Хвост Скорпиона
Часть 35 из 65 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Пертелота?
– Это точно она. Я их всех по голосу узнаю. У каждой свой характер.
– Но откуда вы взяли такое имя?
Гоуэр ответил не сразу:
– Остаточный эффект от образования. Я частенько сидел на этой террасе и давал всему вокруг названия из английской литературы. Все равно тут больше нечем заняться. Шантиклэром и Пертелотой звали петуха и курицу из «Кентерберийских рассказов» Чосера. Пертелота была любимицей моего петуха, но потом он пропал. Наверное, его енот съел. Остальным курам я тоже дал имена. Курятник – это Кентербери. А это старое голое дерево – Чайльд Роланд из поэмы Байрона[20]: по-моему, оно похоже на рыцаря, которого жизнь не баловала. А пространство от дороги до ограды – Бесплодная земля. – Гоуэр сделал паузу. – Чтобы догадаться, почему я его так назвал, поэму Элиота читать не обязательно.
Кори с удивлением слушала его пространную речь. Мозги у Джесси Гоуэра явно работали. Внезапно ей захотелось спросить про его роман, но в прошлый раз эта тема оказалась болезненной. Вместо этого Кори махнула рукой на запертый сарай для инструментов, окна которого были заколочены старыми досками:
– А сарай как называется?
– Никак, – резко ответил Гоуэр.
Он сразу замолчал, и Кори почувствовала, что случайно сказала что-то не то. Она решила сменить тему:
– Карманные часы, о которых вы говорили… Можете рассказать о них подробнее?
– Это был золотой хронограф с обратным ходом.
– Что это значит?
– В хорологии, то есть в часовом деле, есть такое понятие, как усложнение – дополнительная функция, то, что умеют делать часы, кроме того, что показывают часы и минуты. Хронографы, кроме всего прочего, умеют очень точно отсчитывать секунды. У хронографа с обратным ходом секундная стрелка автоматически возвращается в первоначальное положение без дополнительного нажатия на кнопку.
– Хорология? Звучит как название венерической болезни.
Джесси улыбнулся в первый раз за все время:
– Как я уже говорил, отец разбирался в часовых механизмах и умел их чинить. Обычно ему попадались только старые «таймексы». Но однажды ему представилась возможность поработать со старинными «Патек Филипп»: их нужно было почистить и отрегулировать. Помню, отец показывал мне механизм. Внутри часов скрывался целый маленький мир: рычажки, пружинки, винтики, даже драгоценные камни. Я впервые видел, чтобы отец пришел в такой восторг. Это был первый и единственный раз, когда он работал с часами из так называемой святой троицы.
– Как вы сказали?
– На жаргоне часовщиков это три старейших и величайших швейцарских производителя часов. «Патек Филипп», «Вашерон Константин» и «Одемар Пиге». Каждые такие часы состоят из сотни деталей, они очень тщательно изготовлены. Механизмы скрыты от глаз, но каждый работает беззвучно и в идеальной гармонии.
Стоило Джесси заговорить на эту тему, и его глаза заблестели.
– А как же «ролексы»? – спросила Кори. – Я думала, их считают лучшими часами.
– Они выпустили несколько легендарных моделей. Но в общем и целом «ролекс» – просто часы. При их изготовлении нет места фанатичному вниманию к деталям, к тому же «ролексы» лишены вечных календарей и…
Джесси вдруг осекся, заметив, какими глазами смотрит на него Кори.
– Продолжайте, – попросила она.
Гоуэр пожал плечами:
– Какой толк от моих рассуждений? Мне такие часы все равно не по карману. Даже если бы я продал… – Он снова оборвал себя.
Кори тоже надолго замолчала. Этот человек слишком много времени провел наедине со своими мыслями. Он не привык с кем-то ими делиться.
– Вы упомянули, что ваш прадед дорожил только двумя вещами, – небрежным тоном заговорила Кори. – И какая же вторая?
