Хрупкие создания

Мне хочется сказать, что у меня были друзья. Я была частью чего-то. Была важна.

– Она дружит со мной! – вклинивается Джиджи, и я хочу втереть эти слова обратно в ее лицо. Она слишком оптимистична.

Алек улыбается – не нам обеим, а только ей.

– Спасибо за помощь! – продолжает Джиджи, когда я никак не реагирую. – Я в порядке. Я стараюсь… ну… чтобы случившееся не сильно на мне отразилось.

Я ей не верю. Она слишком спокойна, хотя до того взрывалась из-за пустяков. Наверное, стоило что-то сказать про нашу дружбу. Не хочу, чтобы кто-то подумал, словно это я сыграла над ней злую шутку. Я ведь ее дублерша и ее соседка. Я хочу получить ее роль и иногда злорадствую, когда смотрю, как она скачет в своем гипсе, но частенько она мне даже нравится. Чуть-чуть.

– Если что-то случится, не молчи. – Алек целует ее в лоб, а потом поворачивается ко мне. – И Джун, докажи, что я не прав, хорошо?

Интересно, это угроза? Отец Алека все-таки глава комитета, один из самых влиятельных людей в нашей школе. Так что за его словами может крыться нечто большее.

– Что вообще с лифтами? – кричит Алек.

– Не работают, – отвечает охранник. – Придется по лестнице.

– Вы шутите?

– У меня нет на это времени. Можете подождать часок-другой, а можете подняться по лестнице.

Алек берет Джиджи на руки – несмотря на ее громкие протесты – и направляется к ступеням. Часть меня жаждет того же, что есть у них, а другая часть отчаянно хочет, чтобы эта жажда сдохла. Встречи с Джейхи изменили меня. Может, это всего лишь физическое влечение, и пусть все началось как месть Сей Джин, но мне кажется, что я могу ему доверять. Иногда я хочу показать ему коробку, в которой хранятся тайны моего происхождения, но потом передумываю. Эти тайны я пока никому не могу доверить.

Медленно поднимаюсь по ступеням. Хочу дать Алеку достаточно времени для того, чтобы добраться до одиннадцатого этажа, закинуть Джиджи на кровать и убраться из нашей комнаты. Жду на верхней ступени, тяжело дыша, надеясь, что смех Джиджи скоро стихнет и Алек улизнет оттуда.

– Наслаждаешься делом рук своих? – раздается позади. – Ты не заслуживаешь танцевать вместе с нами. И вообще быть в этой школе. Я знаю, что ты сделала.

Оборачиваюсь – на меня смотрит Сей Джин. Кулаки сжаты, зубы тоже.

Отворачиваюсь снова. Она сбегает по лестнице и хватает меня за плечо холодной рукой, чтобы я посмотрела ей в лицо. В спину упирается поручень.

– Отвали. Чего прицепилась? – Стараюсь вывернуться и пройти мимо.

– Я знаю, что это ты подложила Джиджи зеркало, – выплевывает она.

Я бледнею.

– Сегодня что, первое апреля?

Не позволю ей вывести меня из равновесия. Скоро я стану лучшей танцовщицей школы, и она будет умолять меня о дружбе, а я откажусь. С превеликим удовольствием. Она разрушила мою жизнь – из-за Сей Джин у меня нет друзей. И после нее я разучилась заводить новых.

– Ты написала ту дрянь на зеркале и вывесила гадости в Свете. А еще печенье… И осколки ты подложила. Кто еще? Ты же ее дублерша. Если она не сможет танцевать, ты окажешься в свете софитов! – Ее пальцы сильнее впиваются мне в плечо, ее крики наверняка слышно и на восемнадцатом этаже. – Кто еще может настолько отчаяться?

Хочу закричать, чтобы услышал комендант, отчитал ее за то, что удерживает меня силой. Хочу заткнуть ее.

– Это была ты! – вопит Сей Джин. – Из-за тебя все мы превратимся в мишень!

