Хозяин теней
Часть 23 из 47 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
После молчаливых дней, проведенных бок о бок в одном доме, ее отсутствие кажется плохим знаком, и тревоги смешиваются в его мыслях со страхами, которые он сам себе выдумал: она сбежала, не сумев найти в себе сил объясниться, ее забрал таинственный незнакомец, с тех пор несущий за нее ответственность, незримые силы явились сюда, на берег океана, чтобы отнять у человека без прошлого еще и его будущее…
Серлас встряхивает головой, прогоняя наваждение, и проходит по комнатам еще раз. Заглядывает на задний двор, в кухню, осматривает маленький низкий хлев. Ругая себя за странные мысли, заходит к себе и, никого не найдя, останавливается у последней двери.
Дверь ее спальни закрыта, изнутри не доносится ни звука. Серлас мнется у порога, хватается за ручку, которую чинил только этим утром. Правила приличия не позволяют ему заглядывать внутрь без разрешения хозяйки. Если ее нет в доме, его желания становятся и вовсе кощунственными.
Но Серлас вдруг слышит слабый вздох, всхлип и, забыв об этикете, спешит войти.
– Несса…
Она сидит на полу у изголовья своей кровати и обнимает себя за плечи. В открытое окно задувает с берега сырой ветер, он теребит полупрозрачные занавески, покрывало на постели и подол платья жены, легкого, не спасающего от сквозняка.
– Несса, что случилось? – Серлас падает перед ней на колени, стягивает с кровати шерстяное покрывало и накидывает ткань ей на плечи. Она дрожит, прячет глаза, но за выбившимися из косы прядями волос Серлас видит влажные дорожки от слез на ее щеках.
– Не плачь, – шепчет он и неуклюже обнимает ее одной рукой. – Вс-се будет хорошо, не плачь.
Он не знает, что делать, и не знает, отчего теперь льет слезы эта женщина, но ловит себя на мысли, что ему не плевать. Неважно, кто отец ее ребенка, неважно, что с ним стало. Если он жив, то пусть придет и вернет Нессе спокойствие, пусть заберет ее тревоги и печали. Пусть сделает хоть что-то, что поможет ей, потому что видеть, как она страдает, Серлас не хочет.
– Несса, пожалуйста, не плачь… Пожалуйста.
Она не отвечает, лишь позволяет крепче себя обнять, притянуть ближе. Серлас чувствует, как она неожиданно обнимает его в ответ и стискивает пальцами рукава рубахи, ворот которой уже залила слезами. И, раз простые просьбы не помогают…
– Ра-н[13], я обещаю тебе, все будет хорошо. Ты слышишь? – Серлас гладит Нессу по влажным волосам, качает, пока она успокаивается, и больше не думает скрывать свои чувства. Если она прогонит его, разгневавшись за некстати вспыхнувшую любовь, он уйдет – лишь бы теперь она прекратила плакать и осталась счастливой.
Несса перестает всхлипывать и затихает в его руках.
– Кэд а… – хрипло отзывается она спустя время. – Как ты назвал меня?
Серлас молчит, внезапно обнаружив, что голоса у него нет совсем. Былая спесь слетает с него шелухой, он больше не кажется себе таким храбрым, каким был минуту назад. Несса, не получив ответа, вздыхает и, чуть помедлив, отодвигается, чтобы заглянуть ему в глаза.
– Ты меня любишь? – несмело спрашивает она.
Серлас не знает, куда деваться от ее проницательного взгляда. Он опускает голову, но Несса берет его за подбородок, проводит пальцами по щетине и заставляет повернуться к себе.
– Серлас… – В ее голосе столько мольбы, словно она вот-вот снова заплачет. Сердце Серласа сжимается, и он обреченно кивает.
– Да.
Рука Нессы, которой она касается его щеки, дрожит; жена сжимает пальцы, царапая его ободком серебряного кольца, кусает губы и – о, Господь, за что снова? – роняет на его рубаху очередную слезу.
– Ах, мой милый, тебе нельзя любить меня! – запальчиво шепчет Несса, неожиданно притягивая его к себе и обнимая с еще большей силой. – Нельзя, ведь я…
– Мне нет смысла больше это скрывать, миледи, – сердито возражает Серлас. Теперь, когда он открылся ей, страх улетучивается, как туман поутру. – И мне все равно, кому отдано ваше сердце. Пусть отец вашего ребенка придет и станет вам мужем, мне все равно.