Некоторое время Гоуэр молча смотрел на нее, – похоже, подозрительность в нем боролась с жаждой общения.
– Старый рисунок, – наконец ответил он.
– Почему он был ему так дорог?
– Кто знает? Этот рисунок тоже передавали из поколения в поколение, будто священную книгу. Мама всю жизнь носила одну камею, даже несмотря на то, что она оказалась подделкой. Люди привязываются к вещам. – Гоуэр помедлил. – Да и вообще, тот рисунок давно пропал.
Кори почувствовала, как он снова облачается в броню. В то же время ее мозг работал, собирая воедино факты, о которых только что рассказал Гоуэр. «Даже несмотря на то, что она оказалась подделкой»…
Кори огляделась по сторонам, и ее взгляд остановился на сарае для инструментов. Когда она обратила на него внимание в первый раз, Гоуэр отреагировал почти агрессивно. Да и висячий замок на сарае казался подозрительно новым по сравнению со всем остальным на этом ранчо.
– Нельзя ли мне заглянуть внутрь вашего сарая для инструментов?
– Зачем? – спросил Гоуэр, повысив голос. – Вы уже во второй раз про него заговариваете.
– Он необычно выглядит. Я просто подумала…
– Вы просто подумали. Подумали, что можете явиться сюда, дразнить меня туманными обещаниями насчет креста, а потом снова устроить допрос? Что, по-вашему, там находится? Лаборатория по изготовлению метамфетамина?
– Нет, я всего лишь…
– Вся эта чушь про то, что мы родственные души, про Канзас… Вы даже притворились, будто интересуетесь часами! А сами просто хотите развязать мне язык! Вы, чертовы копы, все одинаковые! – Он вскочил на ноги, в глазах блеснули слезы. – А я-то, дурак, почти клюнул! Убирайтесь! Проваливайте, и чтобы больше я вас здесь не видел!
Кори поняла, что разговаривать с ним бесполезно. Гоуэр впал во внезапную, иррациональную ярость типа биполярного расстройства. Кори уже приходилось иметь дело с подобными проявлениями, и был только один способ отреагировать. И вот, пока Гоуэр продолжал кричать, она встала, спустилась по ступенькам и быстро пошла обратно к своей машине.
34
Нора присела на корточки и обвела взглядом результат своих трудов – раскопанную стоянку Гоуэра в Хай-Лонсаме. Она обследовала шесть квадратных метров и обнаружила все самое важное: кострище, мусор, сгнившую палатку и повергающее в трепет количество пустых бутылок из-под виски «Рич энд Рэар». День выдался странный и неприятный: стена облаков скрыла солнце, сильные порывы ветра гоняли по развалинам перекати-поле, покрывая все вокруг тонким слоем пыли, попадавшей в глаза и застревавшей в волосах.
Однако раскопки прошли чудесно. Работа продвигалась гораздо быстрее, чем рассчитывала Нора, и ее это радовало. Хотя Вайнграу без возражений дала Норе дополнительный день, на этот раз у президента института поубавилось энтузиазма относительно сотрудничества доктора Келли с ФБР. Адельски отлично поработал на раскопках в Цанкави, однако без Норы он, разумеется, немного отстал от графика. А еще Нору беспокоило то, сколько времени и внимания в институте уделяют Коннору Дигби: он временно взял на себя некоторые ее административные обязанности и, похоже, неплохо с ними справлялся.
Нора постаралась выбросить эти мысли из головы. Она проработала в институте десять лет, а Дигби – всего несколько недель. Он на пять лет моложе ее, а его список научных публикаций пусть и смотрится весьма достойно, однако не сравнится с ее списком. Дигби никак не могут повысить вместо Норы. С ее стороны довольно-таки мелочно и даже немного нелепо беспокоиться по этому поводу.
