Хранитель вод
Часть 23 из 70 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я машинально посмотрел на подступающие к гавани многоэтажные кварталы Дайтоны.
– Если бы!..
Мой собеседник быстро пересказал мне все, что ему удалось узнать о «работорговцах», курсирующих по Каналу. Информации было немного, из чего я заключил, что мы имеем дело с опытными профессионалами, которые занимаются этим прибыльным бизнесом не первый год. Впрочем, об этом я догадался еще раньше. Потом я, в свою очередь, пересказал, что мне удалось узнать от Клея, упомянул о двух капитанах, об их татуировках, о «Дожде и Огне» и «Отвязной Девчонке». Пока я говорил, мой собеседник невразумительно мычал, держа во рту колпачок шариковой ручки, – он всегда поступал так, когда записывал. Наконец он спросил:
– Ну, а твои-то дела как?
– Если я расскажу, ты не поверишь!
– Все-таки попробуй.
– Боюсь, на это понадобится слишком много времени, а мне сейчас… Знаешь, проверь-ка лучше некоего Клейборна Петтибоуна семидесяти девяти лет. Отсидел шестьдесят лет за убийство где-то на Юге, освободился примерно месяц назад, пролежал неделю в одной из больниц Джексонвилла, но потом сбежал. Кажется, он обречен.
– Где ты его видел?
– В данный момент он путешествует на юг вместе со мной.
– Я всегда думал, что ты предпочитаешь работать один.
Последнее замечание было чисто риторическим. Мой собеседник знал меня, пожалуй, даже слишком хорошо.
– Времени мало, – сказал я в заключение. – Если потребуется кого-то разбудить – буди, но добудь мне информацию. Я сам свяжусь с тобой через день или около того. Мне нужно добраться до Уэст-Палм самое позднее к завтрашнему дню. Похоже, часы идут даже быстрее, чем я думаю.
– Будь осторожен, держись фарватера.
– Сделаю, что могу.
Вернувшись на «Китобой», я снова запустил мотор, и мы вышли из бухты. Клей сидел на «бобовом мешке», вытянув ноги перед собой и надвинув новенькую шляпу на самые глаза. Вскоре я узнал, что у него была привычка все время что-то напевать или насвистывать, но меня это почти не раздражало, потому что у него были прекрасный слух и неплохой голос. Должно быть, когда-то он действительно был очень интересным и щедро одаренным молодым человеком.
Летта бо́льшую часть времени стояла или сидела рядом со мной. Прижимая к груди свою книгу, она то и дело поглядывала на Клея поверх консоли управления. Солдат выкопал себе в «мешке» что-то вроде норы и не отходил от своего хозяина ни на минуту.
– Спасибо вам. – Летта положила ладонь на мою руку.
Я не ответил. Я был слишком поглощен изучением лежавшей передо мной карты, пытаясь рассчитать время в пути и прикидывая, где лучше заправиться и запастись едой для нас четверых. В конце концов Летта потеряла терпение и потянула меня за рукав.
– Вы давно плаваете?
Центр Дайтоны – одна большая зона тихого хода, поэтому я пока не мог выйти на глиссирование. Это не означало, что мне не нужно наблюдать за движением, но Летта, вероятно, решила, что, поскольку мы движемся очень медленно, она может меня отвлечь.
– Всю жизнь.
– И, похоже, вам это нравится.
Прежде чем ответить, я посмотрел на воду. Точнее, сквозь нее. Мне потребовалось время, чтобы вернуться к самому началу.
– Да.
– А почему?
Я широким жестом показал на чуть рябившую воду Канала впереди нас.
– Видите эту воду? На протяжении десятилетий ее разрезали острые кили, весла и гребные винты. Они превращали ее в миллионы, миллиарды капель, но сейчас перед нами снова вода. Нечто целое, не поврежденное, живое. Это чудо. Тысячи судов прошли по Каналу, но их следы исчезли. Можно сбросить сюда бомбу, но через несколько десятков минут успокоятся даже волны, и вода снова будет выглядеть так, будто ничего не произошло. Любые раны затянутся. Исцелятся. Так происходит постоянно, и мне это нравится. И, если быть откровенным до конца, мне бы хотелось, чтобы то же самое происходило и со мной.