Несса ахает и замирает. Стискивает руками его плечи, отстраняется, чтобы вновь посмотреть на него. Серлас видит, как бесконечно печален ее взгляд, и думает, что для них это, должно быть, конец.
– Серлас, – вздыхает Несса. – Я проклята.
Она набирает в грудь побольше воздуха, чтобы сказать еще что-то, чтобы окончательно запутать, запугать Серласа.
– Отец моего ребенка – колдун, – говорит Несса тихим, едва различимым в доносящемся с улицы шелесте листвы голосом.
И тут пасмурное небо разрезает белая молния.
* * *
Серлас ходит по комнате. Два шага вперед, поворот. Два шага назад. Тяжелые ботинки оставляют сердитое эхо, рассерженно же шипят в камине поленья, злится за окном гроза.
Он вернулся минуту назад, с его волос капает дождевая вода, на полу остаются мокрые следы. Несса сказала ему лишь слово – одно слово, которое испугало его и заставило бежать из дома в назревающую бурю. Каким трусом, должно быть, теперь она его считает…
– Ты вернулся, – доносится из дверей спальни, и Серлас, дергаясь, оборачивается. Несса стоит перед ним со свечой в руке и смотрит так спокойно, будто в ее мире нет и никогда не было слез и паники. Не было колдунов и страшных слов «я проклята».
– Я не хотел… – Серлас запинается, но находит в себе силы продолжить, поборов злость. – Не хотел сбегать. Прости меня.
Жена качает головой и чуть улыбается. Сейчас во всем стане ее – мудрость всего мира, будто сама Дану наградила ее всезнанием. Она подходит ближе, оставляя на столе свечу, и Серлас замечает в ее руках крапового цвета мундир английского полка. С порванным обшлагом и дыркой на плече.
Это его мундир.
– Когда ты оказался у меня, при тебе было только это, – тихо говорит Несса. Ее пальцы почти с лаской проходятся по рваным петлицам, словно она не испытывает ненависти к алому сукну, которое носят все англичане. – Может, этот мундир – твоя единственная связь с прошлым. Хотелось бы мне это знать наверняка…
Она вздыхает и, помедлив, протягивает ему старую вещь. Серлас хмурится, сердце в его груди тревожно бьется о ребра, и те стонут, напоминая о ранах.
– Нет… – против воли выдыхает он. Несса дарит ему очередную улыбку.
– Я не знаю, что скрывает твоя память, – продолжает она, не обращая внимания на протест. – Но, пожалуйста, возьми его. И попробуй узнать о себе чуть больше.
– Ты… – слова застревают у него в горле. – Ты прогоняешь меня? Теперь?
Несса смотрит на него самыми печальными на свете глазами и кивает.
– Я не хочу привязывать тебя к себе. Моя участь предрешена, а твоя жизнь может начаться заново!
Серлас стискивает ткань мундира и, вырвав его из ее рук, швыряет на пол. Пусть эта вещь – его прошлое. Пусть он не помнит его. Если это значит уйти и оставить Нессу наедине с ее непонятным будущим, он откажется.
– Нет, – коротко отвечает Серлас. – Ты прогонишь меня – и кто позаботится о тебе? Колдун ушел и больше не вернется, так от кого ты меня спасаешь?
Несса снова беззвучно плачет, прижимая пальцы к губам.
– Нет, – повторяет он. – Я не уйду. Я не оставлю тебя одну.
Он шагает к ней, берет за руки. Его ладони влажные от дождя, ее же – от слез.
– Ах, Серлас! – восклицает Несса. – Ты не знаешь, на что обрекаешь себя!
Она громко рыдает, вторя раскатам грома, и наконец целует его.
9. Deus ex machina[14]
Чертовы люди, чертов дом, чертова сумочка чертовой девицы. Теодор нарезает круги в поисках пропавшей вещицы, которая нужна ему, как Морриган – лицемерная вежливость. Ну не могла же она сквозь землю провалиться!
На самом деле, поиски сумочки – всего лишь предлог. Теодор без зазрения совести заглядывает под все кресла, диванчики и столики, не обращая внимания на сердитые восклицания чопорных дам, лишь бы в кратчайшие сроки узнать, где Стрэйдланд прячет свои настоящие картины. Стыдно признать, но девица обскакала его в забеге на сообразительность: Теодор поторопился и не смог распознать в вывешенных экспонатах искусно замаскированные подделки, а мисс Карлайл это удалось почти не глядя.