Она снова сосредоточилась на раскопках. Сфотографировала и упаковала почти все обнаруженные артефакты, включая очень необычный предмет – сверток из кожи, который она идентифицировала как магическую связку[21]. Они со Скипом за одиннадцать часов управились с работой, на которую, по подсчетам Норы, должно было уйти два дня. Результаты впечатляли. Нора с удовлетворением подумала, что то, что они обнаружили, должно было полностью перевернуть их прежние представления о деле и прояснить ситуацию.
Скип собрал оставшиеся инструменты и закрыл крышку ящика:
– Может, отпразднуем? Выпьем по стаканчику холодненького.
Нора, не удержавшись, улыбнулась. Скип никогда не упускал возможности выпить пива, однако Нора вынуждена была признать, что сейчас это как раз кстати.
– Не возражаю.
– Пойду принесу.
– Давай сначала закроем квадраты, – сказала Нора.
– Тебе решать.
Они натянули поверх места раскопок большой кусок брезента и как следует закрепили его при помощи колышков. Потом вернулись в свою палатку, которую установили в пятидесяти ярдах от стоянки Гоуэра. Нора радовалась, что ветер наконец утих и можно наслаждаться приятным вечером, не дыша при этом пылью.
Скип залез в сумку-холодильник и принес две бутылки «Дрэгонс Милк» с прилипшими к стеклу кусочками льда. Эффектным жестом открыв обе бутылки, он протянул одну Норе и сел рядом с ней, скрестив ноги.
– За успешные раскопки!
Скип победным жестом вскинул бутылку. Они чокнулись бутылками и отпили по глотку.
– Ну и что ты обо всем этом думаешь? – спросил Скип.
– Что ж, – произнесла Нора, – во-первых, очевидно, что у Гоуэра был напарник, иначе зачем в гнилой старой палатке второй спальный мешок? А судя по количеству угля в кострище и отбросов в мусорной куче, они провели в Хай-Лонсаме довольно много времени: пожалуй, недели две.
Скип кивнул:
– А про магическую связку что скажешь?
Нора и Скип нашли этот предмет в палатке. Сверток был сделан из оленьей кожи и украшен бахромой, однако он сильно съежился от времени и дождевой воды. Нора аккуратно развернула его и стала доставать предметы один за другим: наконечник доисторической стрелы, агатовая статуэтка-фетиш в виде волка, пучок травы зубровка душистая, связка мелких перьев и шалфея, а также пять кожаных мешочков с горстями земли.
– Полагаю, магическая связка принадлежала спутнику Гоуэра, – произнесла Нора. – А значит, это представитель коренного населения США. Скорее всего, он был из народа апачей.
– Откуда ты знаешь? – спросил Скип.
– Это связка с горной почвой. В четырех мешочках земля с вершин четырех священных гор, а в пятом должна быть земля с родины человека. Такие связки в ходу только у апачей и навахо. Не удивлюсь, если напарник Гоуэра принадлежал к племени мескалеро.
– И что же случилось с этим напарником?
Нора на некоторое время погрузилась в задумчивость.
– Должно быть, он скрылся, причем в большой спешке. Бросить магическую связку, в которую входят мешочки с землей… Видимо, этот человек ударился в панику и спасся бегством. А потом так и не вернулся. – Нора помолчала и отпила еще глоток крепкого портера. – Думаю, сегодняшние открытия помогут нам составить более ясную картину того, как прошел последний день Гоуэра.
Скип энергично потер руки:
– Ух ты!
Солнце опустилось за горы Азул, и пустыню заполнила лиловая туманная дымка. Темные тучи стремительно заволакивали небо. Осталась лишь тонкая светлая полоска над горами, но и она вскоре пропала. Нора видела, как за горами вспыхивают молнии, однако раскаты грома не долетали до их лагеря. Такие темные вечера всегда кажутся людям зловещими: возникает чувство, будто вот-вот начнется светопреставление. Солнце садилось, и температура стремительно падала.
– Давай-ка разведем костер, а потом я расскажу тебе, что обо всем этом думаю.