Летта просунула ладонь чуть дальше. Теперь она не тянула меня за рукав – ее рука обвивала мою подобно виноградной лозе. Наш винт продолжал в миллионный раз взбивать воду, но, несмотря на урон, который наносили «жидкой части земной поверхности» киль и тримаранные обводы «Китобоя», позади я видел только смыкающиеся волны. Раны закрывались у меня на глазах. А если посмотреть еще дальше, на воде уже не было заметно никаких следов нашего присутствия.
Заметив, что я оглядываюсь назад, Летта нерешительно проговорила:
– Можно задать вам один вопрос?
Она снова приблизилась вплотную к стенам, которые я воздвиг вокруг себя. К стенам, за которыми я жил и которые защищали меня от тех, кто пытался найти путь к моему сердцу.
Сдвинув на нос темные очки, я кивнул.
– Да?
– Мерфи – это ваше настоящее имя?
Зона тихого хода закончилась. На западном берегу появилась заброшенная плантаторская усадьба: крыша провалилась, четыре дымохода упираются в небо, словно почерневшие пальцы, двери заколочены, некогда белые стены пестрят граффити, голуби свободно влетают и вылетают из окон верхнего этажа. Призрак былой красоты. У самого уреза воды виднелись развалины пристани: из воды торчало несколько обросших тиной свай, короткий, обмелевший канал тянулся от берега к лодочному сараю, от которого остался лишь лист ржавого железа, привалившийся к единственному уцелевшему столбу. В канале покачивался на волне полусгнивший рыбацкий ялик. К югу от остатков причала лежали на дне чуть не два десятка затопленных парусных яхт: прохудившиеся корпуса вросли в донный ил, снасти перепутались, сломанные мачты торчали над водой под самыми разными углами, мальки вплывали в разбитые иллюминаторы. Проржавевший насквозь краболов, выброшенный на низкий берег каким-то давним ураганом, был почти полностью погребен под спутанными, гнилыми сетями и напоминал холм, сплошь заросший странной черно-серой травой.
Мы медленно шли мимо этого кладбища кораблей, чьи остовы наводили на мысли о давно отзвучавшем смехе, который больше никогда не раздастся вновь, об ушедших днях, о воспоминаниях, которыми кто-то до сих пор очень дорожил. Что стало теперь с теми, кто много лет назад поднимал на этих яхтах паруса и натягивал такелаж? Что вообще бывает с парусными лодками и с теми, кто когда-то ходил на них в море?
Я прибавил газ и поднял «Китобоя» на глиссер. Вскоре число оборотов поднялось до четырех тысяч, что соответствовало примерно тридцати двум милям в час. Клей, овеваемый встречным потоком воздуха, дремал на носу. Что касалось нас с Леттой, то мы предпочитали оставаться за ветровым стеклом, где было спокойно, как в «глазе урагана», и где можно было спрятаться не только от шума и ветра, но и от некоторых других вещей, которые рвут сердце на части.
Когда я наконец повернулся к Летте, по моей щеке скатилась одинокая слезинка.
– А вы как думаете? – наконец-то ответил я на ее вопрос.
Глава 14
Дайтона осталась далеко за кормой. Мы вошли в S-образный участок напротив Нью-Смирна-бич, свернули на запад, огибая Чикен-айленд, а потом снова легли на прежний курс, двигаясь через северный участок Тернер-Флэтс и залив Москито. Именно в этих мелких водах в изобилии произрастают мангровые леса. Мангры встречаются и севернее, возле Палм-кост и Сент-Огастин, но здесь, где вода намного теплее, они действительно процветают и покрывают собой не только побережья, но и острова. Кстати, именно благодаря разрастанию мангров многочисленные коралловые рифы близ юго-западной оконечности Флориды получили название Десять Тысяч островов.