Стоит заметить (и никогда, ни при каких обстоятельствах не говорить этого Бену), что девушка умна и может составить Теодору конкуренцию в соревновании по сарказму, но Атлас, пожалуй, откажется от такого удовольствия.
– Подумать только! – восклицают позади него. – И вновь мы встречаемся на приеме Стрэйдланда: я в неудобном платье, а ты – в неприличной позе!
Теодор оборачивается, заранее зная, что увидит перед собой Элоизу, мадам знатного происхождения, которая вот уже лет двадцать счастливо, по заверениям лондонской общественности, живет в браке с бизнесменом по фамилии Давернпорт. Мистер Давернпорт владеет несколькими шинными заводами и в народе известен как Резиновый Магнат. Потому, говорят, миссис Элоиза все еще отзывается на свою девичью фамилию Вебер.
– Элиз? Не ожидал тебя здесь увидеть… – Теодор потирает шею и отчего-то оборачивается в поисках своей спутницы.
Миссис Давернпорт ехидно улыбается и подходит ближе, чем ему хотелось бы. Она выглядит все такой же стройной, но Теодор привычным взглядом отмечает угловатость ее фигуры, с годами ставшей не изюминкой, а проблемой, и ниточки морщин на руках. Даже длинные ажурные перчатки не могут скрыть очевидного: прежняя мисс Вебер тает и превращается в миссис Давернпорт. И лучше бы Теодор этого не видел.
– Как странно, – улыбается Элоиза и позволяет себе коснуться его скулы очень личным жестом. – Последний раз я видела тебя много лет назад, но ты ничуть не изменился, а я… – Она вздыхает в притворном сожалении. – Я, как видишь, с годами не становлюсь моложе.
– Не принижай себя, Элиз, – усмехается Теодор. – Ты все так же очаровательна и, не побоюсь этого клише, свежа, как и прежде.
Он нещадно ей льстит, и Элоиза это видит. В ее глазах отражается уверенность женщины, в жизни которой никогда не было ни лишений, ни особых забот. Но Теодор видит годы, и годы, что были и уже ушли, и теперь перед ним человек, которого он знал когда-то, образ из прошлого – стареющий слепок милой, но немного надменной девушки, которую звали Элиз Вебер.
– Правду говорят, – заключает Элоиза после минутного молчания, во время которого изучала лицо Атласа. – Мужчины похожи на вина – с годами становятся только лучше. А женщины, увы, лишь гроздья винограда, из которых вино и делают. Не успеешь оглянуться, как они становятся высушенным изюмом.
– Ты всегда была падка на драматические сцены, Элиз, – кивает ей Теодор и склоняет голову к плечу. – Не стоит торопить время: сейчас ты не выглядишь сухофруктом. Сколько тебе лет?
– А тебе? – смеется она неожиданно хрипло. – Боже мой, я смотрю на тебя, а вижу все того же мальчишку, с которым мы забирались в сад к миссис Ричардсон-Хертли и в три часа ночи воровали у нее вишню! Как ты умудрился остаться таким юным, Тео?
Чтобы скрыть внезапно нагрянувшую неуверенность – проклятье, с ней он и в самом деле чувствует себя на несколько десятков лет моложе, этой поразительной способности у нее не отняло и время! – Теодор присаживается на софу. Приглашать Элоизу он не спешит: она сама садится рядом и доверительно вкладывает свою руку в его ладони, будто не стоит между ними десятилетий и виделись они только вчера.
– Ты проецируешь на меня свои возрастные комплексы? Святая Морриган, Элиз, ты всегда была выше этого!
– И все такой же сквернослов… – задумчиво тянет она. – Нисколько не изменился.
Нужно срочно сменить тему, но Теодор растерян и сбит с толку. Совсем не Элоизу Вебер он ожидал увидеть сегодняшним вечером. Тем не менее, она сидит перед ним, постаревшая на два десятка лет, и кажется ему совсем чужой.
Теодор больше не испытывает к ней влечения. Теперь она – еще один призрак, еще одно сожаление в бесконечной цепочке себе подобных.
Элоиза, не замечая его помутневшего взгляда, качает головой. На висках ее белеет седина, отчего-то не замаскированная ни накладными прядями, ни краской для волос. Миссис Давернпорт с гордостью, должно быть, носит свой возраст, вот только сейчас, встретившись со своим прошлым в лице Теодора, смеется над ним.