– Договорились.
– Это точно она. Я их всех по голосу узнаю. У каждой свой характер.
– Но откуда вы взяли такое имя?
Гоуэр ответил не сразу:
– Остаточный эффект от образования. Я частенько сидел на этой террасе и давал всему вокруг названия из английской литературы. Все равно тут больше нечем заняться. Шантиклэром и Пертелотой звали петуха и курицу из «Кентерберийских рассказов» Чосера. Пертелота была любимицей моего петуха, но потом он пропал. Наверное, его енот съел. Остальным курам я тоже дал имена. Курятник – это Кентербери. А это старое голое дерево – Чайльд Роланд из поэмы Байрона[20]: по-моему, оно похоже на рыцаря, которого жизнь не баловала. А пространство от дороги до ограды – Бесплодная земля. – Гоуэр сделал паузу. – Чтобы догадаться, почему я его так назвал, поэму Элиота читать не обязательно.
Кори с удивлением слушала его пространную речь. Мозги у Джесси Гоуэра явно работали. Внезапно ей захотелось спросить про его роман, но в прошлый раз эта тема оказалась болезненной. Вместо этого Кори махнула рукой на запертый сарай для инструментов, окна которого были заколочены старыми досками:
– А сарай как называется?
– Никак, – резко ответил Гоуэр.
Он сразу замолчал, и Кори почувствовала, что случайно сказала что-то не то. Она решила сменить тему:
– Карманные часы, о которых вы говорили… Можете рассказать о них подробнее?
– Это был золотой хронограф с обратным ходом.
– Что это значит?
– В хорологии, то есть в часовом деле, есть такое понятие, как усложнение – дополнительная функция, то, что умеют делать часы, кроме того, что показывают часы и минуты. Хронографы, кроме всего прочего, умеют очень точно отсчитывать секунды. У хронографа с обратным ходом секундная стрелка автоматически возвращается в первоначальное положение без дополнительного нажатия на кнопку.
– Хорология? Звучит как название венерической болезни.
Джесси улыбнулся в первый раз за все время:
– Как я уже говорил, отец разбирался в часовых механизмах и умел их чинить. Обычно ему попадались только старые «таймексы». Но однажды ему представилась возможность поработать со старинными «Патек Филипп»: их нужно было почистить и отрегулировать. Помню, отец показывал мне механизм. Внутри часов скрывался целый маленький мир: рычажки, пружинки, винтики, даже драгоценные камни. Я впервые видел, чтобы отец пришел в такой восторг. Это был первый и единственный раз, когда он работал с часами из так называемой святой троицы.
– Как вы сказали?
– На жаргоне часовщиков это три старейших и величайших швейцарских производителя часов. «Патек Филипп», «Вашерон Константин» и «Одемар Пиге». Каждые такие часы состоят из сотни деталей, они очень тщательно изготовлены. Механизмы скрыты от глаз, но каждый работает беззвучно и в идеальной гармонии.
Стоило Джесси заговорить на эту тему, и его глаза заблестели.
– А как же «ролексы»? – спросила Кори. – Я думала, их считают лучшими часами.
– Они выпустили несколько легендарных моделей. Но в общем и целом «ролекс» – просто часы. При их изготовлении нет места фанатичному вниманию к деталям, к тому же «ролексы» лишены вечных календарей и…
Джесси вдруг осекся, заметив, какими глазами смотрит на него Кори.
– Продолжайте, – попросила она.
Гоуэр пожал плечами:
– Какой толк от моих рассуждений? Мне такие часы все равно не по карману. Даже если бы я продал… – Он снова оборвал себя.
Кори тоже надолго замолчала. Этот человек слишком много времени провел наедине со своими мыслями. Он не привык с кем-то ими делиться.
– Вы упомянули, что ваш прадед дорожил только двумя вещами, – небрежным тоном заговорила Кори. – И какая же вторая?
