет. Вместе супруги прожили 49 лет. Это был на редкость удачный брак. Утесов засел один в своей гулкой огромной квартире, не вылезая из халата, почти не вставая с кресла, слушая собственные записи и предаваясь воспоминаниям. На сцену он решил больше не выходить — страх совсем одолел его.

И своим состоянием артист был обязан в первую очередь жене. Когда слава Утесова стала расти, соответственно, увеличивались и его гонорары. И у Елены появилось новое хобби — она стала скупать музейные бриллианты у подпольных московских ювелиров. И очень скоро у артиста собралась одна из самых лучших коллекций бриллиантов в стране.

Дита боялась за сохранность огромного богатства, которое хранилось в квартире. Золото и бриллианты Елены Осиповны она увязала в достаточно внушительный по размерам узел и отдала на хранение сначала тетке, потом каким-то знакомым, державшим дома собаку, потом еще кому-то… Имея в квартире такое сокровище, его хранители переставали спать ночами и просили Диту поскорее забрать от греха подальше свое добро.

На этом месте рассказа Емельянов издал какой-то странный горловой звук, прервав друга.

— Что случилось? — перепугался Дима.

— Как ты сказал, бриллианты? — бешеными глазами глядя на него, Емельянов даже привстал над столом.

— Да, бриллианты. А что такое?

— Ну конечно! Как же мне раньше это не пришло в голову! Бриллианты матери! — он хлопнул себя ладонью по лбу. — Дите сейчас 52 года! И она начала болеть! То есть это самое критическое состояние для женщины — возраст, страх потери привлекательности… А этот молодой аферист… Романы… Ну конечно!

Быстро поблагодарив друга, Емельянов выбежал из кафе. Все в его голове встало на свои места. Он просто не мог поверить в свою удачу!

Барова надо было брать! Аферист Баров, обхаживавший состоятельных женщин, охотился за бриллиантами артистки! Кира Вайсман была знакома с Дитой Утесовой, работала у нее, давала советы по уходу за лицом, которые на вес золота женщине в 52 года! И Кира встречалась с Никитой Баровым.

Вайсман сразу поняла, за чем именно охотится аферист, и угрожала рассказать всю правду Дите Утесовой, если он не заплатит ей. Емельянов вполне допускал, что Баров когда-то мог украсть что-нибудь у Киры — например, золотое кольцо или сережки, поэтому она прекрасно знала его натуру. К сожалению, это уже невозможно было выяснить.

Вечером того дня, распрощавшись с подругой, Кира неожиданно увидела у своей двери Барова. Он напросился зайти к ней в квартиру. Опасаясь шума и внимания соседей, она впустила его сама. В квартире Баров схватил ее за подбородок, вывернул голову и убил инъекцией нембутала. А затем подбросил в комнату сам препарат, который предварительно стащил в квартире Павла Левицкого.

Остается только один вопрос: почему Баров убивал так, как обучали в секретном спецподразделении КГБ, где готовили ликвидаторов? Этот захват за подбородок был характерен. Значит, был как-то с этим связан. Конечно, Емельянов не много знал о ликвидаторах, но кое-что все же знал.

Секретная спецгруппа «V», часто называемая «Вымпел», была также известна как Управление КГБ «V». Поскольку большая часть обучения в академии КГБ была сосредоточена на оперативной работе, направленной на шпионаж и контрразведку, в 1955 году Первое главное управление службы создало курсы повышения квалификации для кадровиков — Курсы усовершенствования офицерского состава (КУОС).

Это были учебные курсы с целью обучения общих дежурных офицеров КГБ нерегулярным действиям и боевой тактике для тайных операций за границей или в качестве секретных кадров и основы для формирования партизанских отрядов в случае иностранного вторжения.

В 1966 году эти курсы были выведены из состава Первого главного управления и размещены в качестве самостоятельного учебного центра вместе с учебным центром советских пограничных войск (собственными военными силами КГБ) в Голицыно Московской области.

Основной задачей центра КУОС была регулярная и нерегулярная боевая подготовка агентов КГБ в рамках учебной программы учреждения. Вторичная цель заключалась в том, чтобы в случае роста напряженности в конкретном регионе сформировать специальную рабочую группу из агентов, которые в настоящее время находятся на продвинутой стадии своей подготовки.

В КУОС выпускники имели свое «крещение огнем». Они обязаны были участвовать в секретных операциях КГБ по ликвидации иностранных агентов на своей и вражеской территории, то есть действовали не только в СССР, но и на территории других, в основном зарубежных стран. Ликвидация означала заказные убийства по приказу сверху. Излюбленным оружием для такой ликвидации были инъекции ядов, свойства которых изучались особенно тщательно. Вся деятельность этого подразделения была особо засекречена. За разглашение этой тайны полагались самые серьезные меры.

Численность агентов, прошедших такую подготовку, скрывалась особо тщательно. Настоящую цифру в стране знали только несколько человек. Важным умением для подготовленных ликвидаторов было маскироваться, поэтому распознать ликвидатора было практически невозможно не только для простых людей, но и для подготовленных офицеров КГБ. Часто из агентов-ликвидаторов формировались специальные оперативные группы для ликвидации какого-то политического лидера в другой стране или опасного агента. Тогда несколько ликвидаторов работали сообща. Но эти случаи были очень редкими, и тогда оперативная работа велась особенно тщательно.

Разведчики с повышенной боевой готовностью были также идеальны для сбора любой информации, потому что обладали двойным характеристиками. Они были и разведчиками, и убийцами, способными быстро реагировать на изменяющуюся ситуацию. В случае провала операции обладали полномочиями ликвидировать даже своих собственных коллег.