Рыбалка в заливе Москито была отменной, но каждому, кто отваживался зайти в эти воды, необходимо было хорошо знать коварный местный фарватер. В считаных дюймах под поверхностью здесь в изобилии плавал разнообразный мусор, способный пробить даже очень крепкий корпус, поэтому на дне по сторонам главного фарватера лежали десятки судов, которые пренебрегли безопасностью. Я отлично об этом знал, и рисковать без нужды мне не хотелось. Между тем до наступления темноты оставалось не так уж много, к тому же с северо-востока дул довольно сильный ветер, раскачивавший мангровые леса на западном берегу, и я понял, что должен принять какое-то решение. Добраться сегодня до Уэст-Палм мы все равно не успевали, даже если бы я рискнул увеличить скорость, к тому же залив был достаточно широк, а это значило, что нам придется бороться с волнами высотой от двух до четырех футов. Для «Китобоя» это не было непреодолимой задачей, но особого комфорта такая поездка не обещала. Мне-то было все равно, Летта, я думаю, тоже не стала бы жаловаться, а вот Клею постоянные толчки и удары волн могли и навредить.
Но даже если бы мы все-таки пересекли залив, относительно спокойный Хауловер-канал вывел бы нас в открытую всем ветрам акваторию Индейской реки, которая как раз в этом месте омывала восточный периметр закрытой зоны мыса Канаверал. Здесь нам в течение часа – а может и трех, в зависимости от везения или, скорее, невезения – пришлось бы бороться с еще более сильным волнением. И все же я все больше склонялся к этому варианту. Мешкать и искать обходной путь, который доставит нам как можно меньше неудобств, было нельзя. Времени оставалось все меньше, и каждая лишняя минута, потраченная нами на поиски более удобного маршрута, могла стоить жизни и Энжел, и другим девушкам.
Но вскоре мне стало ясно, что даже несмотря на «бобовый мешок», смягчавший удары волн о днище «Китобоя», Клей вряд ли выдержит переход через залив. Ему нужна была передышка, и я, заглянув предварительно в карту, причалил к берегу возле Сэнд-Хилл. Здесь мы с Леттой зашли в магазин, пополнили запас продуктов и снова отчалили. Минут через тридцать мы уже входили в зону тихого хода Хауловер-канала.
Хауловер-канал представляет собой прямой как стрела рукотворный водный путь длиной в три четверти мили, который отделяет мыс Канаверал от континента. Вдоль обоих берегов высажены гигантские можжевельники, образующие защитную лесополосу, благодаря которой вода в канале даже при сильном ветре оставалась спокойной и гладкой, как стекло, и мы смогли перевести дух. Постоянные удары волн в днище нас изрядно вымотали.
Миновав канал, я пристал к небольшому островку, расположенному почти точно напротив его северо-западного устья. Пока Солдат изучал окрестности, метил территорию и гонялся за кроликами, мы помогли Клею выбраться из лодки. Потом я собрал пла́вник и развел костер.
– Вам полчаса хватит? – спросил я у своего спутника.
Он сразу понял, о чем я говорю, и, кивнув, показал мне поднятые большие пальцы.
Я натянул между двумя деревьями брезент для защиты от солнца и повесил гамак. Клей попробовал на прочность веревки, сел и широко улыбнулся; при этом его губы образовали точно такую же дугу, что и гамак. Летта наскоро приготовила ему бутерброд с ветчиной и подала пачку ароматизированных галет. Клей вскрыл упаковку и начал есть, по одной отправляя галеты в рот.
Я рассказываю обо всем этом так подробно, потому что мне очень нравилось за ним наблюдать. Клей выглядел очень собранным и не делал ни одного лишнего движения. Казалось, что он от души наслаждается текущим моментом, не стараясь заглянуть в будущее и не терзаясь воспоминаниями о прошлом. Каждую галету он съедал так, словно она была последней в его жизни. Кашель его тоже не беспокоил – пока, во всяком случае.
Остановка была совершенно ни к чему, однако нам всем была необходима, так сказать, санитарно-гигиеническая пауза: как я уже говорил, на катере размером с «Китобой» нет почти никаких удобств для женщин. Конечно, в случае крайней необходимости можно было воспользоваться крошечным гальюном, но это было не слишком удобно. Кроме того, были и другие дела, которые лучше делать на твердой земле, поэтому, пока Клей покачивался в гамаке и хрустел галетами, а Летта скармливала Солдату кусочки ветчины, я разжег горелку и поставил на нее котелок с водой для кофе.
