Книги Мертвых

Могаба еле заметно прищурился. Значит, его в это дело посвящать не собираются? Но он ошибся.

– Сегодня серые обнаружили на стенах несколько лозунгов, – сообщила Душелов, на сей раз каркающим голосом старухи.

Ворона на ее плече тоже каркнула. Где-то на улице ей вторили другие.

– Обычное дело, – отозвался Могаба. – Любой болван с кистью, ведерком краски и умением связать пять букв в слово считает своей обязанностью высказаться, если находит чистый кусок стены.

– То были лозунги из прошлого, – произнесла Протектор голосом, который использовала в тех случаях, когда сосредотачивалась исключительно на деле. Мужским голосом, который казался Могабе его собственным. – На трех было написано: «Раджахарма».

– Как я слышал, культ Бходи тоже возрождается.

– А два других гласили: «Воды спят». Это уже не Бходи. И не надпись, которую мы не замечали четыре года.

По телу Могабы пробежала дрожь страха и возбуждения. Он смотрел на Протектора и ждал.

– Я хочу знать, кто все это пишет, – процедила она. – И еще хочу знать, почему именно сейчас.

Могабе показалось, что оба Сингха довольны – осторожно радуются тому, что им предстоит искать реальных врагов, а не просто раздражать людей, которые, если их не трогать, останутся безразличны к дворцовым интригам.

Роща Предначертания находилась за пределами города. А всем, что за городскими стенами, ведал Могаба.

– Хочешь, чтобы я предпринял против обманников какие-то конкретные шаги? – спросил он.

Душелов улыбнулась. А когда она улыбалась этой своей особой улыбкой, становилась заметна каждая минута из прожитых ею столетий.

– Не нужно ничего предпринимать. Они уже разбежались. Я тебе скажу, когда придет время действовать. Когда они не будут к этому готовы.

Новый голос звучал холодно, но дополнялся зловещей улыбкой. Интересно, подумал Могаба, знают ли Сингхи, сколь редко Протектор показывается людям без маски? Такое случается, когда она намерена вовлечь кого-то в свой замысел – так глубоко, что уже и не выкарабкаешься.

Могаба кивнул, как полагалось верному слуге. Для Протектора все это игра. Или даже несколько игр. Быть может, только превращая все в игру, ее душа выживает в мире, где все остальное эфемерно.

– И еще мне нужна твоя помощь в ловле крыс. Падали теперь слишком мало, мои детки голодают.

Душелов снова протянула вороне кусочек пищи, который подозрительно напоминал человеческий глаз.





9

Воронье Гнездо. Инвалид





Я все еще жив?

Спрашивать не было нужды. Мертвецам больно не бывает. А у меня болел каждый кубический дюйм тела.

– Не шевелись, – услышал я голос Тобо. – А то пожалеешь.

Я уже жалел о том, что приходится дышать.

– Ожоги?

– Множество. И еще уйма ушибов.

– Выглядишь так, словно тебя избили сорокафунтовой дубиной, а то, что осталось, медленно зажарили на открытом огне, – прозвучал голос Мургена.

– А я думал, что ты в Хань-Фи.

– Мы вернулись.

– И продержали тебя без сознания четыре дня, – добавил Тобо.

– Как Госпожа?

– Она в другой постели. И в гораздо лучшем состоянии, чем ты, – сообщил Мурген.

– А как же иначе? Я ведь не стрелял в нее. Ну что молчишь? Язык проглотил?


– Она спит.

– А Одноглазый?

– Одноглазый не выжил, Костоправ, – еле слышно проговорил Тобо.

– Что с тобой? – спросил Мурген после паузы.

– Он был последним.

– Последним? Что значит – последним?

– Последним из тех, кто был в Отряде, когда я в него вступил. – Вот теперь я стал настоящим стариком. – Что с его копьем? Оно мне понадобится, чтобы покончить со всем этим.

– Какое копье? – не понял Мурген.

Тобо сообразил, о чем я спрашиваю.

– Оно у меня дома.

– Огонь его не повредил?

– Самую малость. А что?

– А то, что я собираюсь убить эту тварь. Нам давно следовало это сделать. Глаз не своди с копья, понял? А сейчас я хочу еще немного поспать.

Мне надо уйти туда, где хотя бы чуточку времени не будет боли. Да, я знал, что Одноглазый когда-нибудь нас покинет. И думал, что готов к этому. Но ошибся.

Его кончина – это гораздо больше, чем смерть старого друга. Она обозначила конец эпохи.

Тобо сказал что-то о копье, но я не разобрал слов. И мрак навалился быстрее, чем я догадался спросить, что стало с форвалакой. Если Госпожа поймала или убила ее, то я напрягался напрасно… Но я сомневался, что с оборотнем можно покончить настолько легко.



Мне снились сны. Я вспомнил всех, кто ушел до меня. Вспомнил страны и годы. Страны холодные, жаркие, зловещие, а годы всегда были напряженными, разбухшими от бед, боли и страха. Кто-то умирал. Кто-то выживал. Если задуматься, то все это не имело смысла. Солдаты живут. И гадают – ради чего?

О, моя солдатская жизнь! Сколько приключений и славы!

На выздоровление ушло гораздо больше времени, чем в тот раз под Дежагором, когда я едва не погиб. И это притом, что Тобо помог мне лучшими целительными чарами, перенятыми у Одноглазого, и уговорил своих скрытных дружков тоже мне посодействовать. Говорят, некоторые из них способны вернуть к жизни даже покойника. А я и ощущал себя покойником, окаменелостью, словно не попользовался благами магического оцепенения. Теперь это меня сильно смущает. Я больше не могу определить свой возраст. По моим лучшим оценкам, мне сейчас пятьдесят шесть плюс-минус год-другой, да еще то время, что я провел под землей. А пятьдесят шесть лет, братишка, – это чертовски долгий забег, особенно для человека моей профессии. И мне следует ценить каждую оставшуюся секунду, даже самую жалкую и полную боли.

Солдаты живут. И гадают – ради чего?





10

Воронье Гнездо. Выздоровление





Прошло два месяца. Я ощущал себя постаревшим на десять лет, но все же встал с одра и начал ходить – примерно как зомби. Меня и в самом деле поджарила едва ли не до хрустящей корочки струя почти чистого спирта, вырвавшаяся из дыры, проделанной огненным шаром Госпожи. Все вновь и вновь называют меня любимцем богов, потому что с такими ожогами люди не выживают. Не окажись я в удачном положении, когда форвалака находилась именно там, куда ударила пылающая струя, и от меня осталась бы кучка костей.

Я не до конца убежден, что подобное не стало бы лучшим исходом.

Неотвязные боли не способствуют росту оптимизма или улучшению настроения. Я теперь даже слегка сочувствую покойной матушке Готе.

Я ухитрился улыбнуться, когда Госпожа принялась натирать меня целительной мазью.

– Даже в плохом можно отыскать нечто хорошее, – сказала она.

– О да. Святая правда.

– Вот и думай об этом. Может, ты еще не настолько стар, как тебе кажется.

– Это ты во всем виновата.

– Дрему беспокоит твое желание отомстить за Одноглазого.

– Знаю.

Этого она могла и не говорить. Мне приходилось терпеть таких, как я, в бытность мою Капитаном.