Книги Мертвых

Лет двадцать назад я наблюдал за упражнениями нюень бао и недолго занимался вместе с ними. Летописцем тогда был Мурген. Гота, Дой и Тай Дэй, брат его жены Сари, жили с ним. И Дой теперь ожидает, что я все вспомню.

Но помню я лишь то, что када журавля – первый и простейшей из десятков медленных танцев, включающих в себя все формальные позы и движения школы фехтования Доя.

Старый жрец вел занятие, стоя впереди спиной к ученикам. И хотя был старше любого из нас, двигался с четкостью и грациозностью, граничащей с красотой. Но когда к нам чуть позднее присоединились Тай Дэй и Тобо, оба они превзошли старого наставника. Трудно было не остановиться и не полюбоваться мастерством Тобо.

По сравнению с парнем я был неуклюжим растяпой, даже когда просто стоял на месте.

У него все получается так легко!

Он обладает всеми талантами и навыками, какие только могут понадобиться. Если что и остается под вопросом, так это его характер. Немало хороших людей упорно работало, превращая мальчишку в достойного и справедливого мужчину. Кажется, это им удалось. Но он все еще меч, не проверенный в бою. И искушение еще не шептало ему в ухо.

Я пропустил шаг и споткнулся. Дядюшка Дой врезал мне тростью по заднице, как подростку-новичку. Лицо осталось бесстрастным, но подозреваю, что сделать это мастеру хотелось очень давно.

Я постарался сосредоточиться.





12

Плато Блистающих Камней. Непоколебимый Страж





Существо, сидящее на огромном деревянном троне в крепости, что в центре каменной равнины, искусственное. Возможно, его создали боги, воевавшие за плато Блистающих Камней. Или же его творцы – те, кто создал эту плоскость, если они сами не были богами. На сей счет есть множество мнений. Сам же демон Шиветья если и не придерживается фактов, то уж точно их придерживает. Последнему из своих хроникеров он поведал несколько разноречивых версий. Старик Баладита расстался со всякой надеждой установить истину и занялся поисками глубинного смысла в том, что голем соизволил рассказать. Баладита понял, что прошлое – не только чужая территория, но и зал с зеркалами, отражающими потребности душ, наблюдающих из настоящего.

Абсолютный факт утоляет голод лишь немногих людей. Символ и вера служат остальным.

Карьера Баладиты в Отряде дублирует его прежнюю жизнь. Он пишет. Когда был копиистом в княжеской библиотеке Таглиоса, тоже писал. Сейчас он номинально военнопленный. Вполне возможно, что старик успел об этом позабыть. Ведь в действительности он сейчас куда более свободен в удовлетворении любопытства, чем в бытность свою царедворцем.

Старый ученый живет и работает у ног демона, что для историка-гуннита равноценно пребыванию в личном раю. Если историк не слишком ревностно придерживается гуннитской религиозной доктрины.

Нежелание Шиветьи выдавать категоричные утверждения может иметь причиной осознание своей горькой участи. По его собственному признанию, с большинством богов он встречался лицом к лицу. И воспоминания голема об этих встречах льстят богам еще меньше, чем те, которыми приправлена гуннитская мифология, где лишь считаные божества могут считаться образцами для подражания. Гуннитские боги почти все без исключения жестоки, эгоистичны и не ведают священного смысла раджахармы.

Высокий чернокожий мужчина шагнул в пятно света, отбрасываемое лампой Баладиты.

– Узнал сегодня что-нибудь интересное, старина?

На лампы копииста уходит много масла. Но никто его этим не попрекает.

Старик не отвечает. Он почти глух и пользуется своей ущербностью на всю катушку. Даже Нож больше не настаивает, чтобы Баладита ходил в наряды по лагерю наравне со всеми.

Нож повторяет вопрос, однако нос старика остается почти прижатым к странице, на которой пишет рука. Пишет быстро, четким почерком. Нож не понимает букв мудреного духовного письма, кроме нескольких, которые есть и в чуть менее сложном светском алфавите. Нож задирает голову, смотрит в глаза величиной с яйца птицы Рух. Слово «злобные» подходит к ним прекрасно. Даже наивному старому Баладите и в голову не приходило, что демона следовало бы избавить от пытки неподвижностью, выдернув кинжалы, пригвоздившие его конечности к трону. Но ведь Шиветья и сам не просит освободить его. Он терпел тысячи лет. И терпение у него каменное.

Нож пробует зайти с другой стороны:

– Из Вороньего Гнезда прибыл гонец. – Нож предпочитает называть базу Отряда местным именем. Оно звучит гораздо драматичнее, чем Форпост или Плацдарм, а у Ножа драматизм в чести. – Капитан рассчитывает вскоре получить сведения о Вратах. Ожидает сдвига на переговорах в Хань-Фи. Мне велено поднять побольше сокровищ. А тебе – заканчивать исследования. Мы скоро выступаем.

