Хрупкие создания
Часть 35 из 53 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Бедняжка, – пропеваю. – Она ведь твоя соседка? Тебе что-нибудь известно?
Стараюсь вести себя как обычно. Джун умная. И наверняка не настолько слабая, как мне казалось.
– Она все еще в больнице.
Большинство людей не обращают внимания на слова, которые произносят. Они просто выпускают их в мир – и к черту последствия! Джун не такая. Не знаю, зачем она мне это говорит, что в этом полезного, но за ее словами что-то скрывается. До этого я ни разу не слышала, чтобы Джун говорила о чем-то кроме танцевальной техники или слабостей балерин. Капли пота на спине слились в липкую лужицу.
– Мистер К. прислал цветы в нашу комнату. – Джун словно не о цветах говорит, а о собачьем дерьме.
Осторожно подбираю слова:
– Он следит, чтобы его звезда чувствовала поддержку в пору нужды.
– Ей и так хватает. – Надеюсь, она не об Алеке. – Я тоже не думаю, что она справится с ролью Жизели.
Похоже, с Джун можно не осторожничать в разговорах про Джиджи. Элеанор наверняка устала от моих вечных жалоб и странных теорий.
– Словно она его питомец. Любимица.
– Кэсси тоже была, – замечает Джун, и я готова на все, лишь бы никто не стал сравнивать Кэсси с Джиджи.
– Есть о чем подумать, правда? Кэсси была племянницей мистера Лукаса. А Джиджи наверняка спит с мистером К. – С этим я наверняка переборщила.
– О, она не такая, – перебивает меня Джун.
Пусть бы она засмеялась. Или улыбнулась. Что угодно, кроме этого.
Я не отвечаю. Поднимаюсь на носочки и отхожу от станка.
– Уже лучше. – Сейчас Джун ужасно похожа на Морки.
Она хочет ускользнуть незамеченной, но я окликаю ее прежде, чем она исчезает за дверью.
– Спасибо за помощь. Передавай Джиджи привет! И сообщи, как она там, хорошо?
Ловлю ее взгляд в зеркале. Мы вроде бы смотрим друг на друга, но на самом деле нет – вот что мне нравится в зеркалах. Они позволяют посмотреть на жизнь с совершенно неожиданной стороны. Мы общаемся, говорим, видим друг друга, но не совсем. Только через зеркало. Считай, этого и не было.
– Еще что-нибудь ей передать? – Джун кривит губы, словно хочет улыбнуться, но они ее не слушаются.
Брови ее поднимаются вверх – такое же экспрессивное движение, как и ее танец. Хочу перейти в наступление, но проглатываю слова. Как же хорошо, что всего час назад я закинулась таблеткой и все еще ясно соображаю, чувствую себя храброй, но не позволяю действовать импульсивно.
– Тебе стоит чаще выходить. Я тебе должна, ну, за совет со стержнем. Сходим как-нибудь погулять, идет?
Не обращаю внимания на ее обвинительный тон и даже не смотрю в зеркало. Словно разговариваю с собственной ногой, которую тяну. Я не жду, что она ответит. Она никогда не покидает здания школы. Такая уж наша Джун. Поворачиваюсь – вдруг она все-таки кивнет или еще что. Джун краснеет.
– Да, конечно. Когда-нибудь.
Ее голос дрожит. Она уходит.
В комнате физиотерапии я опускаюсь в огромную ванну, полную льда. По телевизору идет какое-то ужасное реалити-шоу, а я надеюсь, что лед поможет против боли в колене. Или даже против боли в сердце. Жизнь после Алека – темная, неопределенная, полная невыразимой боли, которая проявляется в самое неподходящее время. Адель посоветовала мне «перетанцевать боль», но она слишком укоренилась, и от нее мутит. С такой не потанцуешь.
Мне бы бокал белого вина в руки и полотенце на голову – и вот я уже вылитая мать, запивающая боль от ухода отца.
В одном из маленьких закутков тренер помогает девочке с больным коленом. Ее плач не заглушают опущенные шторы. Я прибавляю громкость телевизора, чтобы не слышать ее плача и заодно собственных мыслей.
Раньше я приходила сюда с Лиз. Мы забирались в одну большую ванну и разговаривали о калориях в грейпфруте и дыне, о знаменитостях и об одиночестве. Мне не хватает этих разговоров.
