Игра не для всех. 1941
Часть 24 из 29 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
В этот раз глаза старшого сверкнули уже неприкрытым гневом:
– Забываешься, боец! Или под трибунал захотел как дезертир?!
– Да пошел ты со своим трибуналом…
Мы оба уже успели наговорить лишнего, но Перминов изначально выбрал неверную тактику давления уставом и командирским авторитетом. Понятно, что ему не нужны конфликты из-за единственной женщины в тесном мужском коллективе, вот только речь идет о моей женщине! И если нужно отстоять право на нее, так я готов! После событий последних дней, регулярных столкновений с опасностью и смертью, офицерские (или как их там в 41-м?) кубари не производят на меня ровным счетом никакого впечатления. И к слову, в отличие от остальных погранцов, в меня на деле никто не вбивал уважения перед уставом и пиететом перед старшими по званию!
Но все же, когда я открыто послал лейтенанта, в душе что-то словно сломалось; появилось ощущение, что только что была пройдена точка невозврата. Однако отступать я не намерен, – и когда правая рука набычившегося, стремительно краснеющего Перминова коснулась кобуры, мои пальцы автоматически расстегнули клапан собственной…
– Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант! Разрешите обратиться!
Ольга говорит громко, едва ли не кричит. Невольно посмотрев на казачку, я обратил внимание, что она закрыла нас обоих от взглядов остальных бойцов, и что вряд ли они видели, как мы с летехой потянулись к оружию…
Мещерякова же, сумев разрядить изрядно накалившуюся обстановку своим появлением, замерла рядом со мной. Командир, недовольно поиграв желваками (но руку от кобуры он убрал – как, впрочем, и я), нехотя, сквозь зубы процедил:
– Обращайтесь.
Оля же, словно не замечая недовольство старшого, радостно выпалила:
– Товарищ лейтенант, вы можете нас расписать?
Сказать, что глаза Перминова изумленно округлились, это ничего не сказать, они стали словно два блюдца! Впрочем, вряд ли мой взгляд был менее ошарашенным. Тем не менее, придя в себя, Михаил сдавленно прошипел:
– Да вы совсем охренели, что ли?!
Но тут уж закусила удила казачка, приняв обиженный и даже возмущенный вид – правда, получилось у нее наивно-мило, словно у совсем еще маленькой девочки, топающей ножками из-за запретного сладкого!
– Товарищ лейтенант, вы как командир в боевой обстановке имеете право заключить брак между двумя любящими друг друга подчиненными. Я вот люблю Рому, Роман любит меня… Правда ведь, Рома?!
Взгляд старшого стал ехидно-насмешливым при виде моего изумления, однако я быстро пришел в себя, после чего твердо ответил обоим:
– Так точно, товарищ лейтенант, я очень люблю Ольгу. И был бы безмерно рад и признателен вам, если бы вы смогли заключить наш брак. Я бы и сам попросил вас об этом раньше, но не знал, что такое вообще возможно!
В этот раз Михаил задумался на пару минут, после чего ответил:
– По совести сказать, я не помню положений устава, по которым я имел бы право зарегистрировать вас как супругов.
Оля смутилась – видимо, что-то она когда-то слышала, но точно и наверняка не знала, решив пойти ва-банк, пока мы с летехой не наломали дров. Однако, едва я лишь только подумал о том, что было бы неплохо узнать поподробней об этой традиции, как в голове тут же всплыло:
На основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 года, регистрация фактических брачных отношений без явки военнослужащего в органы записи актов гражданского состояния производится на основании заявления военнослужащего, заверенного командиром воинской части.
При этом во время войны на оккупированной территории браки оформлялись в партизанских отрядах или проводились по религиозным обрядам. Такие браки государство признавало в случае, если они не противоречили советскому законодательству.
Стоит также отметить, что Постановлением № 38/18/У от 30 августа 1941 года все гражданские дела были приостанавлены в отношении лиц, состоящих в действующих частях Красной армии и Военно-морского флота.
Спасибо тебе, помощник!
– Товарищ лейтенант, я вспомнил! На время боевых действий все гражданское делопроизводство в отношении военнослужащих приостанавливается, но браки между партизанами, находящимися в тылу врага, заключает непосредственный командир – так было в Гражданскую. Мы, может, не партизаны, но ведь давно в тылу врага. И вы действительно можете нас расписать, заполнив соответствующие строки в военных билетах и заверив своей подписью, а если со мной что случится… я хочу написать заявление и прошу вас его заверить, чтобы Оля потом могла отдать его в загс. Тогда, в случае чего, ребенок без отца не останется…
Теперь пришел черед Мещеряковой изумленно вытаращиться на меня, но Перминов, хмыкнув и скользнув по казачке понимающим мужским взглядом, на мгновение задержав его на животе, понятливо кивнул:
– Ребенок, значит… Ну, понятно. А вы вообще подумали, как беременная будет выходить к линии фронта?