Пока мои руки совершали привычные движения, мозг продолжал работать.
Вода мерно плескалась о берег, дул ласковый теплый бриз, негромко напевал что-то Клей. Все вместе это напоминало затишье перед бурей, и я невольно спросил себя, сумеет ли Летта выдержать эту бурю.
Пока закипала вода в котелке, я вдруг заметил, что Клей внимательно наблюдает за мной. Он, как кошка за мышью, следил за каждым моим движением. Притворившись, будто ничего не вижу, я налил кипяток в стальную термокружку, всыпал туда же растворимого кофе и понес кружку ему. Клей попытался встать, но я махнул ему рукой, чтобы он не беспокоился.
– Мистер Мерфи…
Я улыбнулся.
– Что?
– Мои старые кости очень вам признательны.
Если путешествовать по Флориде с севера на юг, речная вода постепенно освобождается от танинов. Из темно-коричневой она становится прозрачной, как джин. Канал Хауловер находится примерно на середине полуострова, но я уже заметил, что здешняя вода была заметно светлее, чем в окрестностях Джексонвилла.
– Летта?..
Летта повернулась ко мне.
– Хотите, я научу вас плавать?
Она встала с песка и с сомнением посмотрела на воду. И покачала головой.
– Вообще-то, это может вам очень пригодиться…
Она кивнула в знак согласия, но никакого энтузиазма по-прежнему не выказывала.
Сунув руки в карманы, я сбросил с ног шлепанцы и зашел в воду по бедра. Вода была теплой, и я подумал, что она как нельзя лучше подходит для моих целей.
– Идите сюда, Летта.
Она снова кивнула, но не двинулась с места.
Я провел по воде ладонью, словно погладил большое, смирное животное.
– Может быть, у вас в жизни был какой-то неприятный опыт, связанный с водой?
– Нет, если не считать того, что случилось пару дней назад.
– Следовательно, все дело в давно укоренившихся привычках?
– Если бы!..
Мой собеседник быстро пересказал мне все, что ему удалось узнать о «работорговцах», курсирующих по Каналу. Информации было немного, из чего я заключил, что мы имеем дело с опытными профессионалами, которые занимаются этим прибыльным бизнесом не первый год. Впрочем, об этом я догадался еще раньше. Потом я, в свою очередь, пересказал, что мне удалось узнать от Клея, упомянул о двух капитанах, об их татуировках, о «Дожде и Огне» и «Отвязной Девчонке». Пока я говорил, мой собеседник невразумительно мычал, держа во рту колпачок шариковой ручки, – он всегда поступал так, когда записывал. Наконец он спросил:
– Ну, а твои-то дела как?
– Если я расскажу, ты не поверишь!
– Все-таки попробуй.
– Боюсь, на это понадобится слишком много времени, а мне сейчас… Знаешь, проверь-ка лучше некоего Клейборна Петтибоуна семидесяти девяти лет. Отсидел шестьдесят лет за убийство где-то на Юге, освободился примерно месяц назад, пролежал неделю в одной из больниц Джексонвилла, но потом сбежал. Кажется, он обречен.
– Где ты его видел?
– В данный момент он путешествует на юг вместе со мной.
– Я всегда думал, что ты предпочитаешь работать один.
Последнее замечание было чисто риторическим. Мой собеседник знал меня, пожалуй, даже слишком хорошо.
– Времени мало, – сказал я в заключение. – Если потребуется кого-то разбудить – буди, но добудь мне информацию. Я сам свяжусь с тобой через день или около того. Мне нужно добраться до Уэст-Палм самое позднее к завтрашнему дню. Похоже, часы идут даже быстрее, чем я думаю.
– Будь осторожен, держись фарватера.
– Сделаю, что могу.