Закрываю глаза и опускаюсь чуть глубже. Холодные ванны нравятся мне больше теплых. Холод щиплет кожу, проникает в мышцы, стирает боль – словно кнопка перезапуска. Зубы дрожат, но я только сжимаю их покрепче. Я сижу здесь так долго, что у меня наверняка посинели губы. Гораздо дольше, чем посоветовал тренер.
– Ты выглядишь как мертвец. Впрочем, может, это и неплохо.
Резко сажусь. Рядом с моей ванной стоит Анри. Он опускает руку в воду, я прижимаю ноги к груди. Позвоночник поет от благословенной прохлады. Анри вылавливает из ванны кубик льда и закидывает себе в рот. Вода течет по его подбородку, он хищно улыбается.
– Уходи давай.
Не хочу повторения нашей последней встречи. Выпрямляю ноги. Его рука дотрагивается до моих стоп. Я отдергиваю ногу, вода ходит ходуном, а он смеется. Пытаюсь встать и уйти. Анри хватает меня за лодыжку.
– Не так быстро. – Он скидывает рубашку, словно собирается залезть ко мне.
– Это против правил, – напоминаю я, как подлиза, которая следует всем указаниям комендантов, да и вообще любым указаниям.
– Не волнуйся, я сюда не полезу.
Анри окунает свою потную рубашку в воду. Я замечаю у него тату – раньше никогда не видела. Буквы маленькие, но я все равно различаю имя Кэсси. Прямо на груди. Как нелепо.
Он кидает в меня рубашкой. Ждет, как отреагирую. Думает, что я снова побегу от него. Вместо этого я скрещиваю руки на груди и растягиваю губы в улыбке – и жду сама, когда же он устанет от своих выходок. Не показываю страха. Ему не следует знать, что мне противно. Я могу выстоять против Анри. Да против кого угодно!
Но и он не собирается сдаваться.
– Чего тебе от меня нужно?
– А что ты готова мне предложить?
– Ничего! Разговор окончен!
Оглядываюсь по сторонам. Вроде никто на нас не смотрит.
– Правда? – Анри проводит рукой по моему колену. – Или ты все-таки боишься, что я выдам твои секреты?
Я вздрагиваю.
– Если бы хотел, давно бы уже рассказал.
Его пальцы ползут выше по ноге. Подушечки грубые.
– Ну поцеловалась я с тобой. Из жалости. Хватит уже игр.
Пытаюсь подняться из воды, от его взгляда у меня мурашки. Он забирается в ванну и утаскивает меня с собой. Почему я не сопротивляюсь? Могла ведь вытянуть ногу и залепить ледяной водой ему прямо по роже. Но что, если он расскажет мистеру К.? Или – что хуже – Алеку? Тогда мы точно больше никогда не сойдемся.
И я не сопротивляюсь. Прижимаюсь к Анри поближе, его тепло растапливает мой лед. Его язык исследует мой рот, руки шарят по топу, пальцы натыкаются на синие бикини, которые я сегодня надела. И тут из задней комнаты выходит тренер.
– Вон! – приказывает она, и Анри ухмыляется, вставая. – Сейчас же!
Она старается выглядеть угрожающе, следовать протоколу, но знает, что позволит Анри просто уйти отсюда, даже не наградив предупреждением.
– Пардон, – извиняется он. – Не стоит так беспокоиться. Я бы не стал далеко заходить.
Он холодно улыбается в мою сторону: я все еще в ванне, губы болят от холода или поцелуев, не могу понять. Моя гордость пытается справиться с унижением.
– Хотя, поверьте, она этого очень хотела.
30. Джун
– Присмотри сегодня за Джиджи! – просит Алек. Он уже одной ногой в лифте. От его голоса меня мутит.
– Она не больна.
Джиджи кивает в знак согласия и хромает вперед. Ее нога обернута мягкими эластичными бинтами, поверх – небольшой сапожок. К нам в комнату постоянно заглядывают люди, чтобы проверить, как она. Странно, но даже Анри оставляет ей открытки и записки: Джиджи выкидывает их, но я вылавливаю из мусора и читаю. В них сплошь беспокойство и симпатия, а еще – просьба о разговоре. Наедине. И предупреждение: будь осторожна!