Я насупился:
– Должны успеть. А в случае чего, я ее не брошу.
И ведь действительно – не брошу. То есть не вру я, значит, – ни людям, ни самому себе. Двадцать дней (точнее, пятнадцать оставшихся), или сто дней, или всю войну… Я готов провести их здесь. Потому что действительно влюбился в казачку. И потому что узнал здесь себя совершенно иного – способного на поступок, способного наступить на горло страху, сцепив зубы и сделав, что должно, ставшего, наконец, мужиком! Даже если этот мир ненастоящий – для меня он более настоящий, честный и живой, чем тот, в котором я прожил всю предшествующую жизнь.
И даже если родители все же вытащат меня, я вернусь, я обязательно вернусь!
Что-то такое Михаил разглядел в моих глазах, чему поверил и с чем был вынужден согласиться:
– Ну, может, так оно будет и к лучшему – раз станете супругами, у других бойцов уже никаких мыслей возникнуть не должно. А коли все же возникнут, – тут Перминов демонстративно хрустнул пальцами, – удержу дисциплину… Ладно, молодые, распишу я вас! Только карандашом, чернил негде взять.
Засветившаяся от радости Оля неожиданно заявила:
– А я вам ягод лесных наберу, бузины или голубики. Выдавлю, будут вам и чернила!
Командир усмехнулся:
– Добро! Но раз так, с вас, молодые, праздничный стол!
Тут уж обрадованно улыбнулся я:
– Стол не стол, но что выпить и закусить, найдется!
…Мы углубляемся в лес часа три, причем я с казачкой держусь несколько отдельно – девушка ищет ягоды, а я собираю грибы, постоянно консультируясь с помощником. Какие-то темные плоды любимая действительно находит, а я собираю целый котелок грибов, так что к моменту привала у нас практически все готово!
Показательно вырыв четыре ямы под «костры разведчика», на одной начинаю варить кашу из двух банок тушенки и одной – горохового концентрата. Вспомнив былые навыки кулинара – готовить я всегда умел и любил, – на дно котелка кидаю немного мелко порезанного сала и горсть найденных лисичек, после чего аккуратно обжариваю грибы в топленом жире и лишь затем добавляю консервы. Аромат копчения и лисичек вареву обеспечен! Оставшиеся боровики и подосиновики нанизываю на крепкие обструганные ветки и терпеливо жду, когда прогорит второй костер. Оля в это время аккуратно нарезает сало тонкими ломтями – и красиво, и так больше достанется! – после чего берется за остатки каравая, выкладывая бутерброды с хлебом и трофейными галетами. Также казачка аккуратно разводит половину фляги первака с водой, опустив его градус до водочного.
Погранцы же весело наблюдают за нашими приготовлениями, оживленно переговариваясь – все, кроме Петрова, который сидит в сторонке, задумчивый и грустный, и изредка бросает на нас с Мещеряковой тяжелые задумчивые взгляды. Любимая между делом рассказала мне, что Витя оказывал ей знаки внимания – правда, все в пределах разумного, никогда не перегибал палку. Оля в свое время отбрила его, и боец вроде бы все понял, а вот при встрече, видать, столь сильно обрадовался возвращению в отряд красивой казачки, что попытался продемонстрировать ей эту самую радость. На самом деле ничего плохого он действительно не сделал, да и парень он неплохой, ну а если что дурное в голову взбредет, так порву, как тузик грелку! Я теперь кого угодно за жену порву!
– Скоро все будет готово!
Каша весело кипит, а угли покрываются белым пеплом. Нанизав вперемешку с грибами на «шампуры» (ровно восемь штук) несколько наиболее крупных ломтей сала, начинаю зажаривать импровизированный шашлык под восторженные вопли товарищей:
– Самсон, ну ты даешь!
– Где так научился?!
– Тут от одного запаха ноги протянешь!!!
Сводящий с ума аромат жарящегося на углях сала, пропитывающего боровики и подберезовики своим соком, расходится на всю округу, демаскируя стоянку отряда. Но и хрен с ней, с демаскировкой, у фрицев сейчас хватает забот помимо чистки лесов, да и крупных полицейских частей, заточенных на борьбу с партизанами, у них нет – по крайней мере, в нашем районе. И, по всей видимости, мысли командира созвучны моим – на наши приготовления Перминов бросает уж очень одобрительные взгляды, не выказывая при этом ни грамма беспокойства! Хотя большую часть времени он старательно выводит записи в военниках, используя чернила, полученные из раздавленных в крышке от котелка ягод. Приободрился даже Петров, теперь жадно смотрящий только на безумно ароматный шашлык.