– Знаешь, он легко впадает в скуку, – ворчит копиист.

– Что? – Нож удивляется, потом сердится: сказанного им старик не услышал.

– Наш хозяин… – Копиист не отрывает глаз от страницы, иначе их придется долго фокусировать заново. – Ему все быстро надоедает.

Планы Отряда Баладиту не волнуют. Баладита в раю.

– А я думал, что мы – новизна, которая его развлекает.

– Смертные посещали его тысячи раз. Он все еще здесь, а гостей уже нет, кроме тех, кого запомнили камни.

Плато, будучи старее и неизмеримо медлительнее Шиветьи, может иметь собственный разум. Камень помнит. И камень плачет.

– Даже их империи давно позабыты. И насколько велик шанс, что на сей раз будет иначе?

Голос Баладиты звучит опустошенно. И это логично, думает Нож, учитывая тот факт, что старик постоянно заглядывает в бездонную пропасть времени, воплощенную в демоне. Как тут не вспомнить о тщеславии и погоне за ветром…

– И все же он помогает нам. Более или менее.

– Только потому, что уверен: других поденок он уже не увидит. Если не считать Детей Ночи, когда они разбудят свою Матерь Тьмы. Шиветья убежден, что мы – его последний шанс на избавление.


– И чтобы получить его помощь, нам нужно лишь прихлопнуть гнусную богиню, а потом дать ему спокойно помереть. – (Взгляд демона словно пронзал Ножа насквозь.) – Совсем пустяк. Плевое дело, как говаривал Гоблин. – Нож поднял пальцы к бровям, отдавая честь демону, чьи глаза теперь словно затлели раскаленными угольками.

– Богоубийство. Работа как раз для тебя.

Нож не понял, то ли это произнес Баладита, то ли мысль демона проникла в его собственную голову. Ему не понравилось то, что эта мысль подразумевала. Уж слишком она напоминала логику Дремы, из-за которой он лишился непыльной работенки в Хань-Фи и возглавил операцию на плато, сменив банкеты и мягкие матрасы на скудный паек и ложе из холодного молчаливого камня, которое он делил лишь с тоскливыми клочковатыми снами, безумным ученым, шайкой воров и чокнутым демоном размером с дом и по возрасту лишь вдвое младше вселенной.

Всю взрослую жизнь Ножом двигала ненависть к религии. И особое отвращение он испытывал к ее распространителям. Но, учитывая нынешнее местонахождение и род занятий, он был вынужден держать свое мнение при себе.

Он мог поклясться, что по губам демона скользнула улыбка.

Нож решил промолчать.

Он вообще отличался немногословием, полагая, что от болтовни толку не бывает. И верил, что голем подслушивает его мысли. Если только смертные однодневки не наскучили Шиветье до такой степени, что он перестал обращать на них внимание.

Снова намек на удивление. Нож ошибается – Шиветью интересует каждый шаг любого из братьев Отряда. Шиветья отвел им роль дарителей его смерти.

– Тебе нужно что-нибудь? – спрашивает Нож старика, касаясь ладонью его плеча. – Пока я не ушел вниз. – Он намеренно идет на контакт, но Баладиту прикосновения не волнуют, что ласковые, что грубые.

Баладита берет перо в левую руку, разминает пальцы правой.

– Пожалуй, нужно поесть. Даже не помню, когда в последний раз подбрасывал хворост в костер.

– Велю принести тебе чего-нибудь.

Это «что-нибудь» наверняка окажется рисом со специями и големовой манной. Если Нож о чем и сожалел, так это о том, что прожил немалую часть своего века в мире, где большинство населения соединяет с религией вегетарианскую диету, а те, кто этого не делает, обходятся рыбой и курятиной. Нож готов вцепиться зубами в любой конец зажаренной на вертеле свиньи и не останавливаться, пока не дойдет до другого конца.

Команда Ножа – воры, они же следопыты Отряда – состоит из двадцати шести самых надежных юношей из числа Детей Смерти. Им необходимо быть умными и пользоваться доверием, потому что Дрема желает забрать побольше ценностей из этих пещер и потому что плато не простит ошибок. Шиветья оделил Отряд своей благосклонностью. Шиветья все видит и все знает внутри своей ограниченной Вратами вселенной. Шиветья – душа плато. Никто не может прийти сюда или уйти без его разрешения или как минимум его безразличия. И даже если случится маловероятное и Шиветья не отреагирует на кражу, вору некуда будет бежать, кроме как к Вратам, ведущим в страну Неизвестных Теней. Сейчас это единственные Врата, находящиеся под контролем и нормально работающие. И единственные, которые не убьют вора наверняка.