И ей в самом деле стоит быть осторожнее. Но меня это не касается. Я сегодня встречаюсь с Джейхи – наконец-то, после стольких недель молчания. Я ей в няньки не нанималась. Да и Джиджи не пять лет.
– Я в порядке, – повторяет она, но я слышу, что ей страшно.
– А должна беспокоиться. – Алек качает головой. – Я вот беспокоюсь. Так что смотри, Джун.
– У меня могут быть свои планы.
Надеюсь, по моему лицу не видно, насколько я раздражена. Получается наверняка плохо. Нажимаю на кнопку лифта, чтобы в тысячный раз показать: все, разговор окончен. Хочу поскорее подняться в свою комнату.
Наши встречи с Джейхи – все еще секрет. Не знаю даже, я так решила или он. Но еще слишком рано. Впрочем, может, он передумает, как только увидит меня снова. Идеальная месть. Дождаться не могу, когда он поймет, что я нравлюсь ему больше Сей Джин.
В этом я уверена. Сей Джин не знает, но это мне он звонит в полночь по скайпу. На прошлой неделе я даже заснула в Свете, когда мы разговаривали об искусстве и танцах, о ресторанах, которые отец Джейхи хочет ему вверить, о призраке моего отца и о том, каково это – принимать решения за самих себя. И тогда я поняла, что моя месть превратилась в нечто большее. Я скучаю по Джейхи – по его запаху, его коже, его сонному взгляду, который на мне задерживается. Мы уже несколько недель не виделись. Надеюсь, сегодня он придет.
Снова вызываю лифт.
– Знаешь, – Алек делает паузу и ступает на лестницу, – почему тебе не дают важные роли? Потому что не доверяют тебе. Ты очень хороша. Я слышал, как учителя это обсуждали. Дело в отношении. У тебя нет друзей. Да и ведешь ты себя со всеми… отстраненно.
Его слова – словно удар под дых. Они эфемерным эхом разливаются по коридору. Если бы Бетт сказала мне нечто подобное, я бы подумала, что она играет со мной. Хочет запугать. Но это Алек. Он не такой. И его слова прожигают во мне дыру.
– Я… – Я не нахожу слов.
Стараюсь вести себя как обычно. Джун умная. И наверняка не настолько слабая, как мне казалось.
– Она все еще в больнице.
Большинство людей не обращают внимания на слова, которые произносят. Они просто выпускают их в мир – и к черту последствия! Джун не такая. Не знаю, зачем она мне это говорит, что в этом полезного, но за ее словами что-то скрывается. До этого я ни разу не слышала, чтобы Джун говорила о чем-то кроме танцевальной техники или слабостей балерин. Капли пота на спине слились в липкую лужицу.
– Мистер К. прислал цветы в нашу комнату. – Джун словно не о цветах говорит, а о собачьем дерьме.
Осторожно подбираю слова:
– Он следит, чтобы его звезда чувствовала поддержку в пору нужды.
– Ей и так хватает. – Надеюсь, она не об Алеке. – Я тоже не думаю, что она справится с ролью Жизели.
Похоже, с Джун можно не осторожничать в разговорах про Джиджи. Элеанор наверняка устала от моих вечных жалоб и странных теорий.
– Словно она его питомец. Любимица.
– Кэсси тоже была, – замечает Джун, и я готова на все, лишь бы никто не стал сравнивать Кэсси с Джиджи.
– Есть о чем подумать, правда? Кэсси была племянницей мистера Лукаса. А Джиджи наверняка спит с мистером К. – С этим я наверняка переборщила.
– О, она не такая, – перебивает меня Джун.
Пусть бы она засмеялась. Или улыбнулась. Что угодно, кроме этого.
Я не отвечаю. Поднимаюсь на носочки и отхожу от станка.
– Уже лучше. – Сейчас Джун ужасно похожа на Морки.
Она хочет ускользнуть незамеченной, но я окликаю ее прежде, чем она исчезает за дверью.
– Спасибо за помощь. Передавай Джиджи привет! И сообщи, как она там, хорошо?
Ловлю ее взгляд в зеркале. Мы вроде бы смотрим друг на друга, но на самом деле нет – вот что мне нравится в зеркалах. Они позволяют посмотреть на жизнь с совершенно неожиданной стороны. Мы общаемся, говорим, видим друг друга, но не совсем. Только через зеркало. Считай, этого и не было.