– Пять минут до готовности!
…И вот, наконец, мы накрываем на стол, в середину которого ставится трофейный котелок. Конечно, каши на всех не хватит – так, чтобы наесться, – но черпая ее по очереди, ложек пять-шесть получит каждый. Вокруг котелка выстраиваются бутерброды – по целых две штуки на брата! – рядом находит свое место фляга со спиртным. Шампуры аккуратно ложатся сверху бутербродов. Все готово к праздничной трапезе – но ей предшествует не менее значимая для нас с Олей торжественная часть!
Ну, как торжественная… Марша Мендельсона нет, цветами нас никто не закидывает, да и форма на обоих выглядит далеко не идеально и уж точно не похожа на свадебные костюмы. Ну, да и плевать – мы ведь друг для друга женимся, по любви, а не для гостей и фотопоказухи!
Все по-армейски, строго и конкретно. Не придумав ничего лучшего, лейтенант приказал построиться, после чего навытяжку встал перед куцей шеренгой и громко вызвал нас с Олей:
– Рядовой Самсонов, рядовая Мещерякова, шаг из строя!
Выходим синхронно, при этом я отчаянно стараюсь, чтобы сделанное мною уставное движение хотя бы на уровне казачки смотрелось более-менее приемлемо! В последний раз мне доводилось маршировать в старших классах на уроках ОБЖ… Ну, худо-бедно получается.
– Дорогие товарищи! – А ведь Перминов отыгрывает свою роль просто на ура, умело напустив на себя строгий и торжественный вид. – Сегодня мы все здесь присутствуем при создании новой ячейки советского общества. И я рад, что наши сослуживцы решились на этот шаг, несмотря на войну! Рядовой Самсонов Роман Витальевич!
– Я!
– Согласны ли вы взять в жены рядовую Мещерякову Ольгу Ивановну?
– Так точно! Да!
Моя оговорка рассмешила бойцов, я явственно услышал, как кто-то за спиной сдавленно фыркнул от смеха. Но на светящуюся казачку, радостно смотрящую на меня влюбленными глазами, это не произвело никакого впечатления.
– Рядовая Мещерякова, Ольга Ивановна!
– Я!
– Согласны ли вы взять в мужья рядового Самсонова Романа Витальевича?
– Согласна!
Как же у нее звенит голос от счастья! Любимая моя…
– Как старший командир третьей заставы семнадцатого Краснознаменного Брестского пограничного отряда… – от сурового, сильного голоса лейтенанта все аж подобрались и вытянулись, словно на реальном параде, – …и ваш непосредственный начальник, я объявляю вас мужем и женой!
И тут же Михаил добавил уже тише и как-то мягче, добрее:
– Можете поцеловаться.
Я развернулся к стоящей рядом жене и, озорно улыбаясь Оле, сам невольно задумался о том, что происходит сейчас в моей жизни и как сильно это разнится с тем, о чем я мечтал, впервые запуская игровую капсулу… Однако порефлексировать мне не дали теплые, нежные губы казачки, неуверенно, но так нежно коснувшиеся моих губ…
Первый супружеский поцелуй получился долгим – так, что уже недовольно закряхтели в строю, а Перминов позволил себе пару раз громко кашлянуть. Наконец оторвавшись друг от друга, смущенные, мы развернулись к лейтенанту, который сам подошел к нам и протянул военники:
– Графы «семейное положение» я заполнил, а заявление заверю тогда потом, как Рома его напишет. Ну что, молодые, будете угощать или как?!
…Застолье прошло душевно, под шутки товарищей и дружные пожелания счастья в семейной жизни. Первый тост поднял командир, коротко сказав:
– За молодых!
Сделав первый глоток из фляги, летеха чуть скривился и пустил ее по кругу, дав вначале мне. Немного отпил и я – и, зажав нос и рот руками, протянул первак Оле. Что за мерзость все-таки…
Хотя пару секунд спустя по телу начало разливаться хмельное тепло, что немного примирило с отвратительным вкусом выпивки. Супруга же слегка вздрогнула во время глотка, но виду не подала и пустила флягу дальше по кругу.
Наконец, когда отпили все, мы приступили к трапезе – кто-то схватился за шампур, кто-то потянулся к бутербродам, а Михаил пригласил нас с любимой попробовать кашу. Я хотел было уступить девушке, но та знаками отказалась, и тогда я первым отведал горячее. Хм, ну что сказать? Получилось очень наваристо, очень жирно от мяса, с тонким душком копченостей и лисичек – по совести сказать, я таких вкусных каш и не готовил никогда! В нее бы еще лучку, но тут уж сами сплоховали, съели раньше – так ведь кто знал?!