Вернувшись на «Китобой», я снова запустил мотор, и мы вышли из бухты. Клей сидел на «бобовом мешке», вытянув ноги перед собой и надвинув новенькую шляпу на самые глаза. Вскоре я узнал, что у него была привычка все время что-то напевать или насвистывать, но меня это почти не раздражало, потому что у него были прекрасный слух и неплохой голос. Должно быть, когда-то он действительно был очень интересным и щедро одаренным молодым человеком.
Летта бо́льшую часть времени стояла или сидела рядом со мной. Прижимая к груди свою книгу, она то и дело поглядывала на Клея поверх консоли управления. Солдат выкопал себе в «мешке» что-то вроде норы и не отходил от своего хозяина ни на минуту.
– Спасибо вам. – Летта положила ладонь на мою руку.
Я не ответил. Я был слишком поглощен изучением лежавшей передо мной карты, пытаясь рассчитать время в пути и прикидывая, где лучше заправиться и запастись едой для нас четверых. В конце концов Летта потеряла терпение и потянула меня за рукав.
– Вы давно плаваете?
Центр Дайтоны – одна большая зона тихого хода, поэтому я пока не мог выйти на глиссирование. Это не означало, что мне не нужно наблюдать за движением, но Летта, вероятно, решила, что, поскольку мы движемся очень медленно, она может меня отвлечь.
– Всю жизнь.
– И, похоже, вам это нравится.
Прежде чем ответить, я посмотрел на воду. Точнее, сквозь нее. Мне потребовалось время, чтобы вернуться к самому началу.
– Да.
– А почему?
Я широким жестом показал на чуть рябившую воду Канала впереди нас.
– Видите эту воду? На протяжении десятилетий ее разрезали острые кили, весла и гребные винты. Они превращали ее в миллионы, миллиарды капель, но сейчас перед нами снова вода. Нечто целое, не поврежденное, живое. Это чудо. Тысячи судов прошли по Каналу, но их следы исчезли. Можно сбросить сюда бомбу, но через несколько десятков минут успокоятся даже волны, и вода снова будет выглядеть так, будто ничего не произошло. Любые раны затянутся. Исцелятся. Так происходит постоянно, и мне это нравится. И, если быть откровенным до конца, мне бы хотелось, чтобы то же самое происходило и со мной.
Летта просунула ладонь чуть дальше. Теперь она не тянула меня за рукав – ее рука обвивала мою подобно виноградной лозе. Наш винт продолжал в миллионный раз взбивать воду, но, несмотря на урон, который наносили «жидкой части земной поверхности» киль и тримаранные обводы «Китобоя», позади я видел только смыкающиеся волны. Раны закрывались у меня на глазах. А если посмотреть еще дальше, на воде уже не было заметно никаких следов нашего присутствия.
Заметив, что я оглядываюсь назад, Летта нерешительно проговорила:
– Можно задать вам один вопрос?
Она снова приблизилась вплотную к стенам, которые я воздвиг вокруг себя. К стенам, за которыми я жил и которые защищали меня от тех, кто пытался найти путь к моему сердцу.
Сдвинув на нос темные очки, я кивнул.
– Да?
– Мерфи – это ваше настоящее имя?
Зона тихого хода закончилась. На западном берегу появилась заброшенная плантаторская усадьба: крыша провалилась, четыре дымохода упираются в небо, словно почерневшие пальцы, двери заколочены, некогда белые стены пестрят граффити, голуби свободно влетают и вылетают из окон верхнего этажа. Призрак былой красоты. У самого уреза воды виднелись развалины пристани: из воды торчало несколько обросших тиной свай, короткий, обмелевший канал тянулся от берега к лодочному сараю, от которого остался лишь лист ржавого железа, привалившийся к единственному уцелевшему столбу. В канале покачивался на волне полусгнивший рыбацкий ялик. К югу от остатков причала лежали на дне чуть не два десятка затопленных парусных яхт: прохудившиеся корпуса вросли в донный ил, снасти перепутались, сломанные мачты торчали над водой под самыми разными углами, мальки вплывали в разбитые иллюминаторы. Проржавевший насквозь краболов, выброшенный на низкий берег каким-то давним ураганом, был почти полностью погребен под спутанными, гнилыми сетями и напоминал холм, сплошь заросший странной черно-серой травой.