Атлас думает, что понять женщин ему не поможет ни двухсотлетний опыт, ни ведьмовское проклятие, ни даже магия. Элоиза улыбается, прикасаясь пальцами, затянутыми в перчатку, к его плечу.
Серлас встряхивает головой, прогоняя наваждение, и проходит по комнатам еще раз. Заглядывает на задний двор, в кухню, осматривает маленький низкий хлев. Ругая себя за странные мысли, заходит к себе и, никого не найдя, останавливается у последней двери.
Дверь ее спальни закрыта, изнутри не доносится ни звука. Серлас мнется у порога, хватается за ручку, которую чинил только этим утром. Правила приличия не позволяют ему заглядывать внутрь без разрешения хозяйки. Если ее нет в доме, его желания становятся и вовсе кощунственными.
Но Серлас вдруг слышит слабый вздох, всхлип и, забыв об этикете, спешит войти.
– Несса…
Она сидит на полу у изголовья своей кровати и обнимает себя за плечи. В открытое окно задувает с берега сырой ветер, он теребит полупрозрачные занавески, покрывало на постели и подол платья жены, легкого, не спасающего от сквозняка.
– Несса, что случилось? – Серлас падает перед ней на колени, стягивает с кровати шерстяное покрывало и накидывает ткань ей на плечи. Она дрожит, прячет глаза, но за выбившимися из косы прядями волос Серлас видит влажные дорожки от слез на ее щеках.
– Не плачь, – шепчет он и неуклюже обнимает ее одной рукой. – Вс-се будет хорошо, не плачь.
Он не знает, что делать, и не знает, отчего теперь льет слезы эта женщина, но ловит себя на мысли, что ему не плевать. Неважно, кто отец ее ребенка, неважно, что с ним стало. Если он жив, то пусть придет и вернет Нессе спокойствие, пусть заберет ее тревоги и печали. Пусть сделает хоть что-то, что поможет ей, потому что видеть, как она страдает, Серлас не хочет.
– Несса, пожалуйста, не плачь… Пожалуйста.
Она не отвечает, лишь позволяет крепче себя обнять, притянуть ближе. Серлас чувствует, как она неожиданно обнимает его в ответ и стискивает пальцами рукава рубахи, ворот которой уже залила слезами. И, раз простые просьбы не помогают…
– Ра-н[13], я обещаю тебе, все будет хорошо. Ты слышишь? – Серлас гладит Нессу по влажным волосам, качает, пока она успокаивается, и больше не думает скрывать свои чувства. Если она прогонит его, разгневавшись за некстати вспыхнувшую любовь, он уйдет – лишь бы теперь она прекратила плакать и осталась счастливой.
Несса перестает всхлипывать и затихает в его руках.
– Кэд а… – хрипло отзывается она спустя время. – Как ты назвал меня?
Серлас молчит, внезапно обнаружив, что голоса у него нет совсем. Былая спесь слетает с него шелухой, он больше не кажется себе таким храбрым, каким был минуту назад. Несса, не получив ответа, вздыхает и, чуть помедлив, отодвигается, чтобы заглянуть ему в глаза.
– Ты меня любишь? – несмело спрашивает она.
Серлас не знает, куда деваться от ее проницательного взгляда. Он опускает голову, но Несса берет его за подбородок, проводит пальцами по щетине и заставляет повернуться к себе.
– Серлас… – В ее голосе столько мольбы, словно она вот-вот снова заплачет. Сердце Серласа сжимается, и он обреченно кивает.
– Да.
Рука Нессы, которой она касается его щеки, дрожит; жена сжимает пальцы, царапая его ободком серебряного кольца, кусает губы и – о, Господь, за что снова? – роняет на его рубаху очередную слезу.
– Ах, мой милый, тебе нельзя любить меня! – запальчиво шепчет Несса, неожиданно притягивая его к себе и обнимая с еще большей силой. – Нельзя, ведь я…
– Мне нет смысла больше это скрывать, миледи, – сердито возражает Серлас. Теперь, когда он открылся ей, страх улетучивается, как туман поутру. – И мне все равно, кому отдано ваше сердце. Пусть отец вашего ребенка придет и станет вам мужем, мне все равно.
Несса ахает и замирает. Стискивает руками его плечи, отстраняется, чтобы вновь посмотреть на него. Серлас видит, как бесконечно печален ее взгляд, и думает, что для них это, должно быть, конец.