Некоторое время Гоуэр молча смотрел на нее, – похоже, подозрительность в нем боролась с жаждой общения.
– Старый рисунок, – наконец ответил он.
– Почему он был ему так дорог?
– Кто знает? Этот рисунок тоже передавали из поколения в поколение, будто священную книгу. Мама всю жизнь носила одну камею, даже несмотря на то, что она оказалась подделкой. Люди привязываются к вещам. – Гоуэр помедлил. – Да и вообще, тот рисунок давно пропал.
Кори почувствовала, как он снова облачается в броню. В то же время ее мозг работал, собирая воедино факты, о которых только что рассказал Гоуэр. «Даже несмотря на то, что она оказалась подделкой»…
Кори огляделась по сторонам, и ее взгляд остановился на сарае для инструментов. Когда она обратила на него внимание в первый раз, Гоуэр отреагировал почти агрессивно. Да и висячий замок на сарае казался подозрительно новым по сравнению со всем остальным на этом ранчо.
– Нельзя ли мне заглянуть внутрь вашего сарая для инструментов?
– Зачем? – спросил Гоуэр, повысив голос. – Вы уже во второй раз про него заговариваете.
– Он необычно выглядит. Я просто подумала…
– Вы просто подумали. Подумали, что можете явиться сюда, дразнить меня туманными обещаниями насчет креста, а потом снова устроить допрос? Что, по-вашему, там находится? Лаборатория по изготовлению метамфетамина?
– Нет, я всего лишь…
– Вся эта чушь про то, что мы родственные души, про Канзас… Вы даже притворились, будто интересуетесь часами! А сами просто хотите развязать мне язык! Вы, чертовы копы, все одинаковые! – Он вскочил на ноги, в глазах блеснули слезы. – А я-то, дурак, почти клюнул! Убирайтесь! Проваливайте, и чтобы больше я вас здесь не видел!
Кори поняла, что разговаривать с ним бесполезно. Гоуэр впал во внезапную, иррациональную ярость типа биполярного расстройства. Кори уже приходилось иметь дело с подобными проявлениями, и был только один способ отреагировать. И вот, пока Гоуэр продолжал кричать, она встала, спустилась по ступенькам и быстро пошла обратно к своей машине.
34
Нора присела на корточки и обвела взглядом результат своих трудов – раскопанную стоянку Гоуэра в Хай-Лонсаме. Она обследовала шесть квадратных метров и обнаружила все самое важное: кострище, мусор, сгнившую палатку и повергающее в трепет количество пустых бутылок из-под виски «Рич энд Рэар». День выдался странный и неприятный: стена облаков скрыла солнце, сильные порывы ветра гоняли по развалинам перекати-поле, покрывая все вокруг тонким слоем пыли, попадавшей в глаза и застревавшей в волосах.
Однако раскопки прошли чудесно. Работа продвигалась гораздо быстрее, чем рассчитывала Нора, и ее это радовало. Хотя Вайнграу без возражений дала Норе дополнительный день, на этот раз у президента института поубавилось энтузиазма относительно сотрудничества доктора Келли с ФБР. Адельски отлично поработал на раскопках в Цанкави, однако без Норы он, разумеется, немного отстал от графика. А еще Нору беспокоило то, сколько времени и внимания в институте уделяют Коннору Дигби: он временно взял на себя некоторые ее административные обязанности и, похоже, неплохо с ними справлялся.
Нора постаралась выбросить эти мысли из головы. Она проработала в институте десять лет, а Дигби – всего несколько недель. Он на пять лет моложе ее, а его список научных публикаций пусть и смотрится весьма достойно, однако не сравнится с ее списком. Дигби никак не могут повысить вместо Норы. С ее стороны довольно-таки мелочно и даже немного нелепо беспокоиться по этому поводу.