Мы медленно шли мимо этого кладбища кораблей, чьи остовы наводили на мысли о давно отзвучавшем смехе, который больше никогда не раздастся вновь, об ушедших днях, о воспоминаниях, которыми кто-то до сих пор очень дорожил. Что стало теперь с теми, кто много лет назад поднимал на этих яхтах паруса и натягивал такелаж? Что вообще бывает с парусными лодками и с теми, кто когда-то ходил на них в море?
Я прибавил газ и поднял «Китобоя» на глиссер. Вскоре число оборотов поднялось до четырех тысяч, что соответствовало примерно тридцати двум милям в час. Клей, овеваемый встречным потоком воздуха, дремал на носу. Что касалось нас с Леттой, то мы предпочитали оставаться за ветровым стеклом, где было спокойно, как в «глазе урагана», и где можно было спрятаться не только от шума и ветра, но и от некоторых других вещей, которые рвут сердце на части.
Когда я наконец повернулся к Летте, по моей щеке скатилась одинокая слезинка.
– А вы как думаете? – наконец-то ответил я на ее вопрос.
Глава 14
Дайтона осталась далеко за кормой. Мы вошли в S-образный участок напротив Нью-Смирна-бич, свернули на запад, огибая Чикен-айленд, а потом снова легли на прежний курс, двигаясь через северный участок Тернер-Флэтс и залив Москито. Именно в этих мелких водах в изобилии произрастают мангровые леса. Мангры встречаются и севернее, возле Палм-кост и Сент-Огастин, но здесь, где вода намного теплее, они действительно процветают и покрывают собой не только побережья, но и острова. Кстати, именно благодаря разрастанию мангров многочисленные коралловые рифы близ юго-западной оконечности Флориды получили название Десять Тысяч островов.
Рыбалка в заливе Москито была отменной, но каждому, кто отваживался зайти в эти воды, необходимо было хорошо знать коварный местный фарватер. В считаных дюймах под поверхностью здесь в изобилии плавал разнообразный мусор, способный пробить даже очень крепкий корпус, поэтому на дне по сторонам главного фарватера лежали десятки судов, которые пренебрегли безопасностью. Я отлично об этом знал, и рисковать без нужды мне не хотелось. Между тем до наступления темноты оставалось не так уж много, к тому же с северо-востока дул довольно сильный ветер, раскачивавший мангровые леса на западном берегу, и я понял, что должен принять какое-то решение. Добраться сегодня до Уэст-Палм мы все равно не успевали, даже если бы я рискнул увеличить скорость, к тому же залив был достаточно широк, а это значило, что нам придется бороться с волнами высотой от двух до четырех футов. Для «Китобоя» это не было непреодолимой задачей, но особого комфорта такая поездка не обещала. Мне-то было все равно, Летта, я думаю, тоже не стала бы жаловаться, а вот Клею постоянные толчки и удары волн могли и навредить.
Но даже если бы мы все-таки пересекли залив, относительно спокойный Хауловер-канал вывел бы нас в открытую всем ветрам акваторию Индейской реки, которая как раз в этом месте омывала восточный периметр закрытой зоны мыса Канаверал. Здесь нам в течение часа – а может и трех, в зависимости от везения или, скорее, невезения – пришлось бы бороться с еще более сильным волнением. И все же я все больше склонялся к этому варианту. Мешкать и искать обходной путь, который доставит нам как можно меньше неудобств, было нельзя. Времени оставалось все меньше, и каждая лишняя минута, потраченная нами на поиски более удобного маршрута, могла стоить жизни и Энжел, и другим девушкам.
Но вскоре мне стало ясно, что даже несмотря на «бобовый мешок», смягчавший удары волн о днище «Китобоя», Клей вряд ли выдержит переход через залив. Ему нужна была передышка, и я, заглянув предварительно в карту, причалил к берегу возле Сэнд-Хилл. Здесь мы с Леттой зашли в магазин, пополнили запас продуктов и снова отчалили. Минут через тридцать мы уже входили в зону тихого хода Хауловер-канала.