– Серлас, – вздыхает Несса. – Я проклята.
Она набирает в грудь побольше воздуха, чтобы сказать еще что-то, чтобы окончательно запутать, запугать Серласа.
– Отец моего ребенка – колдун, – говорит Несса тихим, едва различимым в доносящемся с улицы шелесте листвы голосом.
И тут пасмурное небо разрезает белая молния.
* * *
Серлас ходит по комнате. Два шага вперед, поворот. Два шага назад. Тяжелые ботинки оставляют сердитое эхо, рассерженно же шипят в камине поленья, злится за окном гроза.
Он вернулся минуту назад, с его волос капает дождевая вода, на полу остаются мокрые следы. Несса сказала ему лишь слово – одно слово, которое испугало его и заставило бежать из дома в назревающую бурю. Каким трусом, должно быть, теперь она его считает…
– Ты вернулся, – доносится из дверей спальни, и Серлас, дергаясь, оборачивается. Несса стоит перед ним со свечой в руке и смотрит так спокойно, будто в ее мире нет и никогда не было слез и паники. Не было колдунов и страшных слов «я проклята».
– Я не хотел… – Серлас запинается, но находит в себе силы продолжить, поборов злость. – Не хотел сбегать. Прости меня.
Жена качает головой и чуть улыбается. Сейчас во всем стане ее – мудрость всего мира, будто сама Дану наградила ее всезнанием. Она подходит ближе, оставляя на столе свечу, и Серлас замечает в ее руках крапового цвета мундир английского полка. С порванным обшлагом и дыркой на плече.
Это его мундир.
– Когда ты оказался у меня, при тебе было только это, – тихо говорит Несса. Ее пальцы почти с лаской проходятся по рваным петлицам, словно она не испытывает ненависти к алому сукну, которое носят все англичане. – Может, этот мундир – твоя единственная связь с прошлым. Хотелось бы мне это знать наверняка…
Она вздыхает и, помедлив, протягивает ему старую вещь. Серлас хмурится, сердце в его груди тревожно бьется о ребра, и те стонут, напоминая о ранах.
– Нет… – против воли выдыхает он. Несса дарит ему очередную улыбку.
– Я не знаю, что скрывает твоя память, – продолжает она, не обращая внимания на протест. – Но, пожалуйста, возьми его. И попробуй узнать о себе чуть больше.
– Ты… – слова застревают у него в горле. – Ты прогоняешь меня? Теперь?
Несса смотрит на него самыми печальными на свете глазами и кивает.
– Я не хочу привязывать тебя к себе. Моя участь предрешена, а твоя жизнь может начаться заново!
Серлас стискивает ткань мундира и, вырвав его из ее рук, швыряет на пол. Пусть эта вещь – его прошлое. Пусть он не помнит его. Если это значит уйти и оставить Нессу наедине с ее непонятным будущим, он откажется.
– Нет, – коротко отвечает Серлас. – Ты прогонишь меня – и кто позаботится о тебе? Колдун ушел и больше не вернется, так от кого ты меня спасаешь?
Несса снова беззвучно плачет, прижимая пальцы к губам.
– Нет, – повторяет он. – Я не уйду. Я не оставлю тебя одну.
Он шагает к ней, берет за руки. Его ладони влажные от дождя, ее же – от слез.
– Ах, Серлас! – восклицает Несса. – Ты не знаешь, на что обрекаешь себя!
Она громко рыдает, вторя раскатам грома, и наконец целует его.
9. Deus ex machina[14]
Чертовы люди, чертов дом, чертова сумочка чертовой девицы. Теодор нарезает круги в поисках пропавшей вещицы, которая нужна ему, как Морриган – лицемерная вежливость. Ну не могла же она сквозь землю провалиться!
На самом деле, поиски сумочки – всего лишь предлог. Теодор без зазрения совести заглядывает под все кресла, диванчики и столики, не обращая внимания на сердитые восклицания чопорных дам, лишь бы в кратчайшие сроки узнать, где Стрэйдланд прячет свои настоящие картины. Стыдно признать, но девица обскакала его в забеге на сообразительность: Теодор поторопился и не смог распознать в вывешенных экспонатах искусно замаскированные подделки, а мисс Карлайл это удалось почти не глядя.
Стоит заметить (и никогда, ни при каких обстоятельствах не говорить этого Бену), что девушка умна и может составить Теодору конкуренцию в соревновании по сарказму, но Атлас, пожалуй, откажется от такого удовольствия.