Она снова сосредоточилась на раскопках. Сфотографировала и упаковала почти все обнаруженные артефакты, включая очень необычный предмет – сверток из кожи, который она идентифицировала как магическую связку[21]. Они со Скипом за одиннадцать часов управились с работой, на которую, по подсчетам Норы, должно было уйти два дня. Результаты впечатляли. Нора с удовлетворением подумала, что то, что они обнаружили, должно было полностью перевернуть их прежние представления о деле и прояснить ситуацию.
Скип собрал оставшиеся инструменты и закрыл крышку ящика:
– Может, отпразднуем? Выпьем по стаканчику холодненького.
Нора, не удержавшись, улыбнулась. Скип никогда не упускал возможности выпить пива, однако Нора вынуждена была признать, что сейчас это как раз кстати.
– Не возражаю.
– Пойду принесу.
– Давай сначала закроем квадраты, – сказала Нора.
– Тебе решать.
Они натянули поверх места раскопок большой кусок брезента и как следует закрепили его при помощи колышков. Потом вернулись в свою палатку, которую установили в пятидесяти ярдах от стоянки Гоуэра. Нора радовалась, что ветер наконец утих и можно наслаждаться приятным вечером, не дыша при этом пылью.
Скип залез в сумку-холодильник и принес две бутылки «Дрэгонс Милк» с прилипшими к стеклу кусочками льда. Эффектным жестом открыв обе бутылки, он протянул одну Норе и сел рядом с ней, скрестив ноги.
– За успешные раскопки!
Скип победным жестом вскинул бутылку. Они чокнулись бутылками и отпили по глотку.
– Ну и что ты обо всем этом думаешь? – спросил Скип.
– Что ж, – произнесла Нора, – во-первых, очевидно, что у Гоуэра был напарник, иначе зачем в гнилой старой палатке второй спальный мешок? А судя по количеству угля в кострище и отбросов в мусорной куче, они провели в Хай-Лонсаме довольно много времени: пожалуй, недели две.
Скип кивнул:
– А про магическую связку что скажешь?
Нора и Скип нашли этот предмет в палатке. Сверток был сделан из оленьей кожи и украшен бахромой, однако он сильно съежился от времени и дождевой воды. Нора аккуратно развернула его и стала доставать предметы один за другим: наконечник доисторической стрелы, агатовая статуэтка-фетиш в виде волка, пучок травы зубровка душистая, связка мелких перьев и шалфея, а также пять кожаных мешочков с горстями земли.
– Полагаю, магическая связка принадлежала спутнику Гоуэра, – произнесла Нора. – А значит, это представитель коренного населения США. Скорее всего, он был из народа апачей.
– Откуда ты знаешь? – спросил Скип.
– Это связка с горной почвой. В четырех мешочках земля с вершин четырех священных гор, а в пятом должна быть земля с родины человека. Такие связки в ходу только у апачей и навахо. Не удивлюсь, если напарник Гоуэра принадлежал к племени мескалеро.
– И что же случилось с этим напарником?
Нора на некоторое время погрузилась в задумчивость.
– Должно быть, он скрылся, причем в большой спешке. Бросить магическую связку, в которую входят мешочки с землей… Видимо, этот человек ударился в панику и спасся бегством. А потом так и не вернулся. – Нора помолчала и отпила еще глоток крепкого портера. – Думаю, сегодняшние открытия помогут нам составить более ясную картину того, как прошел последний день Гоуэра.
Скип энергично потер руки:
– Ух ты!
Солнце опустилось за горы Азул, и пустыню заполнила лиловая туманная дымка. Темные тучи стремительно заволакивали небо. Осталась лишь тонкая светлая полоска над горами, но и она вскоре пропала. Нора видела, как за горами вспыхивают молнии, однако раскаты грома не долетали до их лагеря. Такие темные вечера всегда кажутся людям зловещими: возникает чувство, будто вот-вот начнется светопреставление. Солнце садилось, и температура стремительно падала.
– Давай-ка разведем костер, а потом я расскажу тебе, что обо всем этом думаю.
– Договорились.