Мне становится страшно. Кто-то ведь может ее услышать и поверить в эти нелепые обвинения. Вся кровь отливает от лица. Сердце заходится в груди. Меня тошнит, хочу избавиться от всего – ее слов, чая, лапши, которую ела на обед. И обвинений.

– Ничего я не делала. – Мой голос дрожит. – И ничего не знаю.

– Ты ей завидуешь! – Сей Джин загнала меня в угол, мне не выбраться, глаза ее сверкают от гнева. – Помнишь, мне было восемь и ты украла у меня леотард со стразами? Ты отнекивалась, а потом я увидела, как ты меряешь его в своей комнате. Кружилась в нем перед зеркалом под музыку из этой дурацкой шкатулки!

Трясу головой. Она ведь не знала, что именно тогда мама сказала, что отец не хотел меня растить, даже видеть меня не хотел. Мелодия из музыкальной шкатулки заполнила мою голову. Я взяла этот леотард на время, хотела почувствовать себя принцессой. Я бы вернула его. Да, я творила дурное, когда мама вела себя странно. Но что еще было от меня ожидать? Я была маленькой девочкой, которая повсюду носила с собой семейный секрет размером со взрослого мужчину.

– А помнишь, как ты назвала Хе Джи толстой? Она заперла меня в кладовке!

Лицо горит. Я помню. Все свои выходки. Всю злобу. Неподъемную тяжесть маминых слов и пустоту на месте отца.

– И я вижу, что ты строчишь моему парню! Заметила твое имя на экране его телефона. Ты не нравишься ему, Джун. Он тебя жалеет, да и то только потому, что не знает, какая ты на самом деле сука.

– Я не сделала ничего плохого. И ты не заставишь меня думать иначе.

Все силы уходят на то, чтобы голос звучал спокойно. Меня трясет – держусь за поручень и проглатываю страх. Вдруг она действительно знает о том, что происходит между мной и Джейхи? Нет-нет, еще рано. Но внутри меня клокочет ярость, убивает ту крошечную частичку надежды на то, что все вернется на круги своя, в те времена, когда мы с ней дружили. О нет, теперь я обязана ее уничтожить.

– Отвали от меня, Сей Джин, – наклоняюсь к ней. – Хотя… Может, ты и не хочешь отваливать.

Поджимаю губы. Она таращит глаза и стискивает зубы.

– Не понимаю, о чем ты. Но кое-что я знаю. Со мной ведь говорил мистер К. Он спрашивал, известно ли нам что-то о происшествии с Джиджи. Нужно было сказать ему еще тогда. Но я не буду молчать. Расскажу завтра же утром: И Джун Ким виновата во всем. Она та еще сволочь. Творить подобное со своей соседкой! Твоя мать будет так горда. Ах, нет, погоди, она взбесится, как и все мы! Бедная Джун, у нее нет отца! А потом не станет и матери.

– ЗАТКНИСЬ!


Я не сразу понимаю, что кричу. Перед глазами все плывет – я даже не различаю лица Сей Джин. Вижу только, как она входит в офис мистера К. И рассказывает ему о моей жестокости. Он предложит ей сесть и внимательно выслушает всю ее ложь, а потом позвонит мистеру Лукасу, и Сей Джин перескажет все и ему. Мистер Лукас содрогнется от разочарования и презрения. Позор. Они исключат меня. По балетным сайтам будет ходить история о балерине из Американской балетной школы, которую вышибли за то, что она напала на подругу. Что тогда обо мне подумает Джейхи?

Одергиваю себя. Какая разница, что он подумает.

– Все же очевидно, – припечатывает Сей Джин.

Кровь приливает к лицу. Сердце грохочет, как военные барабаны. Я хочу сделать кому-нибудь больно. Ничего по-настоящему ужасного – просто чтобы со мной считались. Чтобы вспомнили, насколько я сильна.

Мои руки вдруг оказываются на плечах Сей Джин, и я сильно пихаю ее. Она открывает и закрывает рот, как рыбка, но я не слышу ее. Она заваливается назад и со стуком летит вниз через пять ступеней. Голова ее ударяется о стену.