– Подумать только! – восклицают позади него. – И вновь мы встречаемся на приеме Стрэйдланда: я в неудобном платье, а ты – в неприличной позе!
Теодор оборачивается, заранее зная, что увидит перед собой Элоизу, мадам знатного происхождения, которая вот уже лет двадцать счастливо, по заверениям лондонской общественности, живет в браке с бизнесменом по фамилии Давернпорт. Мистер Давернпорт владеет несколькими шинными заводами и в народе известен как Резиновый Магнат. Потому, говорят, миссис Элоиза все еще отзывается на свою девичью фамилию Вебер.
– Элиз? Не ожидал тебя здесь увидеть… – Теодор потирает шею и отчего-то оборачивается в поисках своей спутницы.
Миссис Давернпорт ехидно улыбается и подходит ближе, чем ему хотелось бы. Она выглядит все такой же стройной, но Теодор привычным взглядом отмечает угловатость ее фигуры, с годами ставшей не изюминкой, а проблемой, и ниточки морщин на руках. Даже длинные ажурные перчатки не могут скрыть очевидного: прежняя мисс Вебер тает и превращается в миссис Давернпорт. И лучше бы Теодор этого не видел.
– Как странно, – улыбается Элоиза и позволяет себе коснуться его скулы очень личным жестом. – Последний раз я видела тебя много лет назад, но ты ничуть не изменился, а я… – Она вздыхает в притворном сожалении. – Я, как видишь, с годами не становлюсь моложе.
– Не принижай себя, Элиз, – усмехается Теодор. – Ты все так же очаровательна и, не побоюсь этого клише, свежа, как и прежде.
Он нещадно ей льстит, и Элоиза это видит. В ее глазах отражается уверенность женщины, в жизни которой никогда не было ни лишений, ни особых забот. Но Теодор видит годы, и годы, что были и уже ушли, и теперь перед ним человек, которого он знал когда-то, образ из прошлого – стареющий слепок милой, но немного надменной девушки, которую звали Элиз Вебер.
– Правду говорят, – заключает Элоиза после минутного молчания, во время которого изучала лицо Атласа. – Мужчины похожи на вина – с годами становятся только лучше. А женщины, увы, лишь гроздья винограда, из которых вино и делают. Не успеешь оглянуться, как они становятся высушенным изюмом.
– Ты всегда была падка на драматические сцены, Элиз, – кивает ей Теодор и склоняет голову к плечу. – Не стоит торопить время: сейчас ты не выглядишь сухофруктом. Сколько тебе лет?
– А тебе? – смеется она неожиданно хрипло. – Боже мой, я смотрю на тебя, а вижу все того же мальчишку, с которым мы забирались в сад к миссис Ричардсон-Хертли и в три часа ночи воровали у нее вишню! Как ты умудрился остаться таким юным, Тео?
Чтобы скрыть внезапно нагрянувшую неуверенность – проклятье, с ней он и в самом деле чувствует себя на несколько десятков лет моложе, этой поразительной способности у нее не отняло и время! – Теодор присаживается на софу. Приглашать Элоизу он не спешит: она сама садится рядом и доверительно вкладывает свою руку в его ладони, будто не стоит между ними десятилетий и виделись они только вчера.
– Ты проецируешь на меня свои возрастные комплексы? Святая Морриган, Элиз, ты всегда была выше этого!
– И все такой же сквернослов… – задумчиво тянет она. – Нисколько не изменился.
Нужно срочно сменить тему, но Теодор растерян и сбит с толку. Совсем не Элоизу Вебер он ожидал увидеть сегодняшним вечером. Тем не менее, она сидит перед ним, постаревшая на два десятка лет, и кажется ему совсем чужой.
Теодор больше не испытывает к ней влечения. Теперь она – еще один призрак, еще одно сожаление в бесконечной цепочке себе подобных.
Элоиза, не замечая его помутневшего взгляда, качает головой. На висках ее белеет седина, отчего-то не замаскированная ни накладными прядями, ни краской для волос. Миссис Давернпорт с гордостью, должно быть, носит свой возраст, вот только сейчас, встретившись со своим прошлым в лице Теодора, смеется над ним.
Атлас думает, что понять женщин ему не поможет ни двухсотлетний опыт, ни ведьмовское проклятие, ни даже магия. Элоиза улыбается, прикасаясь пальцами, затянутыми в перчатку, к его плечу.