Прогулка по большому кругу вокруг грубого трона отнимет немало времени. Зато пол далеко не грубый. Это точная копия плато в масштабе один к восьмидесяти – за исключением столпов памяти, которые были добавлены гораздо позднее людьми, утратившими даже мифологические представления о создателях плато. Сотни человеко-часов ушли на уборку с поверхности круга накопившейся пыли, чтобы Шиветья мог четко видеть каждую деталь своего царства. Трон Шиветьи установлен на приподнятом диске, чей диаметр составляет одну восьмидесятую от диаметра большого круга.

Десятилетия назад неумелые действия Душелов вызвали землетрясение, повредившее крепость и обезобразившее пол жуткой трещиной. За пределами равнины катастрофа уничтожила города и погубила тысячи людей. Теперь единственным напоминанием о том, что здесь когда-то был провал глубиной в тысячи футов и шириной в десяток ярдов, осталась красная полоса, змеящаяся возле трона. Она ежедневно сужается. Как и Шиветья, механизм, управляющий плато, способен к саморемонту.

Огромная круглая модель плато приподнята примерно на половину ярда над полом, переходящим в само плато.

Нож спрыгнул с края диска и подошел к отверстию в полу, где начиналась лестница.

Эти ступени спускались на многие мили, проходя через естественные и искусственные пещеры. В самом низу лежала спящая богиня Кина, терпеливо дожидаясь наступления Года Черепов и начала цикла Кади – уничтожения мира. Раненая богиня Кина…

У ближайшей стены зашевелились тени. Нож замер. Кто? Это никак не мог быть кто-то из его людей.

Или что?

Ножа пробрал страх. Движущиеся Тени часто предвещали жестокую смерть. Неужели они отыскали лазейку в крепость? Он вовсе не желал однажды вновь стать свидетелем их безжалостного пиршества. И уж точно не хотел оказаться на нем главным блюдом.

– Нефы, – пробормотал Нож, когда из темноты выскользнули три человекообразные фигуры.

Он сразу узнал их, хотя никогда прежде не видел. Их вообще почти никто не видел, разве что во сне. Причем в кошмарном. Нефы были поразительно уродливы. Впрочем, они могли носить маску. Несколько описаний совпадали только в одном – в уродливости.

Нож назвал их вслух:

– Вашан. Вашен. Вашон.

Имена, которые Шиветья сообщил Дреме несколько лет назад. Что они означают? И означают ли вообще что-нибудь?

– Как они сюда попали?

Крайне важный вопрос. Через эту же лазейку могут пробраться Тени-убийцы.

Как обычно, нефы попытались что-то сообщить. В прошлом эти попытки неизменно терпели неудачу, но на сей раз послание оказалось вполне ясным. Они не хотели, чтобы Нож спускался по лестнице.

Дрема, шри Сантараксита и другие, входившие в контакт с Шиветьей, считали, что нефы – искусственные копии существ, создавших плато. Дело рук Шиветьи, уставшего от одиночества и пожелавшего общаться хотя бы с подобиями искусников, сотворивших гигантский механизм плато и проходы между мирами.

Шиветья утратил желание жить. А в случае его смерти все созданное им тоже исчезнет. И нефы еще не готовы к уходу в небытие, несмотря на бесконечный ужас и тоску существования на равнине.

Нож беспомощно развел руками:

– Вам, ребята, нужно тренировать навыки общения.

Нефы не издали ни звука, но их нарастающее отчаяние стало физически ощутимым. Что вошло в обычай с того раза, когда они впервые привиделись кому-то во сне.

Нож не сводил с них взгляда. Пытался понять. И задумался над иронией судьбы. Сам он неверующий. Но путь бродяги привел его в мир, полный сверхъестественных существ. И Тобо с Дремой, которых он во всех иных случаях считал надежными свидетелями, утверждают, что собственными глазами видели богиню Кину, которая, согласно мифу, заточена всего в миле у него под ногами.

Дрема, разумеется, пережила кризис веры. Убежденная веднаитка-монотеистка, она никогда не получала подтверждений, которые эту веру превратили бы в рациональное знание. А гуннитская религия, несмотря на хлипкость косвенных доказательств, лишь сильно затрещала под тяжестью сделанных нами открытий. Гунниты – политеисты, привычные к тому, что их боги существуют в бесчисленных аспектах и воплощениях, формах и обличьях. Более того, в некоторых мифах эти боги даже убивали ближнего или наставляли ему рога. Поэтому гунниты, подобно шри Сантараксите, имеют достаточный запас гибкости для объяснения любого открытия и могут объявлять новую информацию все той же древней божественной истиной, только иначе выраженной.

Бог есть бог, как ты его ни называй. В Хань-Фи Нож несколько раз видел это изречение, выложенное на стенах мозаичными плитками.