Внизу появляется Бетт. Она подхватывает Сей Джин, останавливает падение.

– Джун! – окликает меня Бетт, и я вдруг очухиваюсь, снова понимаю, кто я и что творю.

Подлетаю к Бетт и Сей Джин. Обхватываю руками голову. Что делать?

Слова застревают в горле. Что видела Бетт? Я правда толкнула Сей Джин? Нет, нет. Она наверняка упала сама. У нее истерика. Она орет и воет, черная тушь осыпается с ресниц, оседает на белой коже. Тяну к ней руку.

– Не трогай меня! Она толкнула меня. И Джун толкнула меня!

Бетт ведет ее вниз по ступенькам, поддерживает за локоть. Они направляются в офис коменданта на четвертом этаже. Опускаюсь на ступени.

– Пойдем со мной. – Бетт оглядывается и кивает. – Ты ведь не хочешь выглядеть виноватой?

Спустя пару минут мы сидим в офисе. Сей Джин плачет в трубку. Я слышу проклятия на корейском – ее мама ругается. На меня. Слышу, как они произносят имя моей матери, Кан Джи, и знаю, что мать Сей Джин позвонит ей прямо сейчас, хотя уже почти полночь. Сердце мое так и не успокоилось.

Бетт сидит рядом со мной на плюшевом диване и крутит в пальцах свой медальон. Комендант разговаривает сначала с мистером К., а потом с мистером Лукасом. Мой крошечный желудок сжимается в точку.

– Что там у вас случилось? – шепчет Бетт. И так ясно, что она уже знает ответ, но все равно ждет подтверждения.

Пожимаю плечами. Произошедшее пролетает перед глазами со скоростью пули. Каждое ее движение и каждое мое. Ее слова, застрявшие на повторе. Я не знаю, что ответить Бетт. Не знаю, на чьей она стороне.

– Я… Я не знаю.

Комендант вешает трубку и подходит к нам. Сей Джин уходит за дверь, все еще плача в трубку.

– Что случилось?

Коменданту не соврешь.

Почему они не перестанут задавать одинаковые вопросы? Меня от этого мутит. Рот словно заклеили суперклеем. Сижу, прижимая ладони к дивану, – мне срочно нужно что-нибудь повертеть в руках. Хотя бы пудреницу. Мне нужен якорь.

Комендантша переводит взгляд на Бетт, и та поворачивается ко мне.

– Я задержалась в студии «Б». И пришлось пойти по лестнице, потому что лифты не работали. Услышала крики. Увидела, как падает Сей Джин. Я уже жаловалась уборщицам на то, что пол слишком скользкий.

Бетт ведь знает, что это я толкнула Сей Джин. И так легко врет… Да я сама ей чуть не поверила! Комендантша поворачивается ко мне:

– Джун? Сей Джин говорит, что ты толкнула ее.

– Я не толкала, – шепчу. – Она… упала.

– Зачем ей врать?

– Не знаю. – Бетт отвечает за меня.

– У нас всегда были… проблемы, – поддакиваю я.

На столе звонит телефон.

– Что ж, отправляйтесь спать. Разберемся утром. – Комендантша поднимает трубку и прикрывает ее рукой. – А ты, Джун, держись от Сей Джин подальше.

Она подозревает меня. Но и Бетт она привыкла верить. Никто не хочет обвинять золотую девочку во лжи, чтобы потом разбираться с ее психованной мамашей.

Сей Джин возвращается в комнату в тот момент, когда мы уходим. Она обзывает меня по-корейски – я слышала такое в мыльных операх, которые смотрит мама. Сей Джин ложится на диван с ледяным компрессом, лицо у нее красное от пролитых слез.

Мы с Бетт поднимаемся на одиннадцатый этаж. Я чувствую на себе ее взгляд, но она молчит. Может, ждет, когда я сама что-нибудь скажу.

Она уже поворачивается в сторону своей комнаты, но тут я хватаю ее руку:

– Спасибо.

Сначала она не отвечает, и я думаю, что это молчаливое согласие.

– Это правда? – вдруг спрашивает она.