– Еще что-нибудь ей передать? – Джун кривит губы, словно хочет улыбнуться, но они ее не слушаются.
Брови ее поднимаются вверх – такое же экспрессивное движение, как и ее танец. Хочу перейти в наступление, но проглатываю слова. Как же хорошо, что всего час назад я закинулась таблеткой и все еще ясно соображаю, чувствую себя храброй, но не позволяю действовать импульсивно.
– Тебе стоит чаще выходить. Я тебе должна, ну, за совет со стержнем. Сходим как-нибудь погулять, идет?
Не обращаю внимания на ее обвинительный тон и даже не смотрю в зеркало. Словно разговариваю с собственной ногой, которую тяну. Я не жду, что она ответит. Она никогда не покидает здания школы. Такая уж наша Джун. Поворачиваюсь – вдруг она все-таки кивнет или еще что. Джун краснеет.
– Да, конечно. Когда-нибудь.
Ее голос дрожит. Она уходит.
В комнате физиотерапии я опускаюсь в огромную ванну, полную льда. По телевизору идет какое-то ужасное реалити-шоу, а я надеюсь, что лед поможет против боли в колене. Или даже против боли в сердце. Жизнь после Алека – темная, неопределенная, полная невыразимой боли, которая проявляется в самое неподходящее время. Адель посоветовала мне «перетанцевать боль», но она слишком укоренилась, и от нее мутит. С такой не потанцуешь.
Мне бы бокал белого вина в руки и полотенце на голову – и вот я уже вылитая мать, запивающая боль от ухода отца.
В одном из маленьких закутков тренер помогает девочке с больным коленом. Ее плач не заглушают опущенные шторы. Я прибавляю громкость телевизора, чтобы не слышать ее плача и заодно собственных мыслей.
Раньше я приходила сюда с Лиз. Мы забирались в одну большую ванну и разговаривали о калориях в грейпфруте и дыне, о знаменитостях и об одиночестве. Мне не хватает этих разговоров.
Закрываю глаза и опускаюсь чуть глубже. Холодные ванны нравятся мне больше теплых. Холод щиплет кожу, проникает в мышцы, стирает боль – словно кнопка перезапуска. Зубы дрожат, но я только сжимаю их покрепче. Я сижу здесь так долго, что у меня наверняка посинели губы. Гораздо дольше, чем посоветовал тренер.
– Ты выглядишь как мертвец. Впрочем, может, это и неплохо.
Резко сажусь. Рядом с моей ванной стоит Анри. Он опускает руку в воду, я прижимаю ноги к груди. Позвоночник поет от благословенной прохлады. Анри вылавливает из ванны кубик льда и закидывает себе в рот. Вода течет по его подбородку, он хищно улыбается.
– Уходи давай.
Не хочу повторения нашей последней встречи. Выпрямляю ноги. Его рука дотрагивается до моих стоп. Я отдергиваю ногу, вода ходит ходуном, а он смеется. Пытаюсь встать и уйти. Анри хватает меня за лодыжку.
– Не так быстро. – Он скидывает рубашку, словно собирается залезть ко мне.
– Это против правил, – напоминаю я, как подлиза, которая следует всем указаниям комендантов, да и вообще любым указаниям.
– Не волнуйся, я сюда не полезу.
Анри окунает свою потную рубашку в воду. Я замечаю у него тату – раньше никогда не видела. Буквы маленькие, но я все равно различаю имя Кэсси. Прямо на груди. Как нелепо.
Он кидает в меня рубашкой. Ждет, как отреагирую. Думает, что я снова побегу от него. Вместо этого я скрещиваю руки на груди и растягиваю губы в улыбке – и жду сама, когда же он устанет от своих выходок. Не показываю страха. Ему не следует знать, что мне противно. Я могу выстоять против Анри. Да против кого угодно!
Но и он не собирается сдаваться.
– Чего тебе от меня нужно?
– А что ты готова мне предложить?
– Ничего! Разговор окончен!
Оглядываюсь по сторонам. Вроде никто на нас не смотрит.
– Правда? – Анри проводит рукой по моему колену. – Или ты все-таки боишься, что я выдам твои секреты?