Хауловер-канал представляет собой прямой как стрела рукотворный водный путь длиной в три четверти мили, который отделяет мыс Канаверал от континента. Вдоль обоих берегов высажены гигантские можжевельники, образующие защитную лесополосу, благодаря которой вода в канале даже при сильном ветре оставалась спокойной и гладкой, как стекло, и мы смогли перевести дух. Постоянные удары волн в днище нас изрядно вымотали.
Миновав канал, я пристал к небольшому островку, расположенному почти точно напротив его северо-западного устья. Пока Солдат изучал окрестности, метил территорию и гонялся за кроликами, мы помогли Клею выбраться из лодки. Потом я собрал пла́вник и развел костер.
– Вам полчаса хватит? – спросил я у своего спутника.
Он сразу понял, о чем я говорю, и, кивнув, показал мне поднятые большие пальцы.
Я натянул между двумя деревьями брезент для защиты от солнца и повесил гамак. Клей попробовал на прочность веревки, сел и широко улыбнулся; при этом его губы образовали точно такую же дугу, что и гамак. Летта наскоро приготовила ему бутерброд с ветчиной и подала пачку ароматизированных галет. Клей вскрыл упаковку и начал есть, по одной отправляя галеты в рот.
Я рассказываю обо всем этом так подробно, потому что мне очень нравилось за ним наблюдать. Клей выглядел очень собранным и не делал ни одного лишнего движения. Казалось, что он от души наслаждается текущим моментом, не стараясь заглянуть в будущее и не терзаясь воспоминаниями о прошлом. Каждую галету он съедал так, словно она была последней в его жизни. Кашель его тоже не беспокоил – пока, во всяком случае.
Остановка была совершенно ни к чему, однако нам всем была необходима, так сказать, санитарно-гигиеническая пауза: как я уже говорил, на катере размером с «Китобой» нет почти никаких удобств для женщин. Конечно, в случае крайней необходимости можно было воспользоваться крошечным гальюном, но это было не слишком удобно. Кроме того, были и другие дела, которые лучше делать на твердой земле, поэтому, пока Клей покачивался в гамаке и хрустел галетами, а Летта скармливала Солдату кусочки ветчины, я разжег горелку и поставил на нее котелок с водой для кофе.
Пока мои руки совершали привычные движения, мозг продолжал работать.
Вода мерно плескалась о берег, дул ласковый теплый бриз, негромко напевал что-то Клей. Все вместе это напоминало затишье перед бурей, и я невольно спросил себя, сумеет ли Летта выдержать эту бурю.
Пока закипала вода в котелке, я вдруг заметил, что Клей внимательно наблюдает за мной. Он, как кошка за мышью, следил за каждым моим движением. Притворившись, будто ничего не вижу, я налил кипяток в стальную термокружку, всыпал туда же растворимого кофе и понес кружку ему. Клей попытался встать, но я махнул ему рукой, чтобы он не беспокоился.
– Мистер Мерфи…
Я улыбнулся.
– Что?
– Мои старые кости очень вам признательны.
Если путешествовать по Флориде с севера на юг, речная вода постепенно освобождается от танинов. Из темно-коричневой она становится прозрачной, как джин. Канал Хауловер находится примерно на середине полуострова, но я уже заметил, что здешняя вода была заметно светлее, чем в окрестностях Джексонвилла.
– Летта?..
Летта повернулась ко мне.
– Хотите, я научу вас плавать?
Она встала с песка и с сомнением посмотрела на воду. И покачала головой.
– Вообще-то, это может вам очень пригодиться…
Она кивнула в знак согласия, но никакого энтузиазма по-прежнему не выказывала.
Сунув руки в карманы, я сбросил с ног шлепанцы и зашел в воду по бедра. Вода была теплой, и я подумал, что она как нельзя лучше подходит для моих целей.
– Идите сюда, Летта.
Она снова кивнула, но не двинулась с места.
Я провел по воде ладонью, словно погладил большое, смирное животное.
– Может быть, у вас в жизни был какой-то неприятный опыт, связанный с водой?
– Нет, если не считать того, что случилось пару дней назад.
– Следовательно, все дело в давно укоренившихся привычках?