Я вздрагиваю.
– Если бы хотел, давно бы уже рассказал.
Его пальцы ползут выше по ноге. Подушечки грубые.
– Ну поцеловалась я с тобой. Из жалости. Хватит уже игр.
Пытаюсь подняться из воды, от его взгляда у меня мурашки. Он забирается в ванну и утаскивает меня с собой. Почему я не сопротивляюсь? Могла ведь вытянуть ногу и залепить ледяной водой ему прямо по роже. Но что, если он расскажет мистеру К.? Или – что хуже – Алеку? Тогда мы точно больше никогда не сойдемся.
И я не сопротивляюсь. Прижимаюсь к Анри поближе, его тепло растапливает мой лед. Его язык исследует мой рот, руки шарят по топу, пальцы натыкаются на синие бикини, которые я сегодня надела. И тут из задней комнаты выходит тренер.
– Вон! – приказывает она, и Анри ухмыляется, вставая. – Сейчас же!
Она старается выглядеть угрожающе, следовать протоколу, но знает, что позволит Анри просто уйти отсюда, даже не наградив предупреждением.
– Пардон, – извиняется он. – Не стоит так беспокоиться. Я бы не стал далеко заходить.
Он холодно улыбается в мою сторону: я все еще в ванне, губы болят от холода или поцелуев, не могу понять. Моя гордость пытается справиться с унижением.
– Хотя, поверьте, она этого очень хотела.
30. Джун
– Присмотри сегодня за Джиджи! – просит Алек. Он уже одной ногой в лифте. От его голоса меня мутит.
– Она не больна.
Джиджи кивает в знак согласия и хромает вперед. Ее нога обернута мягкими эластичными бинтами, поверх – небольшой сапожок. К нам в комнату постоянно заглядывают люди, чтобы проверить, как она. Странно, но даже Анри оставляет ей открытки и записки: Джиджи выкидывает их, но я вылавливаю из мусора и читаю. В них сплошь беспокойство и симпатия, а еще – просьба о разговоре. Наедине. И предупреждение: будь осторожна!
И ей в самом деле стоит быть осторожнее. Но меня это не касается. Я сегодня встречаюсь с Джейхи – наконец-то, после стольких недель молчания. Я ей в няньки не нанималась. Да и Джиджи не пять лет.
– Я в порядке, – повторяет она, но я слышу, что ей страшно.
– А должна беспокоиться. – Алек качает головой. – Я вот беспокоюсь. Так что смотри, Джун.
– У меня могут быть свои планы.
Надеюсь, по моему лицу не видно, насколько я раздражена. Получается наверняка плохо. Нажимаю на кнопку лифта, чтобы в тысячный раз показать: все, разговор окончен. Хочу поскорее подняться в свою комнату.
Наши встречи с Джейхи – все еще секрет. Не знаю даже, я так решила или он. Но еще слишком рано. Впрочем, может, он передумает, как только увидит меня снова. Идеальная месть. Дождаться не могу, когда он поймет, что я нравлюсь ему больше Сей Джин.
В этом я уверена. Сей Джин не знает, но это мне он звонит в полночь по скайпу. На прошлой неделе я даже заснула в Свете, когда мы разговаривали об искусстве и танцах, о ресторанах, которые отец Джейхи хочет ему вверить, о призраке моего отца и о том, каково это – принимать решения за самих себя. И тогда я поняла, что моя месть превратилась в нечто большее. Я скучаю по Джейхи – по его запаху, его коже, его сонному взгляду, который на мне задерживается. Мы уже несколько недель не виделись. Надеюсь, сегодня он придет.
Снова вызываю лифт.
– Знаешь, – Алек делает паузу и ступает на лестницу, – почему тебе не дают важные роли? Потому что не доверяют тебе. Ты очень хороша. Я слышал, как учителя это обсуждали. Дело в отношении. У тебя нет друзей. Да и ведешь ты себя со всеми… отстраненно.
Его слова – словно удар под дых. Они эфемерным эхом разливаются по коридору. Если бы Бетт сказала мне нечто подобное, я бы подумала, что она играет со мной. Хочет запугать. Но это Алек. Он не такой. И его слова прожигают во мне дыру.
– Я… – Я не нахожу слов.